- Давно, - ответила Тулупова. - Я даже и не помню, была ли я когда-нибудь замужем. Совсем не помню. Полгода, наверное, мы жили вместе. Чего мне там было лет… Потом дети. Ты знаешь, что у меня двое детей?
- Конечно, - ответил Хирсанов, интонацией подтвердив, что много про всех знать его обязанность и даже специальность.
- Погодки. Почти погодки - полтора года разница. Я с мужем прожила, может быть, полгода или год и ничего из той жизни не помню. Совсем. Я тогда в Москву переехала с ним, и все было сразу - муж, Москва, работа, дети. Все сразу. Ничего не запомнила. Я мечтала уехать. В Червонопартизанске про Москву все разговоры были: можно легко на завод устроиться, москвичи работать не хотят, комнату можно в общежитии получить. Все легким казалось, - и через паузу вдруг спросила: - А ты, что на сайте делаешь: разведен или гуляешь?
- Я? - Хирсанову не хотелось рассказывать о больной жене, которая его держала при себе, и единственная возможность жить одному, без скандалов, претензий, разговоров о врачах, это отправлять ее в санатории и лечебницы по всему миру. - Как сказать…
- А так и скажи, - прервала его Тулупова. - С кем Новый год встречаешь?! Все просто. Печать в паспорте - не важна! С кем Новый год встречаешь - та и жена. Что такое печать в паспорте? Ничего!
- Давай выпьем коньяку, - предложил Хирсанов и подготовил на закуску себе и Людмиле по кусочку хлеба с черной икрой.
- Давай, - согласилась Людмила.
От коньяка с каждым разом им становилось все теплее и задорнее. Один раз выпили, закусив черной икрой, а следом сразу - красной.
Принесли лобстеры.
- Красота необыкновенная! - почти вскрикнула Тулупова и захлопала в ладоши, радуясь будто ребенок. - Кирилл, честно, я никогда не была вот так в ресторане. Каждая женщина, наверное, об этом мечтает, а ты вот так все это сделал - для меня. Все так замечательно, музыка, коньяк, вино, лобстеры… Но не знаю: зачем? Зачем я тебе нужна?..
- …ты мне очень…
- Но! Я тебя не перебивала. Мне коньяк не дает сосредоточиться. Подожди. Я забыла, что хотела сказать.
- Про лобстеров?
- Нет. Не подсказывай. Я сама вспомню. Ты меня сбил. Не про лобстеров… - Людмила хотела сказать точнее, искала слова, собирала мучительно, как пазл, распадающиеся мысли. - Про Новый год. Про этот Новый год. Ты знаешь, нет, ты ничего не знаешь. Я тоже про тебя ничего не знаю. И это хорошо. Мне это нравится, что мы ничего не знаем друг про друга и можем говорить. Вот ты где-то там работаешь у президента, может, видишь его каждый день - а я родом из Червонопартизанска. Такой отличный городок на Украине есть, - она что-то вспомнила и добавила: - Ну не совсем отличный. Находится, черт знает где. Другая страна. Я ничего не понимаю в политике, совсем. Просто знаю, что она есть. Политика. Я, кажется, опять
сбилась, - она на минуту замолчала, пытаясь найти какие-то новые слова. - Я про этот Новый год. Ты знаешь, дети выросли. Я для них сделала что могла. В Москву переехала - теперь они москвичи. Но жизнь, я не пойму, она закончилась или продолжается? Я спрашиваю - ты отвечай.
Хирсанов молчал, а Людмила продолжала медленно, будто взбиралась на гору.
- Вот они ушли на тот Новый год, у них там свои компании, любовь, музыка, компьютеры. Дети - что с них взять? А я осталась одна. Одна. С телевизором. Там - все горит, они смеются в ящике, а мне не смешно. Плакать хочется. Потом соседка снизу пришла - как она почувствовала, что я одна? Не пришла - я бы, наверное, повесилась. Одиночество, наверное, как магнит притягивает. Одна. И все, и никого больше. Я все думала, весь Новый год, вот существуют мужчины и женщины, одни встречаются и находят друг друга, а другие никогда не встречаются и не находят. Ищут и не находят. Не знаешь почему? Я тоже не пойму этого. Я не хочу больше такого Нового года. Не хочу! Я ищу мужчину на Новый год. На этом сайте. Я не знаю, что в этом празднике, но я ищу мужчину на один день в году, на одну ночь, на Новый год. Он может быть женат, разведен, импотент. Полный. Которому Виагра не помогает, но Новый год он должен быть со мной! И у него все получится. Мне нужен мужчина на Новый год - вот. Поэтому я на сайте. Я хочу встретить Новый год с ним. Никогда, ни одного Нового года в жизни не встречала вдвоем с дорогим мне мужчиной, ни одного. Я хочу свечей. Много. Когда их много, они так пахнут. Шампанского. Я приготовлю утку с яблоками, ты любишь?
- Да, - ответил Кирилл, он не ожидал таких откровений и спросил: - Но неужели ты не встретила ни одного Нового года как все?
Тулупова покачала головой - нет.
- А с мужем?
- С мужем мы приехали в Москву сразу после свадьбы. Почти, - глотнув воздуха, оглянувшись по сторонам, начала объяснять Людмила. - Он - летчик, готовился к экзаменам, а я на завод устроилась. Временно, чтобы за комнату не платить. Перед Новым годом он как раз должен был сдавать летную квалификацию, но не сдал. Провалил, напился и уехал к себе на родину к матери. Тридцать первого декабря хлопнул дверью и все. Первый Новый год в своей семейной жизни я встречала на скамейке, в парке. Вдыхала морозный воздух. Знала уже, что беременна, девчонки в общежитии курили, пили, гуляли всю ночь, а у меня токсикоз первых недель…
- Давай, - сказал Хирсанов и поднял коньячную рюмку.
- Нам не много будет? Сегодня у меня почти Новый год. Спасибо тебе, Кирилл.
"Арманьяк" быстро прокатывался по горлу, потому что они пили его неправильно, быстро, по-русски. Но внутри, в животе, в руках, в теле, в сердце, расползался, как чернильное пятно на промокашке, сначала быстро, а потом с замедлением, как первый лыжник, спускавшийся с горы, оставлял свой благородный след в каждой клетке.
Все время, пока шел разговор, молоденький высокий официант с отрепетированным выражением лица стоял где-то в нескольких шагах от их стола. Он еще и года не проработал в закрытом элитном ресторане и держался за место, хотя его мучил разговор со здешним помощником повара. Тот сказал какую-то не укладывающуюся в белобрысую провинциальную голову мудрость: в жизни все наоборот: богатые - бедные, а бедные - богатые. В каком-нибудь пивном ресторане будешь белкой в колесе, но с деньгами. Сначала официант смотрел на Хирсанова и Тулупову, и внутри у него крутился тотализатор: будут ли с этого столика чаевые, хотя бы законные десять процентов? Но он краем уха слышал разговор старой пары, что-то про устриц, про Новый год, и понял, что женщина из родного ему Червонопартизанска, землячка, и в голове возникла мысль - может быть, они помогут ему не только чаевыми.
- Я тебе зачем? - вдруг спросила Тулупова. - Да - мне очень хорошо. Так красиво еще никогда не было. Но зачем тебе я?
- Отвечать не буду.
Тулупова пожала плечами:
- Почему?
- Ты мне нужна, чтоб задавать такие вопросы.
- Какие?
- Все. Я расплачусь? - спросил Хирсанов и жестом объяснил официанту, что ему нужен счет.
Официант пошел на кухню, неотступно думая, как бы половчее сказать, что они из одного с ней города, оформил счет и через несколько минут положил на стол. Хирсанов приоткрыл его, посмотрел итоговую сумму.
- Сколько? - машинально, будто расплачиваться надо было ей, спросила Людмила.
- Ничего, - ответил Хирсанов и сунул клубную карту в счет.
Ему действительно это не стоило ничего. В начале года Хирсанов встретился со своим старым проверенным приятелем, который терся в бизнес-кругах и как бы случайно, в проброс сказал, что к нему попала бумага про некую крупную компанию, которую собираются прибрать к рукам через раскручивание против них уголовного дела.
- У них есть две-три недели, не больше, - сказал тогда Хирсанов. - Тучи сгущаются.
Приятель намек понял и быстро нашел тех, кто в этой информации нуждался, несколько сотен миллионов долларов удалось спасти. Приятель заработал, а Хирсанову в качестве подарка открыл именную годовую карту в клубе на пятьдесят тысяч долларов, которая давала возможность проведения деловых переговоров в специально оборудованных комнатах, где можно было включать антипрослушивающую аппаратуру, и ресторан на двоих с неограниченным числом посещений. Год заканчивался, а он был в клубе всего несколько раз, в защищенные переговорные комнаты не верил и предпочитал тонкого свойства разговоры вести, гуляя на воздухе или в шумных городских кафе.
- Принеси еще нам бутылку коньяка с собой, - сказал Хирсанов официанту, когда тот забирал счет.
- У вас клубная карта - это не входит.
Хирсанов посмотрел на официанта с вопросом: кому ты это говоришь?
- Я попробую, - сказал официант и очень скоро пришел с бутылкой, завернутой в пакет, и картой, с которой списали сумму за этот вечер.
Отодвигая стул, когда Тулупова поднималась из-за стола, официант спросил:
- Извините, вы из Червонопартизанска?
- Да, - сказала Людмила.
- Я тоже.
Людмила взглянула на молоденькое наивно-нагловатое лицо двадцатилетнего парня, и оно показалось ей очень знакомым.
- Ты из какого района?
- С "зоны", - ответил парень.
Зоной в городе назывался район, примыкавший к угольной шахте, к огромным горам из шлака. В ветреную погоду с них, как мелкий дождь, летела черная пыль, оседавшая на крышах, окнах домов и лопухах, растущих вдоль улиц.
- Твоя фамилия…
- Сковородников, - еще до того, как она хотела произнести ее, представился официант.
- Твой отец Андрей Сковородников, - сказала Тулупова, который раз в жизни удивляясь тому, как тесен мир. - Передавай ему привет.
- Это невозможно. Он умер.
- Как! Когда? - спросила Тулупова.
- Пять лет назад, их в шахте завалило. В газетах писали, по радио - не знали?
- Нет.