Как-то однажды Игнатий набрел на эту мысль - о преступном нежелании русского народа заниматься физкультурой, кому-то высказал ее, его поддержали. С тех пор он так часто распространялся об этом, что, когда сейчас заговорил и все о том же, жена его заскучала и стала смотреть в окно.
- …Поэтому, тятя, как ты хошь думай, но дело у меня важное. Может, поважнее Васькиного.
- Ладно, - согласился отец. Он слушал невнимательно. - Мать, где там у нас?.. В лавку пойду.
- Погоди, - остановил его Игнатий. - Зачем в лавку?
Вкусив от сладостного плода поучений, он хотел было еще поговорить о том, что надо и эту привычку бросать русским людям: чуть что - сразу в лавку. Зачем, спрашивается? Но отец так глянул на него, что он сразу отступился, махнул рукой, вытащил из кармана толстый бумажник, шлепнул на стол:
- На деньга!
Отец обиженно приподнял косматые брови.
- Ты брось тут, Игнаха!.. Приехал в гости - значит, сиди помалкивай. Что, у нас своих денег нету?
Игнатий засмеялся.
- Ладно, понял. Ты все такой же, отец.
Сидели за столом, выпивали.
Старик Байкалов размяк, облапал узловатыми ладонями голову, запел было:
Зачем сидишь до полуночи
У растворенного окна,
Ох, зачем сидишь…
Но замолчал. Некоторое время сидел, опустив на руки голову. Потом сказал с неподдельной грустью:
- Кончается моя жизнь, Игнаха. Кончается! - Он ругнулся.
Жена Игнатия покраснела и отвернулась к окну. Игнатий сказал с укором:
- Тятя!
- А ты, Игнат, другой стал, - продолжал отец, не обратив никакого внимания на упрек сына. - Ты, конечно, не замечаешь этого, а мне сразу видно.
Игнатий смотрел трезвыми глазами на отца, внимательно слушал его странные речи.
- Ты давеча вытащил мне сапоги… Спасибо, сынок! Хорошие сапоги…
- Не то говоришь, отец, - сказал Игнатий. - При чем тут сапоги?
- Не обессудь, если не так сказал, - я старый человек. Ладно, ничего. Васька скоро придет, брат твой… Здоровый он стал! Он тебя враз сомнет, хоть ты и про физкультуру толкуешь. Ты жидковат против Васьки. Куда там!..
Игнатий засмеялся; к нему вернулась его необидная веселая снисходительность.
- Посмотрим, посмотрим, тятя.
- Давай еще по маленькой? - предложил отец.
- Нет, - твердо сказал Игнатий.
- А! Вот муж какой у тебя! - не без гордости заметил старик, обращаясь к жене Игнатия. - Наша порода - Байкаловы. Сказал "нет" - значит все. Гроб! Я такой же был. Вот еще Васька придет. А еще у нас Маруська есть. Та покрасивше тебя будет, хотя она, конечно, не расфуфыренная…
- Ты, отец, разговорился что-то, - урезонила жена старика. - Совсем уж из ума стал выживать. Черт-те чего мелет. Не слушайте вы его, брехуна.
- Ты лежи, мать, - беззлобно огрызнулся старик. - Лежи себе, хворай. Я тут с людьми разговариваю, а ты нас перебиваешь.
Люся поднялась из-за стола, подошла к комоду и стала разглядывать патефонные пластинки. Ей, видно, было неловко.
Игнатий тоже встал. Завели патефон. Поставили "Грушицу".
Молчали. Слушали.
Старший Байкалов смотрел в окно, о чем-то невесело думал.
Вечерело. Горели розовым нежарким огнем стекла домов. По улице, поднимая пыль, с ревом прошло стадо. Корова Байкаловых подошла к воротам, попробовала поддеть их рогом - не получилось. Она стояла и мычала. Старик смотрел на нее и не двигался. Праздника почему-то не получилось. А он давненько поджидал этого дня - думал, будет большой праздник. А сейчас сидел и не понимал: почему же не вышло праздника? Сын приехал какой-то не такой. В чем не такой? Сын как сын, подарки привез. И все-таки что-то не то.
Пришла Марья - рослая девушка, очень похожая на Игнатия. Увидев брата, просияла радостной сдержанной улыбкой.
- Ну здравствуй, здравствуй, красавица! - забасил Игнатий, несколько бесцеремонно разглядывая взрослую сестру. - Ведь ты же невеста уже!
- Будет тебе, - степенно сказала Марья и пошла знакомиться с Люсей.
Старик Байкалов смотрел на все это, грустно сощурившись.
- Сейчас Васька придет, - сказал он. Он ждал Ваську. Зачем ему нужно было, чтобы скорей пришел его младший сын, он не знал.
Молодые ушли в горницу и унесли с собой патефон. Игнатий прихватил туда же бутылку красного вина и закуску.
- Выпью с сестренкой, была не была!
- Давай, сынок, это ничего. Это полезно, - миролюбиво сказал отец.
Начали приходить бывшие друзья и товарищи Игнатия. Тут-то бы и начаться празднику, а праздник все не наступал. Приходили, здоровались со стариком и проходили в горницу, заранее улыбаясь. Скоро там стало шумно. Гудел могучий бас Игнатия, смеялись женщины, дребезжал патефон. Двое дружков Игнатия сбегали в лавку и вернулись с бутылками и кульками.
"Сейчас Васька придет", - ждал старик. Не было у него на душе праздника - и все тут.
Пришел наконец Васька - огромный парень с открытым крепким лицом, загорелый, грязный. Васька походил на отца, смотрел так же - вроде угрюмо, а глаза добрые.
- Игнашка приехал, - встретил его отец.
- Я уж слышал, - сказал Васька, улыбнулся и тряхнул русыми спутанными волосами. Сложил в угол какие-то железяки, выпрямился.
Старик поднялся из-за стола, хотел идти в горницу, но сын остановил его:
- Погоди, тять, дай я хоть маленько ополоснусь. А то неудобно даже.
- Ну, давай, - согласился отец. - А то верно - он нарядный весь, как этот… как артист.
И тут из горницы вышел Игнатий с женой.
- Брательник! - заревел Игнатий, растопырив руки. - Васька! - И пошел на него.
Васька покраснел, как девица, засмеялся, переступил с ноги на ногу.
Игнатий обнял его.
- Замараю, слушай. - Васька пытался высвободиться из объятий брата, но тот не отпускал.
- Ничего-о!.. Это трудовая грязь, братка. Дай поцелую тебя, окаянная душа! Соскучился без вас.
Братья поцеловались.
Отец смотрел на сыновей, и по щекам его катились слезы. Он вытер их и громко высморкался.
- Он тебе подарки привез, Васька, - громко сказал отец, направляясь к чемоданам.
- Брось, тятя, какие подарки! Ну давай, что ты должен делать-то? Умываться? Умывайся скорей. Выпьем сейчас с тобой. Вот! Видела Байкаловых? - Игнатий легонько подтолкнул жену к брату. - Знакомьтесь.
Васька покраснел пуще прежнего - не знал: подавать яркой женщине грязную руку или нет. Люся сама взяла его руку и крепко пожала.
- Он у нас стеснительный, - пояснил отец.
Васька осторожно кашлянул в кулак, негромко, коротко засмеялся; он готов был провалиться сквозь землю от таких объяснений отца.
- Тятя… скажет тоже.
- Иди умывайся, - сказал отец.
- Да, пойду маленько… того…
Васька пошел в сени.
Игнатий двинулся за ним.
- Пойдем, полью тебе по старой памяти!
Отец тоже вышел на улицу.
Умываться решили идти на Катунь - она протекала под боком, за огородами.
- Искупаемся? - предложил Игнатий и похлопал себя ладонями по могучей груди.
Шли огородами по извилистой, едва приметной тропке в буйной картофельной ботве.
- Ну как живете-то? - басил Игнатий, шагая вразвалку между отцом и братом.
Васька опять коротко засмеялся. Он как-то странно смеялся: не то смеялся, не то покашливал смущенно. Он был очень рад брату.
- Ничего.
- Хорошо живем! - воскликнул отец. - Не хуже городских.
- Ну и слава Богу! - с чувством сказал Игнатий. - Василий, ты, говорят, нагулял тут силенку?
Василий опять засмеялся.
- Какая силенка!.. Скажешь тоже. Как ты-то живешь?
- Я хорошо, братцы! Я совсем хорошо. Как жена моя вам? Тять?
- Ничего. Я в них не шибко понимаю, сынок. Вроде ничего.
- Хорошая баба, - похвалил Игнатий. - Человек хороший.
- Шибко нарядная только. Зачем так?
Игнатий оглушительно захохотал.
- Обыкновенно одета! По-городскому, конечно. Поотстали вы в этом смысле.
- Чего-то ты много хохочешь, Игнат, - заметил старик. - Как дурак какой.
- Рад, поэтому смеюсь.
- Рад… Мы тоже рады, да не ржем, как ты. Васька вон не рад, что ли?
- Ты когда жениться-то будешь, Васька? - спросил Игнатий.
- Он сперва в армию сходит, - сказал отец.
- Ты это… когда пойдешь в армию, сразу записывайся в секцию, - посоветовал старший брат. - Я же так начал. Тренер толковый попадется - можешь вылезти.
Васька слушал, неопределенно улыбался.
Пришли к реке.
Игнатий первый скинул одежду, обнажив свое красивое тренированное тело, попробовал ногой воду, тихонько охнул.
- Мать честная! Вот это водичка.
- Что? - Васька тоже разделся. - Холодная?
- Ну-ка, ну-ка? - заинтересовался Игнатий. Подошел к Ваське и стал его похлопывать и осматривать со всех сторон, как жеребца.
Васька терпеливо стоял, смотрел в сторону, беспрерывно поправляя трусы, посмеивался.
- Есть, - заключил Игнатий. - Давай попробуем?
- Да ну! - Васька недовольно тряхнул волосами.
- А чего, Васька? Поборись! - Отец с упреком смотрел на младшего.
- Бросьте вы, на самом деле, - упрямо и серьезно сказал Васька. - Чего ради сгребемся тут? На смех людям?
- Тьфу! - рассердился отец. - Ты втолкуй ему, Игнат, ради Христа! Он какой-то телок у нас - всего стесняется.
- А чего тут стесняться-то? Если бы мы какие-нибудь дохлые были, тогда действительно стыдно.
- Объясни вот ему!
Васька нахмурился и пошел к воде. Сразу окунулся и поплыл, сильно загребая огромными руками; вода вскипала под ним.