11.
Буленбейцер не говорит им одной нехорошей тайны, впрочем, он и Ольге ее не говорит, он никому не говорит, тем более - так не вяжется с его стеклянно-сияющим оптимизмом, с его опытом разных штучек, и все-таки: если большевики, как крысы, то - он чувствует, что сердце сейчас лопнет, - то уничтожить их нельзя. У него есть, правда, одно утешение благодаря крысино-большевизму - он больше спать не может, в четыре утра не спит, - и бодрый, он не обломствует в постели или в кресле, додремывая в дружеских объятиях персидского халата, он штольцствует хотя бы в тире, но больше в сарае парашютисток, обществе русских беженцев, клубе английских офицеров, он первый, между прочим, представил программу радиовещания на Россию - мы же мечтали об этом еще в 1930-е! - да, крысы неуничтожимы. Трещинка в оптимизме, как трещинка в стеклянном глазу. Вот им придумали одну отраву: старое, доброе - кусочки пробки, обжаренные в сале, - когда сглотнет, кусочки распухают внутри, закупоривая крысиную главную кишку, крыса и дохнет со вспученным брюхом и одеревеневшими в судорогах лапами… И что же? Кишки приспособились. Затем пустили в ход известь - не просто заткнуть ей проходы (о, век Льва Толстого, о гуманизм гнилой), но выжечь, выжечь ей внутренности - оставив жухлую шкурку. И что же? Внутри приспособились. Изготовили разноцветные мармеладки, стрихниновые шоколадки, смертельные сухари, больные бобы - только чавкают, испражняются благодарно, просят добавки. Механические способы (деревенская стальная прищепка, изысканная гильотина - голова, например, повисает на нитке, бетонный клей - отодраться можно только с костями) скучно перечислять. Хорошо-с. Япошки придумают (когда это будет!) ультра-звук: действует, господа, действует! Пробирает по самый хвост! Крысы драпают к соседям. Это выход? Революцию в Венгрии, слава Богу, раздавили - крыс выгнали. Выход? Только отыгрыш. В Испании раздавили. Выход? Отыгрыш. В Португалии раздавили. Выход? Отыгрыш. В Греции раздавили. В Италии раздавили. Кто теперь вспомнит, как коммунисты ползли - какое ползли! - прыжками, прыжками - к власти. (И не странно, что слово "власть" рифмуется со словом "пасть" и со словом "сласть"?)
Между прочим, именно этим объясняются отъезды Буленбейцера из фабендорфской школы в конце 1940-х. Он хотел только русского дела, но благотворители вежливо настаивали на расширении кругозора. Ваша поездка в Италию и лекции про ужасы коммунизма (полторы недели, столько-то фунтов) сейчас, пожалуй, необходимей, чем разгадки русских загадок в смешливом кружке симпатичных парашютисток. Он, разумеется, ехал. Пусть крыс нельзя всех перебить, но снизить поголовье возможно, возможно? По крайней мере, чтобы не бегали по улицам днем. И кажется, что их совсем не бывает.
Буленбейцер ехал в Италию, дремал с разговорником на коленях, тосковал по русскому чаю в поезде, высчитывал, сколько лет Трухановой может натикать сейчас - интересно, она учит держать спинку балерин краснознаменного Большого театра? - не хотел и думать, что сталось с Ильей - они виделись последний раз в Швейцарии весной 1943-го - рвали, смешно сказать, дикие нарциссы, вспоминал давнее, на Каменном, как поутру, открыв в сарае железный ржавый жбан, увидел на дне розовое крысиное семейство - восемь голых младенцев вроде гусениц с хоботками. Он сжег их на куче листьев, мамашу расплющив лопатой. Каменноостровские дурочки пробовали поднять скандал и взывали к авторитету (ну, конечно) недавно покойного графа Толстого (совести русской земли, ходившей босиком по земли).
А вот Игнатьева так же на куче листьев (только ли его одного?) - не сумел.
12.
Плата учителю? Ведь благодаря начальным "игнатьевским вечерам" Булен овладевал простыми приемами комедии масок, тем, что у него столь удачно потом получалось. "Честный юноша" - так граф Игнатьев именовал Буленбейцера ("Бухенбейцеха") за глаза, Труханова, разумеется, соглашалась. Да, плата учителю, который зря, зря отправился в любезный русскому сердцу Париж. Впрочем, как выяснится, генерал оказался живунчиком.
Булен прорыл ход в Париж раньше. Уже летом 1922-го он чувствовал, что не кольцо вокруг - сердце сжимается. Или у него и тогда наличествовала знаменитая интуиция? Которая впоследствии спасала не раз. Когда не поверил, например, Эфрону, когда придумал что-то про тетушку-склеротичку и не поехал с французским полковником (это в 1939-м) испытывать новейший газ и, соответственно, новейший противогаз - полковник так и остался инвалидом, а вся комиссия, принявшая новую модель противогаза, вероятно, так бы и куковала в тюрьме, если бы не война с немцами. Кстати, о войне. Голландия капитулировала 14 мая 1940-го, Бельгия - капитулировала 28 мая же. Прекрасная Франция брыкалась до 22 июня, но Буленбейцер с Ольгой скромно выехали на поезде в Берн уже 11 мая, на второй день после входа немцев в Бельгию. Он просто поменял билеты на это число.
Нет, магнит (и магия) интуиции не в том, что он загодя купил себе и Ольге швейцарские паспорта - это вполне рационально. Интуиция засвистела (как верный сигнал будильника), когда он взял билеты только на 1 июля! Даже эксперт Буленбейцер не мог предполагать такого скорого краха французского петуха. Но голос своей спасительницы он умел расслышать - и знал, что если мелькнет странная, на первый взгляд, мыслишка, то это не из-за неврастении.
"Удивительная страна - Швейцария", - первая фраза в путеводителе, которую Булен подчеркнул еще в поезде. Можно спросить: чего он опасался? Скованности в передвижениях. Подданный оккупированной страны - не то же самое, что подданный привольной Швейцарии.
"Немцы ненавидят большевистских крыс", - дружески шипел Буленбейцеру Шкуро во время встречи в Берлине (июнь 37-го). "Но сами немцы не прочь полакомиться Россией", - отвечал Федор. "Ты же за генерала Франко? Ты отправил к нему пятерых из своей школы! А сколько отправили немцы? Самолеты! Пушки! Танки! В Испании вы воевали вместе, что же, Федорушка, произошло? что ты вдруг немцев своих родных разжаловал?" - "Союзников, - попыхивал Федор черной сигарой, - не выбирают. Немцы - так немцы. Но немцам делать нечего было потом в Испании. Они щелкнули большевиков по носу - что ж: скажем спасибо. Они тренировались? Что ж: их право. Но они не отрезали от Испании ни кружочка, ни ломтика! Дайте мне гарантию, что так же будет в России, и я, когда начнется немецкий поход, первый выступлю с вами…" - "Ты какой-то масон…" - "Благодарю…"
Кузен Николя из Парижа уезжать не собирался: он не мог без парижанок, без устриц ("в Швейцарии я устрицами отравлюсь"), без общества. "Что - немцы? - недоумевал он. - Будут держаться скромно. Они знают, что во Франции ценят хорошие манеры". Война с Россией? Хх… Конечно, невесело. Но кузен был недостаточно русским, чтобы печалиться долго. "Не было бы, дружочек, большевистских крыс, - смеялся Николя, - немцам не понадобились бы химикалии, хи-хи-ки!.."
В 1979 году Булен прочел в воспоминаниях некоего Вячеслава Михайлина (псевдоним!), что он, Буленбейцер, перебрался в Швейцарию по заданию английской разведки, которой был завербован еще в 1920-м. Впрочем (Михайлин не унимался), не исключено, что Буленбейцер - двойной агент. Ведь недаром он в те же годы столовался у Игнатьевых, слушал лекции в Коммунистическом университете в Петрограде и главное - без сучка, без задоринки (так в тексте) выехал за границу напрямки в Париж.
"А как в 1932-м выскочил Редлих, он знает?! - фыркнул Булен Ольге, которая нежилась под солнцем в плетеном кресле. - За пятьдесят тысяч крысиных рублей! Тогда как инженеру платили они корму на триста".
"А у Игнатьевых ты, правда, столовался?" - спросила Ольга. "Пф. Пфравда". - "А что ты вынюхивал в Коммунистическом университете?" - "План лестниц, входы и выходы, чердак и подвал - всякое. Там взорвали бомбу в 27-м году, разве ты не помнишь? Ларионов, Соловьев, Мономахов - мои планы, надеюсь, пригодились Мономахову".
"А вот смотри-ка, - она защелкала страницами - к последним - всегда любила читать с конца. - Твой доброжелатель Лжемихайлин пишет на странице триста четырнадцатой, что Русский общевоинский союз поручил именно тебе устранение Игнатьева, а ты провалил дело". - "Врет".