* * *
Аглая прожила еще пять лет. За все это время она ни разу, ни в одном разговоре, не упомянула имени своей сестры.
Варианты развития случайных событий
"Вниманию пассажиров! Электропоезд Москва -
В Студены отправится с четвертого пути в семь часов двадцать минут. Повторяю!"
Пассажиры быстро заполняли электричку, с привычной ловкостью закидывая наверх огромные, пыльные, обвязанные ремнями сумки, мешки и клеенчатые котомки. Остальной багаж они ставили под сиденья, под ноги и куда придется. Народ все прибывал, и Вера порадовалась, что она уже сидит у окна. Вскоре почти все места были заняты крепкими тетками с обветренными лицами. Похоже, что они приезжали торговать на рынке, и сейчас, довольные результатом, возвращались домой. Женщины перекликались, подкалывали друг друга, вспоминали, как шла торговля. "Расскажи, расскажи, как ты ему сдачу с полтинника сотнями дала". "А ко мне тут одна подходит, почем, говорит, грудиночка. Я говорю – это лопатка с хрящом. А она мне – я не первый год мясо покупаю, знаю, наверное, что такое грудинка и лопатка". "А я, смотри, какой халат купила. У этого, как его, ну Ахмед такой, бритый. Ух, какой. Цветастый! И почем? А че ж мне не сказала, я б тоже купила. – А у него только один был". В вагоне было шумно, и пахло многолюдьем.
Электричка, наконец, вздрогнула, дернулась и, медленно набирая ход, отправилась в путь. Мало-помалу пассажирки унялись. Одни достали из сумок хлеб, колбасу, термосы с чаем и завтракали; другие дремали, прислонив головы к окну или к плечу соседки, третьи тихо разговаривали.
Вера отвернулась к окну. Там тянулся обычный придорожный пейзаж – массивные промышленные грязновато-бетонные блоки с редкими вертикальными прорезями вместо окон, про которые даже не хотелось знать – склады это или что-то другое; отцепленные вагоны с какими-то отметками на боках, груженые пыльным углем; потемневшие от старости, осевшие деревянные дома, серые пятиэтажки, розоватые "продмаги", стекляшки "булочных" и "трикотажа".
Последнее время Вера пребывала в смутном настроении. Она была недовольна собой и всем, что ее окружало. Хотя толком сформулировать, что именно было плохо в ее жизни, у Веры не получалось. И это тоже ее раздражало. Но что-то было не так, и это "что-то" перевешивало все плюсы и преимущества ее стабильного существования. Как-то все надоело. Ничто не радует. Все одно и то же каждый день, жизнь проходит, ничего не случается, а то, что случается – абсолютно не трогает, не задевает, не волнует, ну, может быть, ненадолго. Но если честно, то – нет, не волнует. Все по инерции. Надо что-то менять. Уехать куда-нибудь. Куда? Не знаю. Куда-нибудь. Вырваться из этого затхлого круга. Бросить все. Начать сначала. Иначе. Не знаю, как. Но по-другому.
Такие внутренние монологи постоянно звучали в Вериной голове. Стоило ей перестать думать о делах, как между мыслями появлялся некий свободный промежуточек, который тут же заполнялся этим назойливым "Все надоело, надо что-то менять". Настроение от этого еще больше портилось, потому что она никуда ни уезжала, ничего не предпринимала, и никаких перемен не происходило.
И вот теперь Вера сидела в переполненной электричке, которая везла ее в некий – четыре часа езды, потом сорок минут на автобусе и сколько-то километров пешком – городишко на Оке. Этот городишко давно уже отошел в область воспоминаний, из которых Вера сотворила себе легенду. Там был закат в яблоневом саду, взгляды, руки, губы, падающие звезды – весь романтический набор первой студенческой летней "практики". И хотя известно, что поздняя явь губительна для легенд, Вера уже около двух часов пребывала в необычном состоянии – сознательного совершения безрассудства, единственным объяснением которого служат слова – так надо.
За время пути состав пассажиров немного сменился. Вместо дородной тетки рядом с Верой теперь сидел худой старик с впалыми щеками, заросшими седой щетиной. От его брезентового плаща пахло дождем и землей. На коленях у него стояла старая потертая черная сумка, которая время от времени сползала то в одну то в другую сторону, и он ее поправлял и устанавливал поудобнее. Напротив Веры у окна оказался мужчина лет сорока. "Ничего особенного. Хотя… Нет, не мой тип. Но что-то в нем есть…" Рукава его фланелевой в синюю клетку рубашки были закатаны до локтя, открывая сильные предплечья с легким загаром, как у человека, загоравшего не специально. Он сидел, спрятав ладони подмышками. "Наверно у него въевшееся машинное масло под ногтями и один палец деформирован", – принялась фантазировать Вера. – "Например, его зажало станком". Мужчина взглянул на часы, и обнаружилось, что ладони у него опрятные, ногти в порядке, пальцы все на месте. "Ладно, значит ты не механик по моторам. Тогда кто? Инженер какой-нибудь. Господи, чем я занимаюсь" – мысленно рассмеялась Вера. Мужчина, очевидно, заметил ее интерес, хотя не понял, чем он вызван. Он с легким недоумением взглянул на свои ладони и не найдя ничего стоящего внимания, снова скрестил руки на груди. Вера смутилась и отвернулась к окну.
Вдруг ее левой руки коснулось что-то холодное и одновременно пушистое. Из черной сумки, стоявшей на коленях у старика, высунулась черная мордочка щенка и ткнулась Вере в руку.
– Ах ты какой славненький, ты мой хороший песик!
Щенок тут же попытался целиком выбраться из сумки и забраться к Вере на руки. Старик запихнул щенка обратно в сумку, но Вера протянула руку и стала гладить пушистую большелобую голову с чуть опущенными на концах ушками. Мужчина тоже наклонился к сумке.
Хорошая псинка. Сколько ему? Месяца два?
– Два и неделя. У меня дочка в Москве. У них Жулька ощенилась. А внучка сейчас у меня. Со старухой. Обрадуется. А потом я его себе оставлю. А то моя-то Альма сдохла, мать ихней Жульки. Вот так вот. Такие дела.
Старик скупо – не привык много говорить, а тут – вишь! – разговорился, погладил щенка по голове. – Ну, хватит, полезай. Давай, давай.
– А у моих ребят тоже пес. Дворняга, – одобрительно сказал мужчина. – Нашли его щенком, зимой. Кто – то его выкинул, он уж даже не пищал. Мы его выходили, вон какой пес стал. Ему уж пять лет скоро.
– А сколько твоим? – спросил старик.
– Старшему будет двенадцать. Младшему девять.
– Большие. А моей внучке еще четырех нет, три годочка вон в апреле стукнуло.
– Маленькая еще.
– Да-к, маленькая. Хорошая, – старик опять скупо улыбнулся.
Во время этой беседы Вера как следует разглядела своего попутчика напротив. Нет, не интересный. Без затей. Обычный. И голос никакой, в толпе не различишь. Глаза серые или голубые? Скорее серые. Губы… да, не бесформенные. Наверно мягкие и теплые. Как у коня. Она представила, что дает ему пучок травы и он мягкими и теплыми губами берет ее с Вериной ладони. Она чуть не рассмеялась вслух. В общем, заурядный, простой мужик. Не урод. По-своему даже красив, расщедрилась Вера, но…грубоват, остановила она себя. Наверно, он Коля.
Старик поднялся – "ну, будьте здоровы", направился к выходу. Теперь они остались вдвоем друг напротив друга.
– Куда вы едете?
– А, так, – Вера махнула рукой. – А вы?
– А я еду…Дед звал. Огород… вообще по хозяйству. Ему трудно.
– A-а. Понятно.
– Вы до Студен?
– Да, до Студен.
– Я тоже. А потом на автобусе. А может на попутке. Если долго не будет.
– Мне тоже надо на автобус. Не помню какой. Но найду.
– Найдем! Я помогу.
Вера улыбнулась.
– А как зовут – то вас? – неожиданно спросил мужчина.
– Вера, – ответила она просто.
– Вера, – повторил он. – Вроде и ни к чему, да? А захотелось узнать ваше имя.
"Ну а тебя-то как зовут? Спросить? Или не спрашивать?". И только она открыла рот, чтобы спросить его, как он сказал:
– А я Николай, Коля.
– Правда? – ахнула Вера.
– Да. А что? – удивился он.
– Да нет, ничего ("не объяснять же ему…а то еще решит, что я всю дорогу только об этом…"). И тут же вопреки себе сказала:
– Просто я почему-то подумала, что вас зовут Коля.
Она ждала, что он скажет "Здорово, неужели. Надо же". Но он помолчал, посмотрел на нее и произнес:
– Значит, угадали.
Вере понравилось, как он это сказал. Мелькнула мысль, что этот момент запомнится. Какое-то время они ехали молча. Вскоре бабки стали суетиться, доставать свои мешки и тюки, и выстроились в проходе.
– Вот и Студены, – сказал Николай. – Приехали.
На пыльной привокзальной площади стояло несколько автобусов.
– Вот моя "тройка". Ну, пойдемте искать ваш.
– Знаете, Николай, не надо. А то уйдет ваша тройка, и как вы будете добираться?
– Пойдем, пойдем, вам куда надо?
– До Соснянки. Знаете такую?
– Слышал. Сейчас найдем.
– Спасибо, Николай, – твердо сказала Вера. – Я сама. Езжайте.
Он поставил рюкзак на землю, не торопясь расслабил туго стянутый шнур, достал из рюкзака большое зеленое яблоко с красным боком. Подбросил его. Поймал.
– Это вам.
– Ой, что вы, спасибо!
Яблоко с трудом уместилось на Вериной ладони.
Они постояли, глядя друг на друга.
– Ну что вам сказать? Поехали со мной, а?