И Серафим обнимает Митю. Видит кружащуюся птицу и грозит ей кулаком.
20. Дом Наташи. Большая светлая горница. Беленая печка разрисована петухами. В углу вместе с образами - фотография императорской семьи, наследник в матросском костюме.
Лает собака. В окно Наташа видит, что Митя пришел.
Митя и Наташа в укромном месте за домом.
- Здесь мой дневник. - Митя протягивает Наташе старинную книжечку в бархатном переплете. - Видишь, тут замок? Вот так - открывается, а вот так - закрывается.
Наташа внимательно смотрит. Ясные светлые глаза. Рябиновые бусы на рубашке, крупные свежие ягоды.
- Пусть у тебя будет. Ты ее храни. Никому не показывай. Спрячь где-нибудь. Там много записано. Потом прочтем… прочтешь… прочтут… А если вдруг забоишься потерять, выучи наизусть. Только слово в слово, чтобы ошибок не было, потому что это очень важно. Все непременно дождется своей разгадки. Так один человек сказал. Прощай, Наташа.
21. Костик в казенном помещении разговаривает с главой местных чекистов - некрасивой изможденной женщиной с прекрасными каштановыми волосами под косынкой. Она листает записи, курит, не смотрит на Костика.
- Серафим - мой гимназический товарищ, соратник по кружку в Москве. Тебе, Рахиль, прекрасно известно, кто из этого кружка вышел. Серафим - преданный делу революции человек, за которого ручаюсь, как за себя…
- А у меня есть сведения, что он германский шпион и агент белых, - не глядя на Костика, отвечает Рахиль и дымит папиросой.
- Это провокация, - возражает Костик.
- В таком случае сделай милость, объясни мне исчезновение Челгановой с сыном. За несколько часов до того, как за ними пришли…
- Что тут объяснять, Рахиль?! Может, они уехали к родне в Москву, или в Тверь, или…
- В один день взрывается автомобиль товарища Сысоева, грабят склад с реквизированными для нужд Красной армии предметами культа, исчезает княжна с княжонком, и все это - совпадения, к которым этот твой шизофрэник не имеет ни малейшего отношения.
- Ты никогда не видела Серафима, не знаешь его. Взрывы, ограбления! Это не по его части. Серафим - ученый, изобретатель. В ближайшем будущем он прославит не только Советскую Россию, но и все человечество. Он гений, жизненно необходимый новой России. И если сию же минуту, сию минуту, Рахиль, он не будет освобожден, я телефонирую лично Льву Давыдовичу…
Рахиль тяжело раздумывает о чем-то, молчит.
- Пойми, - говорит Костик. - Серафим - это не я и не ты и не кто-то еще. Он другой. Он может изобрести прививку от бедности, от алчности, от классовых противоречий и тем самым ускорить полное наступление коммунизма на всей планете.
Рахиль отрывается от бумаг.
- Ты знаешь Юзовку? - говорит Костик. - Уголь! Один из могущественных угольных центров. Там не хватает воды, уже теперь. Степь превращается в пустыню, степь обезвожена, нет воды не только для производства, но и для жизни, для людей. Шахты заносит песком… Так вот, у Серафима есть проект, замысел, есть предвидение - повернуть вспять северные реки и напоить южные земли. Ока изменит свое русло, Москва-река потечет вспять… Под городом Москвою протечет полноводная, судоходная, новая река, город Москва окажется на новой реке, первой на Земле реке, созданной человеком…
Костик увлекается, и Рахиль слушает его.
- Ночи мы зальем электричеством, светлее солнца, и станем жить ночью, как днем: заводы, кафе, синематограф, трамваи… Не станет ни ночи, ни дня, ни границ, ни государств, ни наций… Люди будут работать круглые сутки, и машины будут работать круглые сутки и круглые годы…
Костик говорит долго, Рахиль берет его за руку:
- Идем…
Они уходят быстро и через некоторое время медленно появляются - Костик несет кожаную куртку Серафима, Рахиль, простоволосая, сжимает в кулаке косынку.
Костик и Рахиль рассматривают куртку Серафима на свет - сквозная дырка слева.
Костик берет куртку себе, прижимает, обнимает, как обнимал бы живого друга.
Рахиль и Костик избегают смотреть друг на друга.
- Надо распорядиться, - говорит Костик. - Он велел, чтобы скелет… Чтобы детям… Для просвещения…
- Да, - кивает Рахиль. - Надо распорядиться…
22. Костик в сопровождении кого-либо из Чека или комитета образования идет в школу, договариваться о приеме скелета. Дети рады - у них будет скелет товарища Серафима, того самого человека, что катал на мотоциклетке и обещал подземные поезда!
23. Костик дома.
Помощница по хозяйству, бойкая молодая женщина из местных, наливает кипяток из самовара и поет песню:
Пойду выйду из ворот,
Черемухой пахнет!
Скоро миленький придет,
Из нагана бахнет!
Пар от чашки с чаем. Костик в глубоком забытьи сидит за столом. Женщина заглядывает в его комнату:
- Товарищ Соколовский, вам записку передали…
- Кто передал? - не сразу отзывается он.
- Да барин курчавый.
- Какой еще барин?
- Дружок ваш, что про реки задом наперед рассказывал…
- Когда?!
- Да токошта… Вот перед вами… Сперва он вышедши, а потом вы вошедши… Я еще говорю, вы бы обождали его, товарищ-барин, а он: обождать никак не могу, уже ероплан раскочегарили, лететь надо…
- Когда, куда, говорите же толком, товарищ Фекла! Где записка?! - орет Костик.
- Да вот. - Она вынимает листок из кармана фартука. - И не надо тут шибко, теперь не бывшие времена…
Она с достоинством уходит.
Костик разворачивает сложенный вчетверо листок:
Милый мой Костик, я передумал - если что со мной случится, похорони меня по православному обычаю, а не сможешь похоронить - служи по мне панихиду. Улетаю в Коста-Рику по командировке от Чека. Обнимаю тебя, мой бесценный друг.
Вдалеке начинают звонить колокола в церкви. Вблизи, за стеной, товарищ Фекла заводит новую песню:
Не пойду я за тебя,
Обормота пьяного!
Троцкий замуж не возьмет -
Выйду за Плеханова!
Костик вскакивает, мечется по комнате, достает чемодан, пытается собираться, но начинает задыхаться - астма - и падает на топчан…
Звон колоколов и частушки Феклы перекрываются протяжным гудком парохода…
Обрыв пленки.
Пленка рвется, как в старых фильмах, как раньше, - какие-то мелькания, черно-белые клочки, "обычный формат", и экран остается темным настолько долго, что зрители начинают роптать и шептаться, заподозрив серьезные технические неполадки.
24. Квартира, похожая на ту, что была в начале, но другая. Мебель стоит по-другому, предметы перемещены.
Трое перед включенным, без изображения, плазмаком. Это те же люди, те же персонажи - Рындина, батюшка, Пирогов, но выглядят по-другому - прическа, одежда, наличие или отсутствие бороды.
- Так, и что?
- Как, и все?
- А дальше?
- Это вообще что такое?
- Да, правда, Ань, что это?
- Это твое кино?
- Нет, это не я. Это ко мне случайно попало. Конституцию покупала, продавщица спрашивает - вам с гимном? Давайте, говорю. Там диск был сзади приклеен. Дома поставила, смотрю, а там…
Батюшка озабоченно толкает Пирогова локтем:
- Это она шутит, да?
- Да это черт знает что такое! - возмущается Пирогов. - Чек, у тебя чек сохранился?
- Ты где конституцию покупала?
- Нет, с этим надо что-то делать…
- Значит, так. Сейчас едем в Министерство культуры…
- Я считаю, надо в Думу сначала, - советует Рындина.
- В ФСБ…
- Прости, но туда я не поеду.
- Что такое? Одет неподходяще? Там без дресс-кода, не бойся.
- Просто я в такие места не хожу.
- Что вдруг? Ты же сам чекист. Священники все чекисты.
- Что ты ерунду говоришь… А я скажу, что переводчики сплошь чекисты, тебе приятно будет? Нет, вот если я сейчас скажу… Нет, вот тебе приятно? Приятно тебе будет? Вот я скажу сейчас если?.. Вот приятно?
- Мальчики, мальчики, не ссорьтесь… Ну подумаешь, диск, конституция, гимн… Совпадения… Еще и не такое бывает… Я вот однажды очнулась утром в какой-то такой, блин, жопе. Дыра такая, между Германией, Францией, Бельгией и Голландией. Реальная дыра. И в номере гостиничном ничего нет. Только справочник телефонный. И в справочнике - одни Миддендорфы. Фамилия там у всех такая. И сама эта чертова задница тоже называлась - Миддендорф. Вот это было да…
25. Тем временем Волшебник просыпается в больнице. Теперь мы видим его лицо. Видно, что раньше он был очень красивым. Сейчас постарел, небрит, но взгляд ясный, уверенный. Встает с кровати. Умывается под краном в углу, утирается вафельным казенным полотенцем. Одевается.
Беспрепятственно выходит из больницы.
Он долго едет на электричках, поездах и "кукушках". "Кукушка" пробирается лесом, ветки деревьев трогают человека за плечи, когда он стоит на подножке, подставив ветру лицо.
Человек долго идет через лес. Устает, сидит, привалившись спиной к стволу сосны.
Смотрит на прозрачную темную воду в глубоких колеях лесной дороги.
Проезжает шагом мужик с телегой и молча кивает ему головой - мол, давай, садись.
Человек забирается в телегу, накрывается ватником, спит.
Просыпается, когда телега идет берегом гигантского озера. На берегу несколько изб, давно сгнивший причал, сгоревший магазин, ржавый, проросший бурьяном трактор, все дышит умиранием, заброшенностью.
Стоит покосившаяся стела с большими облезлыми буквами: