- Я про мой ужин. Что у нас на ужин?
- Не знаю, посмотри в холодильнике.
Он затопал вниз. Ева слушала, как Брайан ходит по ламинату, который неумело настелил в прошлом году. По скрипу половиц она поняла, что муж прошел в гостиную. Вскоре он опять загрохотал на лестнице.
- Что, черт возьми, случилось с твоим стулом?
- Кто-то оставил на сиденье столовую ложку.
- Оно все измазано супом!
- Знаю, я сама это сделала.
- Ты что, облила стул супом?
Ева кивнула.
- У тебя нервный срыв, Ева. Я звоню твоей матери.
- Нет!
От ее яростного тона Брайан вздрогнул.
По его потрясенному взгляду Ева догадалась, что после двадцати пяти лет брака в домашней вселенной мужа наступил конец света. Брайан ретировался вниз. До Евы донеслись его проклятия по поводу отключенного телефона, а спустя секунды послышалось клацанье кнопок. Сняв трубку с параллельного аппарата, Ева узнала голос матери, тараторящий ее номер телефона:
- 0116 2 444 333, говорит миссис Руби Сорокинс.
Затем голос Брайана:
- Руби, это Брайан. Мне нужно, чтобы вы немедленно приехали.
- Никак не могу, Брайан. Мне как раз делают химическую завивку. Что стряслось?
- Ева… - он понизил голос, - мне кажется, она заболела.
- Так вызови "скорую", - раздраженно распорядилась Руби.
- Физически с ней все нормально.
- Ну, значит, все хорошо.
- Я сейчас приеду за вами, вы должны сами ее увидеть.
- Брайан, я не могу. Мне делают химическую завивку, и через полчаса с меня должны смыть раствор. Если вовремя не смыть, я стану вылитая Харпо Маркс, как барашек. Вот, поговори-ка с Мишель.
В трубке зашуршало и раздался голос молодой женщины:
- Привет… Брайан, да? А я Мишель. Объяснить вам популярно, что произойдет, если миссис Сорокинс прервет химическую завивку на этой стадии? Страховка-то у меня есть, но мне не улыбается мотаться по судам. Мое время расписано по часам аж до Рождества.
Телефон снова оказался у Руби:
- Брайан, ты меня слышишь?
- Руби, ваша дочь лежит в постели. В одежде и обуви.
- А я тебя предупреждала, Брайан. Помнишь, как мы в день свадьбы стояли на церковном крыльце, а я повернулась к тебе и говорю: "Наша Ева - темная лошадка. Она неразговорчива, и ты никогда не будешь знать, что у нее на уме". - Повисла долгая пауза, а затем Руби сказала: - Позвони-ка ты своей маме.
И дала отбой.
Еву потрясло открытие, что ее мать, как выясняется, в последнюю минуту попыталась расстроить свадьбу дочери. Она подтянула к себе сумку, валявшуюся на полу, и пошарила в ней, надеясь отыскать что-нибудь съестное. Ева всегда держала в сумке провиант - привычка, оставшаяся с младенческой поры близняшек, вечно они были голодные, поминутно распахивали ротики, словно птенцы - клювики. Ева нащупала пакет раздавленных крекеров, сплющенный батончик "Баунти" и початую пачку мятных конфет.
А Брайан внизу снова щелкал кнопками.
Звоня матери, Брайан всегда немного трусил, от страха даже начинал слова коверкать. Мать вечно заставляла его почувствовать себя виноватым, и неважно, о чем они говорили.
Ева снова взяла параллельный телефон, осторожно прикрыв микрофон ладонью.
Трубку свекровь сняла мгновенно и рявкнула:
- Да?
- Это ты, мама? - спросил Брайан.
- А кто еще? Сюда больше никто не заходит. Сижу одна-одинешенька семь дней в неделю.
- Но… э-э… ты… гм… не любишь гостей.
- Гостей не люблю, а выпроваживать их люблю. Не тяни, что случилось? Я "Ферму Эммердейл" смотрю.
- Прости, мама, что помешал, - проблеял Брайан, - может, перезвонишь мне во время рекламы?
- Нет, - отрезала она. - Давай разберемся сейчас, что бы там ни было.
- Это Ева.
- Ха! Отчего-то я не удивлена. Она тебя бросила? Как увидела эту вертихвостку, так сразу поняла, что она разобьет тебе сердце.
Брайан задумался, а разбивали ли ему сердце. Он никогда толком не мог сказать, что чувствует. Когда он принес домой диплом бакалавра естественных наук с отличием, чтобы предъявить свое достижение матери, ее тогдашний сожитель заметил: "Наверное, ты очень счастлив, Брайан". Брайан кивнул и натужно улыбнулся, хотя чувствовал себя ничуть не счастливее, чем днем раньше. А мать взяла тисненый диплом, пристально его изучила и нахмурилась: "Тебе придется попотеть, чтобы получить работу астронома. Люди с опытом побогаче твоего не могут трудоустроиться".
- Ева легла в постель в одежде и обуви, - скорбно сообщил Брайан.
- Не скажу, что потрясена, Брайан. Она всегда желала быть в центре внимания. Помнишь, как мы все вместе поехали отдыхать на Пасху в восемьдесят шестом? Твоя жена притащила с собой целый чемодан нелепого битниковского тряпья. Нельзя разгуливать в обличье битника по Уэллс-Некст-зе-Си. Все от нее шарахались.
- Вы не должны были выбрасывать в море мою чудесную черную одежду! - заорала наверху Ева.
Брайан никогда не слышал, чтобы жена кричала.
- Кто это там орет? - удивилась Ивонна Бобер.
- Телевизор, - соврал Брайан. - Кто-то выиграл кучу денег в викторине "Яйцеголовые".
- Она весьма достойно выглядела в тех вещах, что я ей купила.
Ева вспомнила, как достала из пакета кошмарные тряпки. От них пахло так, будто они годами тухли на сыром складе где-то на Дальнем Востоке, а цветовая гамма выедала глаза: сплошь лиловое, розовое и желтое. А еще в пакете лежала пара сандалий, с виду мужские, и старперская куртка цвета беж. Облачившись в этот ужас, Ева увидела в зеркале особу лет на двадцать старше себя.
Брайан жаловался матери:
- Я не знаю, что делать, мамуля.
- Наверное, она наклюкалась. Пусть проспится, - посоветовала Ивонн.
Ева отшвырнула телефонную трубку и завопила:
- В Уэллс-Некст-зе-Си она купила мне мужские сандалии! Я видела там мужиков в таких же, да еще в белых носках! Ты должен был защитить меня от нее, Брайан! Должен был сказать, что твоя жена скорее умрет, чем наденет эти опорки!
От крика у Евы даже горло заболело. Она крикнула Брайану, чтобы тот принес стакан воды.
- Секундочку, мамуля, - сказал Брайан. - Ева просит воды.
Мать зашипела в трубку:
- Не смей таскать ей воду, Брайан! Собственными руками выроешь себе могилу, если пойдешь у нее на поводу! Скажи, пусть сама себе воду наливает!
Брайан не знал, что делать. Он нерешительно топтался в холле с трубкой в руке, из которой неслось ворчание матери:
- Только этого не хватало. Колено опять разболелось - сил нет. Даже хотела врачу позвонить, чтобы отрезал мне ее напрочь.
Так и не положив трубку, Брайан прошел на кухню и открутил кран с холодной водой.
- Мне кажется или у тебя там вода течет? - спросила мать.
- Просто решил сменить воду в вазе с цветами, - снова соврал Брайан.
- Цветы! Вот вы, негодяи, можете позволить себе цветы.
- Это цветы из сада, мама. Ева их из семян выращивает.
- Негодяи, у вас там садик есть! - нашлась Ивонн.
И бросила трубку. Матушка Брайана не имела привычки прощаться.
Налив в стакан холодной волы, Брайан поднялся в спальню. Протянул его Еве, та отпила глоток и поставила стакан на захламленную прикроватную тумбочку. Брайан переминался в изножье кровати. Никто не мог подсказать ему, что делать дальше.
Еве стало почти жаль мужа, но не настолько, чтобы покинуть постель.
- Почему бы тебе не спуститься и не посмотреть телевизор? - предложила она.
Брайан обожал реалити-шоу, где призом была недвижимость. Его героями были Керсти и Фил. Втайне от Евы он написал Керсти, что она всегда такая красавица, и спросил, замужем ли она за Филом или это просто деловое партнерство. Три месяца спустя ему пришел ответ: "Спасибо за проявленный интерес" за подписью "С любовью, Керсти". В конверт была вложена фотография - Керсти в красном платье с внушительным декольте, обнажающим большую часть груди. Брайан хранил фото между страниц старой Библии. Он знал, что там снимок будет в целости и сохранности: книгу никто никогда не открывал.
Вечером мочевой пузырь согнал-таки Еву с кровати. Она переоделась в пижаму, которую, следуя совету матери, купила специально на случай, если угодит в больницу. Мать Евы считала, что пациент, экипированный халатом, пижамой и несессером с добротными туалетными принадлежностями, вызовет у врачей и медперсонала больше симпатии, чем замарашка, заявившаяся в больницу с целлофановым пакетом, набитым дешевым тряпьем.
Приведя себя в порядок, Ева снова забралась в постель, гадая, чем занимаются ее дети в свой первый студенческий вечер. Ей представилось, что они сидят рядышком в комнате, плачут и просятся домой, - именно так они вели себя в первый день в детском саду.