Ага. Деревня! Поселок городского типа.
К воротам пятился по свежему асфальту каток, чадила печь смоляная. Работяги оперлись на грабарки, заметив меня, сховали бутылку за фонарный столб.
Вкруг площади со скуки сдыхало оцепление в парадных ремнях, научая овчарок ложиться-вставать, я сунулся наискось площади, имея в виду бульварную тень, ведущую к банку.
Средь площади на деревянном ящике виднелся чин в фуражке и дул на пробу в мегафон, под ним табунилась толпа. К ней на соединение отрешенно брел осанистый священник в черной шапке ведром и круглой блямбой на цепи под седой бородой. Почтительно отдалясь, семенили следом румяные служки в накидках золото-голубых - несли икону, кадило, крест, хоругвь.
- Готовность один! - через мегафон. - Затуши сигарету! Кто там на пол плюет? Свиридов, гости - кто гости?
- Товарищ лейтенант, това… - подкатился смахивающий на борца легкой категории круглый прапорщик с потными бровями. - Семь секунд. Я прошу. - Подтащил, ухватив влажной ладонью запястье. - Вот гость, товарищ полковник. Размер похож.
Гарнизонный командир Гонтарь осмотрел меня с ящика.
- Та сойдеть. Для сельской местности. - Разгладил бумагу, взлезший на ящик капитан держал обеими руками мегафон у его рта. - Готовность ноль. Товарищи, сводная репетиция. Напоминаю - неразглашение, ответственность. Задача: закрепить кто за кем. Довести общий вид. Ну шо, на исходные. Прогоним, и шабаш. Свиридов, кто гость-два?
Народ пошевелился, став рядами. У подножия ящика очистилась надпись мелом "Ковровая дорожка".
- Попрошу, - прапорщик толкнул меня к ящику. - Вы пока в машине. Кого ж еще… Товарищ полковник, я и буду гость-два! Я и буду. - Прошмыгнул и утер с бровей капли.
- Смир-на. Слушай. Двенадцатое сентября. Полдень. Солнце позолотило… Так, всего не читаю, так, вот: Президент и Генеральный организации наций… из машины - прибыли!
Прапорщик провел меня вперед на два шага и установил: тут.
- Наш слева. Тот справа. Кто там крутит башку? Потом не у кого будет спрашивать! Запоминайте: кто где. Подсказка: тот араб. В общем, цыган. Оркестр! - Гонтарь махнул фуражкой - на бульваре бухнули в барабан. - Благословение, благословение - чего ждем?! Музыка не кончилась - уже пошли, не дать оглядеться.
Прапорщик отодвинулся и скорчил постную рожу. Надвигался священник, завернувшийся еще в подобие плащ-палатки - золотое, шитое жемчугом полотно, жарко облепленное цветами голубыми и алыми в шесть лепестков, драгоценные отблески кололи лица смиренных прислужников, - священник кадил на толпу, басовито напевал, посматривая на меня, народ кланялся, широко крестясь Я встал поровнее и так же кивал. Прапорщик чванливо подбоченился с видом: не разумею.
- Благословение. Поцелуй руки, - вполголоса подсказывал Гонтарь.
Священник отдал кадило служке, взял мою руку и почтительно поцеловал.
- Кравчук! зтак-так-перетак! - сорвался полковник. - Куда суешься козлиной бородой?! Кто епископ? Ты ж епископ! Ты благословляешь. А он - целует. Он - руки лодочкой, морду опустил. Ты - на его лапы свою. Он поцеловал, ты маковку перекрестил. Не дергай ты бороду! Жарко? Свиридов, сегодня-то можно без бороды.
- А если он не схочет целовать? - зло поинтересовался епископ.
- Схочет! Руку бритую, надушенную… Ему ж тоже подскажут. Замнется - перекрести рожу его и - к стороне. Дальше. К-куда?! А гость-два? Цыгана осеняй, сто чертей твою мать совсем, крестом - и ушел. Девка - хлеб!
Взыграли рожки, гусли, сопелки, ядреная девка с лицом красным, какое бывает только у милиционеров, весело подбежала с пустым чеканным подносом.
- Девка: откушайте нашего хлеба-соли. Протянула - сама не разгибайся, пусть смотрит за пазухи! Глаз не опускай. Улыбнется - подмигни. Правым глазом. Один раз. Он откусил, жует. Хлеб передал цыгану. Девка, не разгибаясь, с пазух достает подарок. Слова: лада моя, я всю ночь сидела, тебя ожидала - ширинку вышивала. Ширин-ку?! Так? Что? Свиридов!
- Так точно, товарищ полковник. Так в книге. Ширинка - подарочный платок.
- В кни-иге? Свиридов, хорошо летаешь. Скоро сядешь! В книге. Он их читает? Ширинку всю ночь зашивала - что он, твою мать, подумает? Что мы к нему, извините за выражение, нескромную женщину налаживаем? Кто от музея?
- Я, товарищ полковник, - аукнулись из толпы. - Вместо ширинки можно - утирка. Утирка.
- И то. Девка!
- Лада моя, я всю ночь сидела, тебя ожидала - утирку вышивала. - Девка словно обжигалась словами, прогладила языком влажный рот и погрузила руку в тесные пазухи, прогнувшись вперед.
Полковник чвакнул, проведя по глазам рукой, выдохнул:
- Молодца, молодца… Дай бог всем. Девка убегает, подол приподнимается, видно белье… Цвет не указан, а надо. Свиридов, проверь, чтоб на утирке-ширинке вышили телефон, имя-отчество. Так… Казаки. Пошли казаки!
С бульвара тронулись и обогнули с гиканьем толпу два милиционера на саврасых лошадках.
- Выбегает девушка кормящая. Где кормящая?
- Тут! - В белых тапочках выскочила гимнастка лет двенадцати с острыми локотками и прогнула колесиком грудь.
Гонтарь смахнул с губ мегафон и просипел:
- Свиридов. Здоровей нет?
- Кандидат в мастера, - развел руками уязвленный прапорщик. - Чемпионка области.
- Чем она будет кормить? Президент станет ждать, пока у ей сосцы вырастут? Написано ж: девушка кормящая… А, извини, тут - кормящая голубей! Давай: покормила, сальто, мостик, колесо, взлетают тысяча голубей - возраст города. С памятника "Исток Дона" падает покров, струя воды возносит над площадью Илью Муромца со знаменами России и Объединенных Наций. Оркестр. Ликующие горожане оттесняют охрану, к гостю-один - не путать с черным - прорывается женщина со слепцом. Марш!
Толпа навалилась, над качнувшимися плечами образовавших цепь охранников женщина с изнуренным лицом подняла мальчика в синей майке, рыдающе заголосив:
- Коснись, избавитель! Прости маловерие мое, молю… - Малыш мучительно смотрел вверх, словно в переносицу ему упиралась невидимая рука, и так колотил ногами, что слетели сандалии.
- Ну. Задавят же бабу, - процедил Свиридов.
Я ошарашенно тронул малиновый лоб малыша - он трепыхнул головой и зычно гаркнул:
- Визу! Мамочка, я визу глазками! Солнце, травку, нас любимый город! Кто этот дядя?
- Спаситель твой, - захлебывалась, прижимая его и гладя, мать. - Сама не верю еще, молить будем за него…
- Ее оттесняют, - медленно читал Гонтарь. - Жми к себе шибче, чтоб не фотографировали. Главный врач города удостоверяет. Случай исцеления. "Скорая помощь" увозит. На углу Садовой и Первостроителя Мокроусова лилипута высаживаете, ребенка всаживаете и - на квартиру: ждать журналистов. Из народа выпадает старуха. Лариса Юрьевна, прошу вас, выпадайте.
Под руки охраны подлезла напудренная тетя в бархатном пиджаке и серебристо-шелковых штанах. Постелила у моих ног газету и тяжело опустилась на нее коленями, опираясь на руку раболепно нагнувшегося Свиридова. Подняла толстую руку в перстнях и браслетах мне под нос.
- Гость пытается ее поднять.
- Ай, не трожь, я тебя старше - ты должон меня слушать, - слабо улыбнулась тетка и поправила воображаемый платок. - Уж не чаяла вдосталь зреть ангельский лик - теперь и помирать можно. Расскажу в деревне - не поверят, задразнят балаболкой. Я одно, слышь ты, скажу: ты - надежа, украшай землю нашу, не зырь на блудяшек, не приставай к кабакам, уйми самовластье, утирай слезы народа. Не забывай, ты - русский, помни, откуда есть. Обойдешь землю - она не простит. Не гордись пусто, не стыдись каяться, не ищи чужой шкуры, не чурайся своей, ждали тебя долгонько. - Тетка захлюпала, закачала высоким шиньоном, прихваченным сеточкой, и протянула мне почтовый конверт, насыпанный песком. - Ладанку тебе, родной земли сгорнула с курганов Крюковского леса, не гребуй - спасет тебя в черный час ночной.
- Старуху уносят, - подхватил Гонтарь. - Слезно, Лариса Юрьевна, если быстрей только… Гость вдыхает землю, доносится песня "О, Русская земля, уже за холмами, еси…". Какая-то "еси". Буква пропущена. Неси? Меси?
- Соси? - предложил капитан, держащий мегафон.
- Пять суток ареста с содержанием на гауптвахте. Нюхай землю. Как ты шохаешь? Тебе не дерьмо на лопате поднесли. Вот так, вот так - родную землю! - Полковник спрыгнул с ящика, взял у меня конверт и сунулся в него всем носом. Вдохнул глубоко, блаженно прижмурясь, крякнул и неожиданно выпалил: - Свиридов, откуда брали?!
- Вы ж велели… Песочку, - зашелестел испуганный Свиридов. - Я из песочницы со двора… Дайте понюхать.
- Бегом! Переписать собаководов, просеять песок, обнаружить, кто поганил, и - на ветстанцию: усыпить падлятину такую! Исполнять. Всем: через три дня в костюмах и полном составе. Слова знать. Первая рота напра! Вторая нале! Во! Бегом! По команде "бегом" руки сгибаются в локте на угол девяносто градусов, корпус подается вперед с переносом центра тяжести на правую ногу. Марш!
Прапорщик Свиридов борзо засеменил по делам, то поднося землю к носу, то отстраняя на вытянутую руку. Я наконец опомнился. Все протекло так складно, что ни смеяться не поспевал, ни думать - дух захватывало.