Но больше всех остальных его беспокоил Майкл, который, казалось, не мог пробудить в себе желание стать хоть чем-нибудь и совершенно не замечал опасностей, подстерегающих человека, не имеющего цели. Майкл как-то в шутку сказал Йоссаряну, что собирается начать откладывать деньги на развод, еще не начав откладывать на женитьбу, а Йоссарян сдержал в себе желание ответить шуткой на шутку, сказав, что это вовсе не смешно. Майкл не сожалел о том, что никогда не прикладывал особых усилий, чтобы добиться чего-нибудь в качестве художника. Эта роль тоже не слишком привлекала его.
Женщин, в особенности тех, кто уже успел раз побывать замужем, тянуло к Майклу, и они жили с ним, потому что он был спокойный, отзывчивый и нетребовательный, но скоро они уставали от жизни с ним, потому что он был спокойный, отзывчивый и нетребовательный. Он решительно отказывался ссориться, а в конфликтных ситуациях погружался в молчание и становился грустным. Уважая Майкла, Йоссарян подозревал, что тот, хотя и не говорит об этом вслух, прекрасно знает, как ему поступать и с женщинами, и с работой. Но не с деньгами.
Что касалось денег, то Майкл жил на вольных хлебах, заключая контракты на разного рода рисунки для агентств и журналов или художественных студий, или с чистой совестью принимал сколько ему было нужно от Йоссаряна, отказываясь верить в то, что в один прекрасный день для него может больше не найтись контрактов или что Йоссарян может вдруг не захотеть спасать его от полного финансового краха.
В целом же, решил Йоссарян, это была типичная, современная, послевоенная семья, в которой царил разлад и никто, кроме матери, не любил по-настоящему всех остальных и не видел никаких причин для любви, и каждый, подозревал Йоссарян, как и он сам, по крайней мере тайно и время от времени, пребывал в тоске и печали.
Он любил жаловаться на то, что его семейная жизнь была идеальной. Как у Густава Ашенбаха из новеллы Томаса Манна, семейной жизни у него не было никакой.
Слежка за ним все еще продолжалась. Он не знал, сколько человек его пасет. К концу недели появился даже какой-то ортодоксальный еврей, бродивший туда-сюда по тротуару напротив его дома, а еще на его автоответчик позвонила медицинская сестра Мелисса Макинтош, которую он отнюдь не забыл; на тот случай, если он все еще собирается пригласить ее на обед - а также в Париж и Флоренцию за нижним бельем, добавила она с ехидным смешком, - Мелисса информировала его, что ее временно перевели в вечернюю смену, и сообщала невероятную новость: больной бельгиец был все еще жив, и, хотя боли у него не прошли, температура упала до нормы.
Если бы не этот звонок, Йоссарян голову бы дал на отсечение, что бельгиец уже мертв.
Он мог объяснить присутствие лишь немногих из всех, кто висел у него на хвосте: тех, кого наняли адвокаты разводящейся с ним жены, и тех, кого нанял этот псих, разводящийся муж одной матери семейства, женщины, с которой Йоссарян однажды не так давно переспал в подпитии; он без особого энтузиазма признавал, что переспал бы с ней и еще, если бы у него когда-нибудь возникло поползновение еще раз переспать с женщиной; этот тип нанимал детективов для слежки за всеми знакомыми мужчинами своей жены, потому что у него была навязчивая идея получить свидетельства супружеской неверности для нейтрализации свидетельств супружеской неверности, которые ранее были добыты на него его женой.
Йоссаряну не давал покоя вопрос: откуда взялись другие, и после нескольких новых приступов мрачного ожесточения он взял быка за рога и позвонил в офис.
- Есть какие-нибудь новости? - начал он разговор с сыном Милоу.
- Насколько мне известно, нет.
- Ты мне говоришь правду?
- По мере сил.
- И ничего не скрываешь?
- Насколько я знаю, нет.
- А ты бы мне сказал, если бы скрывал?
- Сказал бы, если бы мог.
- М2, когда сегодня позвонит твой отец, - сказал он Милоу Миндербиндеру Второму, - скажи ему, что мне нужен хороший частный детектив. Это для личных дел.
- Он уже звонил, - сказал Милоу младший. - Он рекомендует Джерри Гэффни из Агентства Гэффни. Только ни в коем случае не говорите ему, что его рекомендовал мой отец.
- Он тебе это уже сказал? - Йоссарян был ошарашен. - Откуда он знал, что я попрошу?
- Вот это я не могу сказать.
- Как ты себя чувствуешь, М2?
- Трудно быть уверенным.
- Я имею в виду - в общем. Ты не заезжал больше на автовокзал посмотреть в эти телевизионные мониторы?
- Я должен еще прохронометрировать их. Я хочу съездить туда снова.
- Я могу устроить это еще раз.
- А Майкл со мной поедет?
- Если ты ему заплатишь за рабочий день. Как дела, все в порядке?
- Неужели бы я не захотел вам сказать, если все было в порядке?
- Захотеть-то, может, и захотел бы, а вот сказал бы?
- Это зависело бы от некоторых обстоятельств.
- От каких?
- От того, мог ли бы я сказать вам правду.
- А ты бы сказал мне правду?
- А откуда бы я узнал, правда это или нет?
- А солгать мне ты бы мог?
- Только если бы знал правду.
- Ты со мной откровенен?
- Этого хочет мой отец.
Когда Йоссарян набрал номер, жизнерадостный, мягкий голос, принадлежащий человеку по имени Джерри Гэффни, сказал:
- Мистер Миндербиндер предупреждал, что вы должны позвонить.
- Это странно, - сказал Йоссарян. - Какой из них?
- Мистер Миндербиндер старший.
- Тогда это совсем странно, - сказал Йоссарян более жестким голосом. - Потому что мистер Миндербиндер старший категорически настаивал, чтобы я в разговоре с вами не называл его имени.
- Эта была проверка вашего умения хранить секреты.
- Вы не дали мне возможности пройти ее.
- Я доверяю своим клиентам и хочу, чтобы все они знали: они всегда могут доверять Джерри Гэффни. Что еще есть в нашей жизни, кроме доверия? Я всегда все говорю напрямик. Я немедленно предоставлю вам доказательства этого. Вы должны знать, что эта телефонная линия прослушивается.
Йоссарян затаил дыхание.
- Как вы но обнаружили, черт возьми?
- Это моя телефонная линия, и я хочу, чтобы она прослушивалась, - дал логичное объяснение мистер Гэффни. - Ну, теперь вы видите? Вы можете положиться на Джерри Гэффни. Прослушиваю эту линию только я сам.
- А моя телефонная линия прослушивается? - Йоссарян счел, что должен задать этот вопрос. - Я веду много деловых разговоров.
- Дайте-ка я проверю. Да, ваша организация прослушивает вашу линию. Вероятно, и в вашей квартире стоят "жучки".
- Мистер Гэффни, откуда вы все это знаете?
- Зовите меня Джерри.
- Откуда вы все это знаете, мистер Гэффни?
- Потому что, мистер Йоссарян, я ставил на вашу линию прослушивающую аппаратуру и, по всей видимости, я - одна из сторон, которая и оборудовала вашу квартиру "жучками". Я вам дам один совет. У любой стены могут обнаружиться уши. Если вы хотите, чтобы ваш разговор никто не прослушал, говорите только с открытым краном. Если хотите заняться любовью, то делайте это только в ванной комнате, или на кухне, или под кондиционером, а вентилятор ставьте на макси… Именно так! - одобрительно сказал он, когда Йоссарян со своим беспроводным телефоном перешел на кухню и до предела вывернул оба крана, чтобы его разговор не стал достоянием других. - Наша аппаратура ничего не принимает. Я вас едва слышу.
- А я ничего и не говорю.
- Научитесь читать по губам.
- Мистер Гэффни…
- Называйте меня Джерри.
- Мистер Гэффни, вы прослушиваете мой телефон, вы понатыкали "жучков" в мою квартиру?
- По всей видимости, понатыкал. Я дам одному из моих следователей указание проверить. Я ничего не утаиваю. Мистер Йоссарян, у вас имеется переговорное устройство для связи с обслуживающим персоналом в холле. Вы уверены, что в настоящий момент оно не включено? Видеокамеры за вами сейчас не наблюдают?
- Кому бы это могло понадобиться?
- Во-первых, мне, если бы мне за это заплатили. Теперь, когда вы знаете, что я говорю правду, мы можем стать близкими друзьями. Только так и можно работать. Я думал, вы знаете, что ваш телефон прослушивается, что ваша квартира, по всей видимости, оборудована "жучками", что ваша корреспонденция перлюстрируется, ваши поездки контролируются, а ваши кредитные карточки и банковские счета находятся под наблюдением.
- Проклятье, я сам не знаю, что я знаю. - Йоссарян с протяжным стоном впитывал эти отвратительные сведения.
- А вы будьте оптимистом, мистер Йоссарян. Всегда будьте им. Насколько мне известно, скоро вы станете одной из сторон брачного процесса. Вы можете считать все это само собой разумеющимся, если у вашего руководства имеются финансовые возможности платить нам.
- Вы и такими вещами занимаетесь?
- Я часто занимаюсь такими вещами. И это ведь только ваша компания. Почему вас должно беспокоить, что там слышит "П и П М и М", если вы никогда не говорите ничего такого, что вам хотелось бы утаить от вашей компании? Пока что вы мне верите, правда?
- Нет.
- Нет? Не забывайте, мистер Йоссарян, я все это записываю, хотя и буду счастлив стереть все, что вы попросите. Как вы можете скрывать что-то от "П и П М и М", если вы участвуете в ее доходах? Разве все не участвуют в ее доходах?
- Я никогда не делал публичных заявлений на этот счет, мистер Гэффни, и не собираюсь их делать теперь. Когда мы можем встретиться, чтобы начать?