- Ну и чего ты перепугалась - посередь избы. - Николай всеми силами пытался успокоить тётку Веру. - Сердце прихватило, годы большие, а он брался за любую работу, что под руку попадёт, не берёг себя… Не все же в постели умирают..
- Да, Николай, я…
- Садись в машину, тётя Вера, я тебя на хутор отвезу, а потом в город поеду.
- Ой, спасибо, милый! Дай Бог тебе здоровья!
Николай решил отвезти тётку Веру на хутор, а заодно выяснить, почему она думает, что Геронт умер не своей смертью. Расспрашивать её, старую и перепуганную случившимся, не имело смысла.
Тётка Вера села в "Запорожец", еле всунув в салон затёкшие ноги. Николай знал, что она жаловалась на варикозное расширение вен. Старалась ходить, как можно меньше. Ноги всегда были перебинтованы эластичными бинтами, а сегодняшний случай заставил её прошагать по ухабистой дороге не один километр.
- Как же ты, тёть Вер, с такими ногами столько километров отмахала? - спросил Николай, стараясь посочувствовать хуторянке и приободрить её, видя страдальчески замкнутое лицо, да заодно переменить тему разговора.
- А и не знаю, Коля! От страху должно быть…
Тётка Вера, возможно, ждала расспросов, почему, дескать, она подумала о неестественной смерти соседа, но Николай молчал, сосредоточенно глядя на узкую, в заплывших колеях дорогу, и крутил баранку во все стороны, объезжая то канаву с водой, то трухлявый пень. Поэтому она продолжила свой рассказ сама:
- Я ведь почему сказала, что он не своей смертью помер, а Николай?
- Слушаю, тёть Вер.
- А вот посуди сам. Как зашла я к Геронту, вижу, всё у него в доме кувырком, а сам посередь избы сидит привязанный к стулу. Я взяла его за руку, а она уже холодная. А глаза глядят. Такие выпученные, словно удивлённые. Помер! А кто же мог его привязать? Батюшки-светы! Кровь ударила мне в голову, трясусь от страха. А что я одна могу делать? Раньше-то переживала, думая, что ведь придёт такой час, помирать будем, последние жители. Ну ежели я первая - заботы на Геронте. А ежели он? Мне беспокоиться. Так думала. Всё боялась смерти в мыслях-то. А здесь испугалась, а голова работает ясно. Не заходя в дом побегла к тебе, а к кому ещё… - Она заплакала.
- Ну что ты, тётя Вера! Что плакать-то. Слезами не поможешь.
- Знаю, Коля. - Она вытерла глаза рукой. - Это я так, по-бабьи. Кому мы нужны старики-то! Никому. Все на нас наплевали. Я ведь в колхозе, потом в совхозе всю жизнь проработала, твоего деда хорошо помню. И не на плохом счету была. Пенсию заработала. А что я на неё куплю, по нынешним временам? Два кило колбасы? И вот одна на хуторе осталась. Ни поплакаться, ни пожаловаться некому. Все разъехались, разбежались. А теперь как страшно-то, а вдруг ко мне нагрянут!
- Ну не расстраивайся, тётя Вера. Сейчас у всех почти жизнь такая нехорошая. Одну страну развалили, а другой не создали. Потерпи…
- Да я бы потерпела и терплю. Что я теперь на хуторе одна буду делать?
- Продай дом какому-нибудь фермеру, а сама в город…
- А кто я в городе без родственников и без знакомых? От тоски помрёшь.
- Перебирайся к нам в деревню. У нас веселее. Третьей будешь.
- Третьей? Геронт мне как-то говорил, что у тебя сосед появился?
- Появился. Совсем недавно. Нил Петрович. Тоже старикан…
Проехали небольшой перелесок, спускавшийся в заросший ольхой и черёмухой овраг, миновали поля, давно не засеваемые, и среди расступившегося леса, на взгорке показался хутор. Под колёсами задребезжали не скреплённые круглые брёвна моста, перекинутого через узкий ручей.
- Теперь некому будет и мосток починить, - вздохнула тётка Вера, потуже завязывая платок под подбородком. - Геронт его всё ремонтировал: где бревно заменит, перильце поправит. Теперь некому… Доживаем, Коля, последние денёчки, - горестно заключила тетка Вера.
- Ну ты опять за своё, - недовольно сказал Воронин, а сам подумал: "Правда твоя, тётка! Вон всё зарастает. Не только мосток провалится. Всё лесом зарастет".
При богатом хуторянине Антипе Загодине здесь было несколько построек: просторный пятистенок, в котором жил хозяин с сыном, дом в четыре окна по переду, в котором обитала его родственница старуха Пелагея и батраки, несколько сараев, конюшня, свинарник и коровник. После того, как хозяина с сыном забрали "органы", пятистенок, подожжённый Загодиным, восстановили, в нём жили вновь прибывшие колхозники. После смерти Пелагеи её дом председатель колхоза Семён Воронин отдал Геронту, бывшему батраку Загодина, ютившемуся после высылки хозяина в сарае. Когда он женился, ему передали восстановленный хозяйский дом, а в его поселили колхозника Самсонова с женой Верой, племянницей Пелагеи. Геронт, также, как и тётка Вера, не хотел расставаться с хутором, который влился в колхоз в своё время, и не поехал на центральную усадьбу совхоза в семидесятые годы, оставшись коротать свои дни на старом месте.
Николай подвёл машину к дому Геронта. Был он старый, не обшитый тёсом: венцы были почерневшие, но ровные и гладкие, положенные в середине ЗО‑х годов, с итальянскими окнами, резной светёлкой, с широким крыльцом.
Николай заглушил мотор, вышел из салона и помог выйти тётке Вере. Она оправила платье и медленно шагая, пошла к крыльцу. Николай последовал за ней. Поднявшись, тётка Вера вытащила щепку из пробоя, перекрестилась и раскрыла дверь.
Сени были сумрачны и по-утреннему прохладны, лишь в щель в углу потолка пробивался острый лучик света. В прихожей было светло, но сыровато, видно, Геронт давно не протапливал дом.
- Вот посмотри, что изверги натворили, - сказала тётка Вера, отдёргивая тёмно-вишнёвые занавески, которыми был задрапирован проём, ведший в переднюю.
Николай шагнул туда. Действительно, комната напоминала ристалище, где в жестокой схватке боролись люди: ящики комода, сдвинутого от оконного простенка на середину комнаты, были вытащены и валялись в разных местах, один был с покорёженной боковой стенкой, старинные венские стулья опрокинуты на пол, занавески с окон были сорваны, так же как скатерть с круглого стола. На полу были разбросаны черепки от разбитой фарфоровой посуды, графин с отбитым горлышком, бельё, выброшенное из шкафа, старые газеты, фотографии…
Геронт сидел на стуле, привязанный к спинке, склонив голову набок.
- Ты проходила к нему? - спросил Николай тётку Веру.
- А как же. Как вошла, чувствую, что неладно и подошла. Глаза ему закрыла…
- Подходить больше не будем, - сказал Николай, сбоку глядя на Геронта. - Пусть милиция сначала посмотрит… Тут дело, конечно, не чисто. Ничего не убирай до приезда милиции, - предупредил он тётку Веру. - И вообще закрой лучше дом, а сама иди к себе. На замок закрой! А я в город.
- Ты уж недолго, Николай, - просительно сказала тётка Вера.
- Как выйдет. Постараюсь.
- Телеграмму не забудь дочери его дать. Приедет ведь отца хоронить.
- Адрес у тебя есть?
- Есть, есть. Записывала я его. Она года два назад приезжала с детьми, нет, не с детьми, а с внуками, стало быть, правнуками Геронта… Побыли недолго. Не стали гостить. Адресок оставила, сказав: "Если что с отцом случится, сообщи!" Он у меня за божницей. Сейчас принесу. Вот и пригодился, - шептала тётка Вера, выходя из дома.
Николай остался один и вновь осмотрел комнату. Действительно, она имела такой вид, что здесь произошло побоище. Раз всё выкинуто, перевёрнуто вверх дном, значит, чего-то искали. А чего? Деньги? Всё ли осталось на местах? У Николая было такое ощущение, что в доме чего-то не хватает. Он раза два или три был у Геронта и запомнил интерьер дома. Раньше в нём светилась жизнь, а теперь веет пустотой, словно у него сердце вырвали.
- Чего же не хватает? - Он обвёл глазами пустые углы. - Икон, вот чего нет в доме.
- А где иконы, тёть Вер? - спросил Николай хуторянку, когда она вернулась с листком бумаги, на котором был записан адрес дочери Геронта.
- А что их нету? - спросила она и повела глазами в угол.
Божница была пуста.
Тётка Вера перекрестилась, взглянула на Воронина:
- И вправду нет. А я, старая, и не заметила.
- У него несколько икон было, - сказал Николай. - Я хорошо помню. Он у меня всё допытывался: вот ты художник, так скажи мне, старинные это иконы или нет? Я тогда сказал ему, что две иконы середины восемнадцатого века и представляют художественную ценность. Остальные написаны в конце прошлого века и больших достоинств не имеют. Но продать можно, особенно горе любителям, которые не смыслят в этом деле. Он тогда ответил, ценные или не ценные, продавать их не собирается, а подарить может.
- Значит, это воры были?..
- Конечно, воры. Кто же ещё. Видишь всё разбросано, раскидано. Искали что-то, кроме икон.
- А что искать у стариков, Николай! Пенсию и ту, крохи какие-то, не получаем вовремя. Нищие мы!
- Они знали, что искать.
- Они его и убили, Николай?
- Они, конечно. Кто же ещё. Милиция разберётся.
- На, возьми адресок, - протянула Николаю бумажку тётка Вера, - отбей телеграмму… Как же мы хоронить его будем, Николай? - запричитала старуха. - Нас только двое. Надо ведь могилу выкопать, панихиду заказать или священника позвать… храм теперь действует.
- Не бери в голову, - ответил Николай, пряча бумагу с адресом в карман, а сам подумал: "Действительно, как хоронить? Гроб надо делать, то, сё, разные ритуалы совершать…"
Он вздохнул и сошёл со ступенек.
- Не забудь телеграмму отбить, - крикнула ему с крылечка вдогонку тётка Вера. - Дочка-то недалеко, в Сузёмах живёт.
- Не сомневайся, не забуду, - ответил Воронин, садясь в машину и заводя мотор.
Тётка Вера перекрестилась и ушла в свой дом, задвинув на двери засов.