Глава шестая
Следствие
Воронин ехал в город, раздумывая по дороге, что много сейчас развелось людей, готовых разжиться за чужой счёт. И грабят, и убивают… Ну что можно было у Геронта взять? В доме ничего стоящего не было. Деньги гробовые, что каждый старик копит на смерть, чтобы по-человечески похоронили, или вообще на чёрный день, обесценились, а после деноминации и совсем превратились в копейки, на которые купишь разве только коробок спичек. Пенсию, кто заработал в совхозе, платят нерегулярно, с задержками, да её разве может хватить на жизнь? Странно то, что обошли дом тётки Веры. У неё достатка было больше, чем у соседа. Не было аудио-видеоаппаратуры, но, как знал Николай, был старинный сервиз работы фарфорового завода Попова, очень ценимый сейчас, была серебряная посуда, особенно были изящны ложки и подстаканники и разные поставцы, тяжелые бокалы, было несколько самоваров прошлого века, разных форм и заводов, и иконы письма школ старинных, новгородских, не в пример тех, что были у Геронта. Случайно, наверное, забрели к Геронту. Позарились, что у него дом с виду лучше и просторней, чем у тётки Веры, побогаче, понадеялись, что в нём и добра больше…
Проехав 10–12 километров, Воронин свернул на центральную усадьбу бывшего совхоза "Спасский", теперь акционерного общества, решив зайти в контору и сообщить о смерти Геронта, всю жизнь проработавшего на полях этого хозяйства. К его счастью, начальство было на месте. Директор пособолезновал и обещал сделать гроб и прислать двух мужиков для того, чтобы вырыть могилу. И крикнул вдогонку, когда Николай выходил в коридор: "И деньжонок подбросим! Немного, но подбросим".
Идя к машине, Николай подумал с хорошим чувством: "Не перевелись ещё сердобольные люди".
В Верхних Ужах он остановился у здания почты, чтобы дать телеграмму дочери Геронта. Были редкие посетители, и много времени эта процедура не заняла. Он быстро написал текст на бланке и сунул в окно.
Справившись с поручением тётки Веры, поехал в милицию. На душе было муторно от того чувства, что плохо человеку умирать в одиночестве и таким образом, как Геронт. Дети покинули стариков, уехали в город на более оплачиваемую работу, может, кто-то и хотел, конечно, взять родителей с собой, но многие старики и сами не поехали, даже если их и звали - старых людей, что тяжёлый валун, трудно сдвинуть с места, а если сдвинешь - не приживётся он в чужедальней стороне, будет тосковать и загинет.
Милиция занимала первый этаж жилого здания. Её перевели сюда лет пятнадцать назад, а до этого, Николай помнил, она ютилась на втором этаже бревенчатого дома с печным отоплением.
Николай поставил "Запорожец" на бетонированной площадке недалеко от входа, где стояло несколько машин: красные новые "Жигули", два милицейских уаза, мотоцикл "Урал" с коляской. Чуть в стороне, прямо к торцу дома был приткнут "Форд" тёмно- стального цвета. Стоял он здесь, видимо, давно, левое переднее колесо было спущено, виднелась прошлогодняя грязь, из трещин бетона лезла трава и касалась днища машины.
Николай поднялся в ступеньки и толкнул металлическую дверь. В полутёмном коридоре, справа за стеклом увидел четырёх милиционеров. Один разговаривал по телефону, другой что-то кричал в открытое окно мужчине со свёртком под мышкой, третий сидел на вращающемся кресле и перебрасывался короткими фразами с молодым сержантом, стоявшим за стеллажом с какими-то предметами. В углу зелёной лампочкой посвечивал пульт связи.
Николай подошёл к зарешеченному окошку. Сидевший в кресле старший лейтенант повернул к нему лицо, выжидательно глядя на посетителя. Николай рассказал о смерти хуторянина.
- Федя! - обратился старший лейтенант к милиционеру, смотревшему в окно, - проводи товарища к Силуянову!
- Его кажется нет на месте, - повернулся к ним молодой парень с двумя лычками на погонах, стоявший у стеллажа. - Я видел, как он выходил.
- Как выходил видел, а как входил нет, - посмеялся старший лейтенант. - Он у себя.
Милиционер вышел из дежурки и направился в коридор. За ним двинулся Николай. Коридор был узкий, давно не крашенный, пол застлан линолеумом в очень давние дни и был затёрт посетителями до дыр, в которые, словно рёбра, виднелись узкие доски.
Милиционер толкнул тонкую дверь с металлическим ромбом наверху, на котором была выгравирована цифра "4", и громко сказал:
- Силуянов, к тебе! - И, обращаясь к Николаю, добавил: - Это ваш участковый. - Он кивнул на чернявого старшего лейтенанта, сидевшего за столом у окна.
Николай вошёл и притворил за собой дверь. Комнатка участкового была небольшой. У окна стояли два стола светлого дерева, тесно прижатые друг к другу, за одним сидел участковый и что-то писал, к другому был придвинут стул с портативным магнитофоном и приставка с телефоном. Ближе к двери был ещё стол с пишущей машинкой и шкаф со стеклянными дверцами, за которыми пылились стопки документов, папки, книги и брошюры.
- Проходите и присаживайтесь, - пригласил участковый Николая, указывая на соседний стол и убирая со стула магнитофон. - Участковый инспектор старший лейтенант Силуянов, - отрекомендовался он.
Николай сел на стул, вытер лицо платком и рассказал, что его привело в милицию.
Внимательно выслушав Воронина, Силуянов побарабанил пальцами по столу и спросил:
- Значит, часа два прошло, как вы встретили женщину… тётку Веру?
- Может, и больше. Я не обратил внимания, который был час.
- А на хуторе, значит, кроме покойного и этой тётки больше никто не живёт?
- Конечно, никто. В деревне, где я живу, нас и то только двое. Вымирают села…
Силуянов ничего не ответил, потянулся к телефону, снял трубку, набрал номер:
- Петя! Это ты? Готовь машину. Куда? На хутор… Да не бабочек ловить! Я не ругаюсь… Хутор?
Он пощёлкал пальцами, обращаясь к Николаю, прося указать название хутора. Получив ответ, воскликнул:
- Хутор Загодино. Не был. Не знаешь. Теперь узнаешь. Я сам в первый раз слышу. Сколько? - Он отстранил трубку от уха и спросил Николая: - Далеко до хутора?
- По спидометру сорок три километра.
- Петя! Ты меня слышишь? Значит, сорок с небольшим. Ты заправься. Там глушь - бензина не найдёшь. Да. И сразу сюда. Жду. Что, что? Да, ЧП там. Покойник, говорят. На месте посмотрим. Давай, давай, одна нога там, другая здесь. - Положив трубку, вздохнул: - Любит Петя поговорить. - И, обращаясь к Николаю, добавил: - Вы, значит, посидите тут, а я к начальству схожу, доложить надо…
Он ушёл, а Воронин стал смотреть в окно, за которым пролегал тротуар и ежеминутно мелькали прохожие. Он только сейчас спохватился, что не купил себе ничего из провизии. Надо было бы, пока участковый ушёл, сходить в магазин и приобрести хотя бы немногое из того, что было ему необходимо. Но потом успокоился, подумав, что ради старика Геронта можно забыть о личном благополучии. Ещё раз съездит в город. Это, правда, накладно попусту лишний раз гонять машину в такую даль. Хорошо, что он успел заправиться при въезде в город.
Вернулся Силуянов.
- Сейчас Петя на заправку сгоняет и поедем.
- А он ещё не уехал?
- Уехал, наверно. Заправка у нас недалеко.
- Тогда я в магазин схожу, тут за углом, - встал со стула Николай. - Я мигом.
- А вы на машине?
- Иначе на чём бы я так быстро добрался.
- Понятно. Идите, только не задерживайтесь.
- Я быстро.
Николай выскочил в коридор.
В магазине он купил крупы, сахару, чаю, сгущённого молока, растительного масла, хлеба, сухарей, тушёнки - самого необходимого, без чего нельзя прожить ни единого дня. Вернувшись к зданию милиции, увидел, что Силуянов стоит на крылечке.
- Вы как - готовы? - крикнул тот Воронину. И не дожидаясь ответа, добавил: - Где ваша машина? Вот эта? Езжайте, значит, первым, мы за вами. - И пошёл к потрепанному уазику, стоявшему невдалеке от крыльца.
Николай сел за руль своего "Запорожца" и завёл мотор.
Вёрст двадцать ехали по хорошо асфальтированному шоссе, а потом свернули налево. Среди леса вилась узкая совхозная дорога, соединявшая деревни, кое-где покрытая в давние временя асфальтом, который растрескался и из щелей задорно лезла трава. В заболоченных местах были уложены бетонные плиты, заезженные до такой степени, что виднелись прутья арматуры. Скоро эта дорога уступила место глухому просёлку с глинистой, скользкой землёй. У дремучего оврага "Запорожец" юзом скатился с откоса и чуть не угодил в глубокую канаву с затхлой водой и густыми зарослями рогоза, и только благодаря случайности или мастерству своему, Николаю удалось избежать неприятности. Еловый лес кончился и начался лиственный, редкий и светлый, с берёзовыми опушками, осиновым подлеском. Опытному глазу было видно, что несколько лет назад большие массивы были сведены, и на смену им пришёл молодой лес.
Свернув на хуторскую дорогу и проехав километра три, выехали на поле, заросшее бурьяном, объехали его и, миновав дребезжащий мосток, остановились у Геронтова дома. Их встретила тётка Вера, выбежавшая на улицу, заслышав урчание машин.
Силуянов вышел из кабины, хлопнув дверцей. Прошёлся, разминая ноги, вдоль низкого палисадника, сделанного из тонких ошкуренных осиновых жердей. Водитель достал потрёпанную книжку и, удобнее устроившись на сиденье, углубился в чтение.
- Ну где он тут у вас? - осведомился Силуянов, поправляя фуражку.
Прежде чем войти в комнату, где лежал хозяин, осмотрел крыльцо, ступеньки, наружную дверь, окна. В комнате, подойдя к трупу, спросил:
- Ничего не трогали?
- Всё осталось, как было, - ответил Николай и взглянул на тётку Веру, ища подтверждения своим словам.