- Родионов. Неужели ты настолько слаб духом, что тебя может смутить твой внешний вид? Ты же сам говорил, что это признак гордыни… А во-вторых, именно в таком наряде ты выделяться там не будешь. Будь как все.
- Ладно, - поколебавшись, сдался Пашка. - Ради тебя.
Он переоделся и подойдя к зеркалу, ухмыльнулся.
- Надо же, - пробормотал он, - что-то есть в самом деле. Пустяк ведь, а как разительно меняется человек. Не зря говорят - по одежке встречают…
- Вот видишь, - удовлетворенно сказала Ольга. - Ботинки у тебя пристойные. А вообще, тебе идет одеваться модно, Родионов. Еще бы очки темные… Жаль, нет у тебя доброго советчика…
Она подошла к нему и встала рядом у зеркала, наклонившись вперед и что-то стала прихорашивать на лице легкими движениями пушистой кисточки. Впервые Родионов увидел со стороны - себя вместе с Ольгой.
- Ольга, - дрогнувшим голосом сказал он, - а мы здорово…
- Все, Родионов! - перебила она. - Времени нет. Бежим!..
Родионов, давно не посещавший никаких концертов, слегка оробел, когда они вошли в ярко освещенное и заполненное публикой фойе театра.
Это был, впрочем, не театр, а просто арендованный театром Дом культуры завода электроламп. Кажется, того самого, откуда Родионов похитил стабилизаторы…
Впечатление однако с самого начала было изрядно подпорчено. Оказалось, что в самый день премьеры здесь засорился какой-то стояк и при входе им пришлось преодолевать темную вонючую лужу. Хорошо еще, что устроители догадались положить в лужу кирпичи и постелить на них доски. Вонь проникала и в празднично сияющее фойе, поэтому все спешили поскорее пройти в зал. Ольга посадила Родионова в первых рядах и убежала.
Родионов впился глазами в сцену.
Все ему не нравилось - и черный задник, обсыпанный мерцающими звездами, и столики с электрическими свечами, расставленные по бокам сцены двумя рядами. Все это тонуло в полумраке и только посередине в круге яркого света стоял одинокий стул с прислоненной к нему гитарой. На сцену стали подниматься молчаливые пары. Подчекнуто естественной походкой расходились, рассаживались за столиками, принимались как бы беседовать…
Свет в зале померк. Потемнело еще больше и на сцене, она налилась уже подвальной сырой темнотой, так что лица беседующих за столиками едва виднелись. Они были подсвечены снизу слабыми лампочками от свечей и оттого казались страшноватыми, распухшими.
Стул с прислоненной гитарой все еще пустовал, когда внезапно и громко задребезжали струны из динамиков, потом вступил голос и началась песня. На сцене показался исполнитель в жилетке, с черной бабочкой на шее. Слабо мерцала длинная серьга в ухе. Он сел на стул, установил гитару на колени и пригорюнился, заслушавшись.
И почти все первое отделение он так и просидел на своем стуле, поднимаясь с места после каждой песни и раскланиваясь на крики "браво".
"Педик", - решил Родионов. Этот был ему не страшен, не соперник.
В перерыве он никуда не уходил, сидел в мягком кресле, почти успокоившись. Он ожидал чего-то гораздо худшего, на деле же оказалось, что все не так страшно, мера пошлости не превышала допустимую. Голос у певца был хорош, слова ничтожны, но самое главное - никаких особенных режиссерских изысков.
А короткая пьеска, которая была показана во втором отделении, тоже ничем Родионова не обескуражила. На сцене, то сходясь в тесную кучу, то разбегаясь в разные стороны, плясало десятка два артистов в телесного цвета трико.
"Гомики", - примирительно думал Родионов.
А потом на сцену выпорхнули девушки в каких-то розовых полупрозрачных марлях.
Они плясали, плясали, сходились и расходились, а Родионов все никак не мог определить, где же среди них его Ольга, настолько все они одинаково выглядели - в белых и черных париках, одинаково густо накрашенные. Он не следил за ходом развития сюжета, потеряв нить с самого начала, просто глядел на сцену, как глядят в аквариум и на душе его было покойно. К его немалому удивлению, после того, как пьеса закончилась и грянули аплодисменты, из-за кулис выступил Всеволод Арнольдович Сагатов со своей тростью и несколько раз церемонно раскланялся. Рядом с ним стоял и режиссер, улыбаясь в зал мясными красными губами и посверкивая похотливой оригинальной плешью.
Родионов с удовольствием аплодировал вместе со всеми.
Минут через десять в буфете его отыскала Ольга.
- Ну как тебе? - спросила она.
- Великолепно! - похвалил Пашка. - Ты была лучше всех!
- Я рада, - сказала Ольга. - А теперь мы вместе идем к Алексею. Тебе там наверняка не понравится, но дай слово, что задираться не будешь.
- А нельзя ли вообще туда не ходить?
- Нельзя! - отрезала Ольга. - Там все должно решиться.
Как и предполагал Родионов, дом, куда они пришли был устроен, само собою, не по-русски. Высокие узкие столики вдоль стен, тарелочки с незнакомой и скользкой на вид едой, пробовать которую он поопасался, подозревая, что это устрицы. Меж столиков размещались двухэтажные никелированные подносы на колесиках с початыми иностранными бутылками. Все это походило на сцену дружеского уик-энда из американского фильма. Приглашенные разбились на отдельные кучки, попивали маленькими глоточками разбавленный алкоголь, пощипывали с тарелочек.
Редкие стулья, рассованные по углам, были тут же оккупированы, и Родионову пришлось топтаться, переходя от столика к столику, кочуя из комнаты в комнату. Он то находил Ольгу за разговором с лощеными кавалерами и дамами, то вновь терял ее в запутанных лабиринтах комнат.
Где-то в неопределенной глубине квартиры звучала музыка.
Раза три во время своих переходов встретился он со Всеволодом Арнольдовичем Сагатовым и трижды церемонно с ним раскланялся.
Родионов чувствовал себя довольно скованно и все никак не мог привыкнуть к своему нахождению здесь, в самой сердцевине этого удивительного мирка.
Прихватив с подноса длинный стакан с неизвестным напитком, он бесцельно слонялся, не зная, куда бы в конце концов пристроиться и с кем перемолвиться словечком.
Внезапно он осознал, что попал в зону чьего-то заинтересованного и, по-видимому, небескорыстного внимания. Он и до этого несколько раз отметил, что все время около него вертится некий молчаливый робкий господин с цветастой косынкой на шее, то подходя поближе, то смещаясь в угол, но как-то неотвязно и ощутимо преследуя его. Родионов, прислонясь к дверному косяку, медленными глотками пил зеленый, невероятно приятный напиток. И тут незнакомец осторожно тронул его за рукав.
- В морду дам, - кратко сказал Родионов.
- Но как же? - удивился незнакомец, по-бабьи жеманно растягивая слова.
- А вот так же, - повторил Родинов. - Дам в морду и поминай как звали…
Незнакомец поправил очки и обиженной походкой удалился в другую комнату. Родионов поставил пустой стакан на тележку и взял второй, такой же…
То, что показалось Павлу легким и приятным напитком, было судя по последствиям, каким-то очень крепким и коварным алкоголем. Невероятно крепким и невероятно коварным, поскольку уже после первого выпитого им стакана, пол опасно качнулся под ногами у Родионова. Но он уже не придал этому значения. И не было никого рядом, кто бы подсказал, остановил, помог…
Пашка, пивший редко, от случая к случаю, катастрофически захмелел.
После второго стакана настроение у него стало вдруг превосходным. Все окружающие его люди как-то сразу прояснились для Пашки, он понял о них все. Это были замечательные и милые люди. Он пошел, улыбаясь всем встречным, и пошел он, чтобы разыскать Ольгу и все-все ей сказать, А сказать было что, вернее, неважно что, но нечто чудесное, радостное и счастливое. Слова не важны, ерунда…
- Какая вы очаровашка! - громко похвалил он поджарую пожилую брюнетку, разговаривающую в коридоре с молодым подтянутым пареньком.
- Ба! - обрадовался он и пощупал полу ее платья. - На вас тоже все фиолетовое! Это очень модный и благоприятный цвет, особенно жгучим брюнеткам. Вернее, я хотел сказать не благоприятный, а благородный, но мне приятнее было сказать благоприятный…
Ему самому очень нравилось, как он ловко и складно шутит.
Брюнетка нахмурилась, а кавалер чуть шагнул вперед, прикрывая ее от возможных Пашкиных притязаний.
- Не тревожьтесь, - учтиво сказал Родионов, приложив руку к сердцу. - Я никогда бы не позволил себе с подругой близкого друга… А теперь прощайте!..
Он отпрянул от парочки и пошел на цыпочках, осторожно и мягко ступая по ковру, пошатываясь и через шаг задевая плечом стену.
Он и не заметил, как со стула в углу коридора поднялся человек в черном костюме, внимательно наблюдавший эту сцену, и прищелкнув пальцами, последовал вслед за ним.
- Ничего себе! И тут выпивка! - удивился Пашка, обнаружив одинокий столик возле кухонных дверей. - Богатая семья. Богатая и гостеприимная…
Он стал выискивать стакан с зеленым напитком. Ласковая рука коснулась его локтя.
- В морду дам, - беззлобно сказал Родионов, и взял со столика заветный стакан. Когда же он обернулся с этим стаканом, то обнаружил, что вместо давешнего робкого ухажера перед ним стоит другой, абсолютно незнакомый тип в черном костюме.
- Вы Родионов, - сказал черный человек. - Я вас сразу узнал. Здравствуйте. И вы, значит, здесь?
- Где же мне еще быть? - Пашка протянул руку. - А вы кто? Писатель? Поэт? Бродячий философ?
- Нечто среднее, - уклончиво ответил черный человек. - Просто свободная личность, тяготеющая к искусствам, если угодно…
- Абсолютно угодно! - воскликнул Пашка.