Редкие капли дождя стали прожигать на плечах тонкую материю рубашки, но подкатывал уже спасительный уютный троллейбус. Родионов уселся на переднее сиденье, троллейбус побежал, а сзади уже обрушился на него водяной вал, прогрохотал по крыше и вырвался вперед. В одно мгновение асфальт из серого стал черным, и стелилась по нему сизая водяная пыль.
Водитель - пожилая женщина в комсомольской косынке, включила дворники на лобовом стекле. Родионов внимательно разглядывал людей, стоящих на остановках. Может быть, Ольга вышла и ждет его…
Он проехал одну станцию метро, и еще одну, но ее нигде не было.
Родионов вышел и двинулся назад. Через десяток шагов он был уже мокрым насквозь. Он побежал, чувствуя, как холодные струйки текут меж лопаток, щекочут ключицы, просачиваются под пояс брюк. Кроссовки его, полные воды, чавкали и скрипели. Тело отзывалось противной мелкой дрожью, но он уже спускался в подземный переход, вычисляя в уме кратчайший маршрут к своему дому, к горячему душу, к уютной настольной лампе, к стакану дымящегося чая…
Он вошел в вагон, сел на свободное место, скрестил руки на груди, пытаясь поскорее согреться. Что ж, думал он, глядя в пол, две тучи сходятся, сущность у них общая. Просто сшибаются минусы и плюсы, а потом, когда они сольются в одно, никаким топором их уже не разрубишь…
Чертов Грыбов, из-за него все… И не мог он ей так уж понравиться. У нее душа пока что текуча и переменчива, как у всякого ребенка. Вкусы не устоялись и не определились. Ей скажи только, что это ново и оригинально… Паскудные слова, паскудное искусство… И время такое. "Время такое - правды нет!" - вспомнил он и усмехнулся. Но она же славянка, и уже по одному по этому должна любить все ясное и светлое - небо, реку, лес, солнце, поле, грозу… А все эти чертовы подвалы и андеграунды, задворки, разложение, этот якобы утонченный вкус, вся эта мертвечина - почему? Почему ее туда тянет? Любопытство нормального и здорового человека. Уродство тоже чем-то приягательно. Тут нет патологии… А я тоже хорош, полез напролом… Тут спокойно надо, с усмешкой. Акуны и Манаки… Что-то все-таки в этом есть!
Он мигом представил себе дикие лупоглазые племена, непрерывно враждующие друг с другом. Он стал придумывать…
Застолье у Манаков:
"…встает тамада и, высоко вознеся кривой рог, наполненый вином, провозглашает:
- Кара-кара-га-кар-га!.. Акун - хана!
- Что он сказал? - спрашивает Павел у соседа по столу.
- "Акун не должен жить!"
- Почему? - громко вырывается у Родионова.
На две-три секунды стол цепенеет, а потом громовой хохот обрушивается на Павла. Хохочут, хлопая себя по коленям, откидываясь на спинки стульев, хватая ртами воздух. Хохочут мужчины, старики, дети, присевшие у входа, прыскают в ладони суровые женщины-прислужницы… Хохочут долго, до коликов в животе, до слез. Наконец, тамада, стирая рукавом слезы, произносит обессиленным от смеха голосом:
- Очень смешно сказал. Молодец! Давно так не смеялся…
- Но я серьезно, почему все-таки…
- Понимаешь, есть истина… Ну, например, отец - старше сына, так?
- Так, - осторожно соглашается Пашка.
Все одобрительно кивают головами.
- То же самое, когда говорят - акун не должен жить! Это старинная пословица… Ноготь зачем? Срезал, бросил…"
Небольшую повестушку можно соорудить, страниц на семьдесят, прикинул Родионов…
Он поднял глаза от пола и увидел Ольгу.
Она сидела через проход, прямо напротив него, такая же вымокшая, как и он. Волосы ее потемнели от дождя, свешивались золотыми спиральками вдоль щек, трогательный завиток приклеился ко лбу. Родионов замер, чувствуя как у него отваливается челюсть. И тогда губы ее дрогнули. Заметно было, что она усилием мышц сдерживает улыбку, но смеются ее глаза над его изумленным видом.
Павел вскочил с места и шагнул к ней. Она поднялась навстречу…
Белобрысый и толсторожий очкарик, сидевший рядом с Ольгой, с ненавистью глянул на Родионова, отбившего у него намеченную добычу. Пашка мельком взглянул на него, потом скосил глаза на опустевшее сиденье, с которого только что встала Ольга. И увидел там веселый оттиск - большое мокрое сердце изумительной формы, изображение, хранящее еще живое тепло оригинала.
- Ольга! - прошептал он ей на ухо, задыхаясь от запаха дождя, смешанного с усилившимся запахом духов и чувствуя, как от ее шеи, из выреза платья поднимается к его лицу тепло. - Ольга!..
- Родионов! - прошептала в ответ Ольга, качнувшись и схватив его за плечо. - Не сходи с ума. Люди же кругом…
- За нашей спиной нет никакой реальности! Грыбов прав, вернее, совсем не прав… Да и пес с ним…
- Выходим, Родионов! Выходим… - тащила она его к открывшимся дверям.
- О чем это ты так весело размышлял? - спросила Ольга, когда они вышли на платформу. - Я всю дорогу за тобой наблюдала. Ты раза два поглядел на меня и все ухмылялся чему-то. Потом брови сдвинул, суровый стал…
- Отгадай! - сказал Павел.
Они взошли на эскалатор и поехали вверх.
- Ты думал вот о чем - как хорошо жить без меня. Весело, беззаботно. А потом вспомнил, что у тебя есть я, и лицо твое омрачилось. Вот о чем ты думал, негодяй!..
- Нет. Я думал как раз про Акунов и Манаков. Ты ведь тоже утверждаешь, что они есть. Пусть будет по-твоему, пусть живут…
- Нет никаких Манаков. Это я назло тебе сказала. - Ольга легонько прикоснулась губами к его щеке и тотчас отпрянула. - Тихо, Родионов! Тихо… Люди же кругом.
Они вышли на улицу и свежий порыв ветра заставил Родионова поежиться.
- Первым делом я проведу тебя под горячий душ, и пока ты будешь там отогреваться, вскипячу чай, вот что, - сказал он озабоченно. - А теперь бежим!
Дождь уже прекратился. Они добежали до поворота в переулок и тут нос к носу столкнулись с Кузьмой Захарьевичем, который в своем спортивном снаряжении трусил им навстречу.
- Озон! - взмахнув рукой, выкрикнул полковник.
Это прозвучало, как языческое приветствие.
- Озон! - точно так же вскинул приветственную руку Родионов.
Кузьма Захарьевич, однако, дороги почему-то не уступал и, как показалось Павлу, косил глазами и кивал головой, словно пытаясь незаметно отозвать Ольгу в сторонку.
Ах ты, старый конь, возмутился про себя Родионов и крепче взял Ольгу под руку. Кузьма Захарьевич обежал их вокруг и дернул Пашку за рукав.
- Кузьма Захарьевич, мы торопимся! - строго сказал Родионов.
- Вы это… Паш… - снова скашивая глаза, предупредил полковник. - Там, короче говоря, у вас гость… Вернее, сестра. Скорее всего… Ждет там…
- Понятно, - сказал Родионов. - Ко мне приехала сестра по имени Ирина.
Глава 10
Темные силы
Почему-то все неприятное происходит еще и в самое неподходящее время, сокрушался Пашка, пропуская вперед притихшую Ольгу и входя вслед за ней в дом.
Что делать, как выворачиваться из положения, об этом он боялся и подумать. Клубок свивался запутанный. Родионов знал про себя, что он из породы тех людей, которые взявшись развязать пустяковый узелок, затягивают его еще туже и безнадежнее.
Из кухни доносились негромкие задушевные голоса и в дверном проеме Родионов увидел Юрку Батракова с железной кружкой в руках. Заметив входящих, Батрак ухмыльнулся и поспешил занять свое привычное место между столом и холодильником.
У плиты топталась баба Вера, подле батареи на корточках сидела Надя.
- Так что если тебя украдут, Надюша, или еще, не дай Бог, что-нибудь, - наставляла Вера Егоровна, - ты молись так: "Пресвятая Богородице, спаси нас…" И так повторяй все время. Она всегда детям помогает…
- Что, снова маньяк? - бодрым голосом спросил Пашка, входя в кухню.
Вера Егоровна замолчала и ничего не ответила, а Надя ехидно снизу вверх поглядела на Родионова.
За столом сидела Ирина.
Перед ней стояла чашка недопитого остывшего чая. Она только мельком скользнула взглядом по лицу Родионова и глаза ее остановились. Удивленно поднялись брови, она дернулась, привставая, и сейчас же опустилась на табуретку. Зрачки ее потемнели… Ольгу увидела, понял Пашка.
Среди всех прочих чувств, которые обрушились в эти минуты на Родионова: жалости, стыда, досады, смущения, он заметил в себе движение неуместного и подлого чувства - чувства самодовольства. Он оглянулся на Ольгу, и его поразило напряженное и застывшее ее лицо.
- Она книги тебе привезла. - нарушил тишину Юрка.
- Да, да, Павел. Да… Книги. - подхватилась с места Ирина. - Ты забыл в прошлый раз. Пусть Ольга посидит здесь, я тебе отдам. Там, возле твоих дверей…
Родионов поплелся вслед за Ириной, которая увлекала его в коридор. Но остановившись посередине пути, она вдруг передумала.
- Вот что, Паша. Проводи-ка меня лучше…
- Я в прошлый раз не отдал тебе твоих вещей, - сказал Родионов в нерешительности. - Термос, варежки…
- Я знала, что ты их привозил. Потом, потом… К чему мне теперь варежки?..
- Да, лето же… - согласился Родионов, снова следуя за Ириной, теперь уже к выходу.
Во дворе Ирина обернулась, взяла его за руку.
- Видишь, как просто все, Паша… Все очень просто, напрасно ты переживал… Сейчас я уйду.
Гора свалилась с его плеч. Ирка, оказывается, славная девушка, другая бы на ее месте… Впрочем, она конечно сразу поняла, что всякое соперничество бессмысленно. Как только увидела Ольгу.
- Откуда ты знаешь, что она Ольга? - спохватился Родионов. - Вы что, знакомы разве? Или Батрак сказал?
- Это неважно, Паша. Это неважно, - видно было, что Ирина волнуется. - Не связывайся с ней!
- Ты… что-нибудь знаешь такое? - дрогнувшим голосом спросил Родионов.