Зайка, оказавшаяся Любашей, бросилась к мужчине на шею и с новой силой зарыдала. Описать выражение лица покойного Павла в этот момент весьма сложно. Он стоял в прихожей за спиной супруги и открывал для себя нечто новое в своей прошлой семейной жизни, постигая коварство женщин, мужчин, жён и коллег – вместе взятых.
– Негодяй, – прошипел Паша. – Зая!
– Пойдем! – коротко сказала Зая и увлекла бывшего спецназовца на кухню.
Бросив панамку на стол, Витёк сел на стул, только что занимаемый Пашей, и по своему обыкновению далеко протянул длинные ноги. Впрочем, он сразу же поднялся, смело пересек кухню, безошибочно открыл холодильник, извлек из него начатую бутылку "боржом" и, не отрываясь, допил её. Захлопнул холодильник, точно так же безошибочно отодвинул панель под раковиной и швырнул пустую бутылку в мусорное ведро. После чего вернулся за стол.
– Как это случилось, знаешь? – спросил он вдову, вытирая губы тыльной стороной ладони.
Любаша пожала острыми плечами: – Догадываюсь, что это его темные дружки, с которыми он иногда общался. Он мне объяснял, что без этих связей никуда… Вот тебе и никуда.
– Менты у тебя уже были?
– Нет… В больнице, правда, следователь показывал несколько фотографий… Сегодня… На одной был ты. Но я почему-то ответила, что никого не знаю.
– Правильно ответила… Хотя… Могла и сказать… что это один из коллег, что продукты в ресторан доставал, что видела пару раз… Если спросят, так и скажи.
– Витя, я уже им сказала, что не знаю тебя.
– Ну… Ну, мало ли… Волновалась, горе такое, не узнала… Да не суть, ты сама то как? Денег я тебе дам. Всё сделаем честь по чести. Да… Про то, что я к тебе заходил – никому не говори. И ментам тоже. Пока не говори… А потом мы с тобой… От Паши-то уже прятаться не надо! – Спецназовец улыбнулся.
Улыбнулась вдруг и Зайка.
Если бы эти двое мирно беседующих людей сумели хоть на секунду заглянуть в параллельный мир, они бы ужаснулись тому разгрому, который учинил в кухне разъяренный Паша.
Паша рвал и метал. Он носил по кухне своё тяжелое когда-то тело, разрушая хрупкую кухонную мебель, швыряя на пол миксеры и комбайны, срывая со стен полки, сушилки с посудой, которая с грохотом разлеталась по финскому линолеуму сотнями осколков. Всё это происходило по ту сторону жизни, а по эту сторону – там, где улыбались друг другу Витёк и Любаша, ровным счетом ничего не менялось. Вся мебель и вся посуда пребывали в сохранности на прежних местах, и ни один звук из тысячи громоподобных Пашиных проклятий не достигал ушей улыбающихся в эту минуту людей.
Генерал-майор Николай Михайлович возился в своём гараже уже в глубоких потемках. На багажнике "жигулей" седьмой модели стояла керосиновая лампа с едва мерцающим огоньком, но и при этом скромном освещении можно было разглядеть, как Николай Михайлович запихивал в обыкновенный бумажный мешок всевозможную макулатуру. Вот в недрах бежевого мешка постранично исчезла подшивка журнала "Наука и жизнь" за 72-й год, вот туда же ушла кипа журналов "Коммунист" и после того, как была добросовестно утрамбована ногой в сафьяновом ботинке, приняла сверху еще несколько номеров "Политработника". Обложки журналов и первые страницы газет Николай Михайлович старательно обрывал и складывал в отдельную кучку. Эта кучка готовилась к преданию огню, так как содержала многократно упомянутый домашний адрес генерала, вписанный когда-то работниками почтовой службы. Наконец, генерал из отдельного целлофанового пакетика высыпал в мешок несколько пачек американских денег, действительно, напоминающих издали деньги, а при ближайшем рассмотрении являющихся не более, чем театральным реквизитом. Завязав мешок, Николай Михайлович аккуратно переставил лампу с багажника на дощатый пол гаража, открыл багажник, закинул туда мешок, захлопнул багажник, тщательно затушил лампу и закрыл гараж на два висящих замка и один внутренний. Потом генерал спалил за гаражом, возле крошечного пруда, бумажные следы своего преступления. Закончив работу, он достал из кармана камуфляжной курточки носовой платок и жизнерадостно высморкался.
– Нет, Стасик, – говорил Василий, приблизив лицо к такому же пьяненькому лицу инженера, – я тебя как уважал, так и уважаю. Сильно. И Коляна уважаю. Сильно. И я знаю, что ты меня тоже уважаешь, только не всегда… а иногда, я замечал, ты меня не сильно уважаешь… – Вася погрозил Стасу пьяным пальцем.
Николай был безучастен к этой беседе, он равнодушно разглядывал посетителей ресторана и девчонок, лазающих по шесту под музыку, претендующую на музыку интимную. Между тем, к худому очкарику с серьгой подсаживались всё новые и новые пассажиры, и духам приходилась всё время сдвигаться. К тому же заветный стакан очкарика давно опустел.
Когда прямо на Стаса с Василием примостился тучный господин, они, наконец, заметили, что народу в ресторане прибавилось.
– Вы не видите, что тут занято?! – возмутился Стас.
– Они не видят, Стасик… – сообщил ему сантехник. – Они слепые. Они ослепли от сияния денег… А где наш конструктор сейфов?
– Тут я, – отозвался Николай. – Давайте-ка, хлопцы, перебазируемся.
Ангелы поднялись под потолок и нетвердым полетом достигли барной стойки. Там их ждал очередной стакан с коньяком, принадлежащий на этот раз старшему охраннику.
– А давайте-ка, хлопцы, за деньги тост толкнем! – весело предложил Николай.
– Никогда за деньги не пил, – возразил инженер, – разве можно за них?! От них все беды на земле.
– Да. И все радости, черт бы их побрал! – ругнулся Василий. – Давайте за них выпьем только как за… как за пособника в достигательстве наших мечт!
– И не больше! – предупредил Стас.
– Да не, мужики, я этот тост только потому назвал, что нам именно с деньгами-то и не везет! А это на сегодняшний момент главная наша задача – денежные средства! Не для себя же, для девчонок да для детишек! А они, блин, прямо из под носа уходят! И сколько раз подряд! Как наваждение какое!
Тон Николая всё больше менялся к раздражительному, и закончил конструктор сейфов почти криком:
– Выпьем, мужики, за то, чтоб не уходили они у нас из под носа, чтоб получилось бы у нас хоть раз! Хоть раз! Готовы? За удачу! Вместе!
– До дна! – гаркнул Василий.
Три прозрачных носа оживленно сунулись к коньяку. В тот же момент крепкие пальцы старшего охранника унесли стакан к его губам. Секюрити залпом выпил, крякнул и звонко вернул пустую посуду на стойку – обратно, к возмущенным носам.
Глава VII О размножении бумажных мешков
С утра в кабинете генерал-майора Николая Михайловича было многолюдно. Оборотнев ходил вдоль т-образного стола, потирая руки, и тихо говорил присутствующим:
– Мы собрали вас всех, чтобы выяснить только одну деталь… вернее, чтобы отыскать некую связь событий… вернее, чтобы найти недостающие звенья в цепи событий, которые представляются нам довольно странными.
Генерал сидел на своем законном месте в торце стола. А вдоль стола расположились следователь Коренев, толстый полковник, возглавлявший военно-полевой лагерь, старший лейтенант Костяхин, капитан Сидоров Иван Матвеевич, пилот вертолета и еще один щуплый гражданин в очках и с большим зубастым ртом – председатель совета акционеров ограбленного банка.
– Я хочу, – продолжал Оборотнев, – чтобы каждый вспомнил, где, когда и при каких обстоятельствах он впервые увидел бесхозный БТР, а также бумажный мешок с деньгами.
Собравшиеся притихли. Стало слышно осеннюю полусонную муху, застрявшую в межоконном пространстве. Сначала высказался вертолетчик:
– Вы знаете, я вообще ни при чем. Вот этот капитан подъехал на БТРе к вертолёту, когда я сел на трассу. Вышел он с мешком, погрозил мне пистолетом, залез, говорит "взлетай", я и поднялся. А потом уже в лагере приземлились. Всё!
– Хорошо… – Оборотнев поиграл желваками. – А чем капитан мотивировал свои требования?
– Так это ж учения, – отвечал пилот. – Я получил задание…
– От кого?
– Ну, вот старший лейтенант передал мне распоряжение вон того полковника. По рации. Мне моё начальство подтвердило: принять участие в военно-полевых учениях 2-й мотострелковой бригады… Надо задержать условного дезертира на условно угнанной бронемашине… Всё так и было.
Оборотнев обернулся и вопросительно поглядел на генерала.
– Да. С летчиками я договаривался. Не конкретно, но просто… об оказании содействия в случае необходимости.
В этот момент на столе генерала включился селектор, и молодой мужской голос продребезжал:
– Николай Михайлович, у вас Москва на первой линии, министерство, маршал Сомов.
– Лейтенант! – рявкнул генерал. – Я ж сказал! Ни с кем не соединять!
– Так… – Оборотнев прошелся от стола к несчастной мухе и обратно и вновь обратился к летчику: – И вы подчинились капитану без всяких сомнений?
– Ну… Я ж условий учений подробно не знал… Честно говоря, я сначала даже подумал, что это настоящий захват. Капитан прямо так и сказал… Сначала сказал, что в ЮАР летим…
Капитан Сидоров в этом месте рассказа летчика довольно сильно побледнел. Он не на кого не глядел, ну, разве что на муху, лазающую по стеклу.
– А потом мы пролетели немного, – продолжал летчик, – он и признался, что это учения, мол, поворачивай в лагерь.
– Все так и было, капитан? – Оборотнев устремил взгляд на Сидорова.
– Так точно. Всё так и было…
– А от кого вы получили вводную на эту акцию… ну, с этим дезертирством?
– Я?
– Вы, капитан.
– Мне товарищ полковник сказал… – Тут капитан стал просто белым, как бумага. Полковник, напротив, испуганно краснел и потел.
– А что вам сказал полковник? Передайте буквально.