- Я уже начал, мистер Йоссарян. Сеньор Гэффни не теряет времени даром. Я послал в правительство запрос на ваше досье в рамках Закона о свободе информации, а еще мне должны прислать данные на вас из одного из лучших агентств по оценке кредитоспособности граждан. У меня уже есть номер вашего социального обеспечения. Ну, вам это нравится?
- Я нанимаю вас не для того, чтобы вы собирали информацию на меня!
- Я хочу выяснить, что знают о вас те, кто вас выслеживает, до того, как я выясню, кто все они такие. Сколько их, вы сказали?
- Ничего я не говорил. Но я насчитал не меньше шести, но двое или четверо из них, может быть, работают вместе. Я заметил, что они ездят в дешевых автомобилях.
- Малолитражки, - пунктуально поправил Гэффни, - чтобы не так бросаться в глаза. Вероятно, именно поэтому они и бросились вам в глаза. - Гэффни казался Йоссаряну исключительно точным. - Значит, вы говорите, шесть? Шесть - хорошее число.
- Для чего?
- Для дела, конечно. В числах заключена безопасность, Мистер Йоссарян. Например, если один или двое из них вдруг решат прикончить вас, то у нас будут свидетели. Да, шесть - очень хорошее число, - радостным голосом продолжал Гэффни. - Лучше, конечно, если бы их было восемь или десять. Не думайте пока о встрече со мной. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них догадался, что я работаю на вас, если только не выяснится, что они работают на меня. Я люблю иметь решения прежде, чем задача сформулирована. Пожалуйста, выключите воду, если только вы не занимаетесь сексом. А то я уже охрип от крика и едва вас слышу. И потом, вода вам совершенно не нужна, когда вы говорите со мной. Ваши друзья называют вас Йо-Йо? А некоторые - Джон?
- Только мои близкие друзья, мистер Гэффни.
- Мои называют меня Джерри.
- Должен вам сказать, мистер Гэффни, что разговор с вами действует мне на нервы.
- Я надеюсь, это пройдет. Если вы позволите, то это сообщение вашей медицинской сестры было весьма обнадеживающим.
- Какой медицинской сестры? - быстро ответил Йоссарян. - Нет у меня никакой сестры.
- Ее зовут Мелисса Макинтош, сэр, - поправил его Гэффни, неодобрительно кашлянув.
- Вы и мой автоответчик прослушивали?
- Это делала ваша компания. Я всего лишь выполняю заказ. Я бы не стал это делать, если бы мне не платили. Пациент выздоравливает. Никаких признаков инфекции не обнаружено.
- Я думаю, это просто феноменальный случай.
- Мы счастливы, если вы довольны.
* * *
А о месте пребывания капеллана по-прежнему ничего не было известно; его где-то удерживали с целью обследования и допросов, после того как, благодаря Закону о свободе информации, он нашел Йоссаряна в больнице и снова ворвался в его жизнь с проблемой, решить которую сам был не в силах.
Йоссарян лежал на своей больничной кровати, уставившись в потолок, когда его нашел капеллан; Йоссарян, не ответив на осторожный стук, с выражением крайней враждебности смотрел, как приоткрылась на дюйм дверь, и увидел, что в его палату робко заглядывает лошадиное вежливое лицо с шишковатым лбом и редкими пучками соломенных волос, обесцвеченных блеклой сединой. Глаза под розовыми веками загорелись, как только увидели Йоссаряна.
- Я так и знал! - сразу же радостно воскликнул обладатель лица. - Я непременно хотел увидеть вас еще раз. Я знал, что найду вас! Я знал, что узнаю вас. Как хорошо вы выглядите! Как я рад, что мы оба все еще живы! Я хочу возрадоваться!
- Вы что еще за хер? - строго спросил Йоссарян.
Ответ последовал мгновенно.
- Капеллан, Таппман, капеллан Таппман, Альберт Таппман, капеллан? - капеллан Альберт Таппман был многословен. - Пьяноса? ВВС? Вторая мировая?
Наконец, Йоссарян позволил осмысленному выражению появиться на своем лице.
- Черт меня побери! - В голосе у него появилась некоторая теплота, когда он, наконец, понял, что снова, после более чем сорокапятилетнего перерыва, видит армейского капеллана Альберта Т. Таппмана. - Входите. Вы тоже хорошо выглядите, - великодушно сообщил он этому тощему, изможденному, измученному старику. - Да садитесь же, Бога ради.
Капеллан покорно сел.
- Ах, Йоссарян, я сожалею, что нашел вас в больнице. Вы очень больны?
- Я вообще не болен.
- Это хорошо, правда?
- Да, это хорошо. А вы как?
Капеллан моментально смутился.
- Начинаю думать, что неважно, да, может быть, совсем неважно.
- Значит, плохо, - сказал Йоссарян, обрадованный тем, что время говорить о деле наступило так быстро. - Тогда расскажите мне, капеллан, что привело вас сюда. Если вы по поводу еще одной встречи ветеранов, то вы пришли не к тому человеку.
- Это не по поводу встречи, - вид у капеллана был несчастный.
- А по поводу чего?
- У меня неприятности, - просто сказал он. - Думаю, это может быть серьезно. Я не понимаю, что происходит.
Он, конечно, уже был у психиатра, который сказал ему, что он весьма вероятный кандидат на старческую депрессию и уже слишком стар, чтобы ждать каких-либо других депрессий, получше.
- Это у меня тоже есть.
Было высказано предположение, что капеллан, вероятно, воображает все это. Капеллан, как он воображал, не воображал, что воображает что-либо из происходящего с ним.
Одно, по крайней мере, было вполне определенно.
Когда оказалось, что никто из непрерывного и пугающего потока все новых и новых посетителей, материализующихся в Кеноше с официальным заданием допросить его в связи с его неприятностями, не имеет ни малейшего намерения помочь ему хотя бы понять, в чем собственно состоят его неприятности, он вспомнил Йоссаряна и подумал о Законе о свободе информации.
Закон о свободе информации, как объяснил капеллан, - это федеральное установление, обязывающее все правительственные учреждения предоставлять любому, обратившемуся к ним с запросом, всю имеющуюся у них информацию, кроме той имеющейся у них информации, которую они не хотят предоставлять.
И, как обнаружил впоследствии Йоссарян, благодаря этой единственной уловке в Законе о свободе информации, технически они не были обязаны предоставлять вообще хоть какую-нибудь информацию. Еженедельно к запрашивающим направлялись сотни тысяч страниц, в которых было вымарано все, кроме синтаксических знаков, предлогов и союзов. Это была хорошая уловка, со знанием дела подумал Йоссарян, потому что правительство могло не предоставлять никакой информации по информации, которую оно предпочитало не предоставлять, и невозможно было определить, исполняет ли кто-нибудь это либеральное федеральное установление, называемое Законом о свободе информации.
Капеллан вернулся в Висконсин и успел пробыть там всего один или два дня, как откуда ни возьмись явился отряд коренастых секретных агентов и похитил его. Они, по их словам, были посланы в связи с делом столь деликатным и имеющим такую государственную важность, что даже не имели права сказать о том, кто они такие, не поставив при этом под угрозу раскрытия агентство, на которое, по их словам, они работали. Ордера на арест у них не было. Закон не обязывал их иметь ордер. Какой закон? Тот же самый закон, который освобождал их от необходимости называть его.
- Странно, не правда ли? - задумчиво сказал Йоссарян.
- Да? - удивленно сказала жена капеллана, когда они разговаривали по телефону. - Почему?
- Пожалуйста, продолжайте.
Они сообщили ему о его правах и сказали, что прав у него никаких нет. Он что, хочет затеять скандал? Нет, он не хотел затевать скандала. Тогда он должен заткнуться и следовать за ними. Ордера на обыск у них тоже не было, но они тем не менее обыскали его дом. Они и другие, вроде них, приходили после этого еще несколько раз с командами технических специалистов, у них были значки их ведомств, защитные комбинезоны, перчатки, счетчики Гейгера и респираторы. Они взяли пробы почвы, краски, дерева, воды и почти всего остального, разложили их по мензуркам, пробиркам и другим специальным контейнерам. Они раскопали землю. Все соседи недоумевали.
Проблема капеллана была в тяжелой воде.
Он мочился тяжелой водой.
- К сожалению, так оно и есть, - доверительно сообщил Йоссаряну Леон Шумахер, когда был сделан полный анализ мочи. - Где вы взяли этот образец?
- У приятеля, который был у меня на прошлой неделе когда вы сюда заглянули. Это мой старый капеллан из армии.
- А он где его взял?
- У себя в мочевом пузыре, наверно. А что?
- Вы уверены?
- Как я могу быть уверен? - сказал Йоссарян. - Я за ним не следил. А где еще, черт возьми, мог он его взять?
- Я думаю, в Гренобле во Франции. В Джорджии, в Теннесси или Южной Каролине. Основное ее количество там и получают.
- Основное количество чего?
- Тяжелой воды.
- Что, черт возьми, все это значит, Леон? - захотел узнать Йоссарян. - Вы абсолютно уверены? Тут не может быть какой-нибудь ошибки?
- Судя по тому, что я здесь читаю, - не может. Они почти сразу определили, что она тяжелая. Два человека с трудом подняли пипетку. Конечно, они уверены. Там в каждой водородной молекуле воды присутствует лишний нейтрон. Вы знаете, сколько молекул содержится всего в нескольких унциях? Этот ваш приятель должен весить на пятьдесят фунтов больше, чем кажется.
- Послушайте, Леон, - сказал Йоссарян, предусмотрительно понизив голос. - Вы об этом никому не скажете, да?
- Конечно, не скажем. Это же больница. Мы не скажем никому, кроме федерального правительства.
- Правительства? Вот они-то как раз его и донимают. Их-то он и боится больше всего!