Часто по воскресеньям на электричке приезжали жены наших друзей, а к неженатым - приятельницы. Я думал, женщины просто проявят заинтересованность нашей работой, в крайнем случае примут снисходительное участие в строительстве и будут досаждать дурацкими комментариями и подзуживаниями, но они сразу вошли в тонкость дела и продемонстрировали прямо-таки бурную деятельность: азартно запихивали паклю в пазы, с невероятным рвением что-то поддерживали, подносили, при этом некоторые из них обнаружили недюжинные таланты и организаторские способности, гораздо большие, чем их мужья и поклонники. Но, конечно, главное - они всегда привозили с собой свежие овощи и готовили потрясающие обеды, ну а участок благоухал от запахов духов, точно парфюмерная фабрика, после чего их заметное участие в строительстве становилось еще заметнее.
Только жена брата ни разу не появилась на участке. Еще зимой, когда брат заикнулся про дачу, она сказала, что всю юность прожила за городом и у нее аллергия на всякую загородную жизнь. Забегая вперед, скажу - свое принципиальное неучастие в строительстве она все же нарушила когда мы наполовину собрали дом; она решила "нанести визит вежливости", но внезапно влюбилась в участок и с таким горением взялась его обустраивать, что брат испугался и мне шепнул:
- Как бы она не забросила свою основную работу. Она очень увлекающийся человек.
В полдень мы всей командой отправлялись купаться на водохранилище. С погодой нам повезло - за весь июнь не было ни одной капли дождя. За июнь мы полностью сложили стены дома и сколотили каркас мансарды, и за этот месяц все похудели, загорели, выглядели поджарыми, помолодевшими, хотя и вступили в ряды бородатых и длинноволосых. Работа на свежем воздухе, под жгучим солнцем, стала для нас лучшим отдыхом. Мы излечились от всяких радикулитов, бронхитов, головных болей и грустных мыслей. Ясное дело, наши тела покрылись ссадинами, порезами, синяками, поскольку мы не очень-то заботились о мерах предосторожности, но все эти шрамы женщины рассматривали как ордена и их восхищенные взгляды были лучшим вознаграждением за наши, можно сказать, добровольные страдания.
Теперь, возвращаясь в город, мы проезжали мимо деревень, в которых на табуретах продавались цветы - вдоль дороги устраивались настоящие выставки - машины катили словно в оранжереях, среди всевозможных ароматов.
В июле занялись вторым этажом - мы торопились навесить крышу, опасались капризов погоды, но дни по-прежнему стояли абсолютно безоблачные и жаркие. Вообще лето было как по заказу. Только однажды, и именно в тот момент, когда мы прибили на крыше последний лист шифера, послышались отголоски грома и, словно для проверки нашей работы, сверху рухнул короткий ливень.
Крыша придала полноту и целостность всему строению, она как бы венчала наш трехмесячный труд. Теперь все чаще мы откладывали работу, отходили от участка на некоторое расстояние и с гордостью рассматривали свое творение - это было зрелище, способное взволновать любого - во всяком случае, у подружек наших приятелей оно вызывало священный трепет.
Иногда я думал, что дачи - своего рода игрушки взрослых людей, что с годами человек, достигая определенного возрастного пика, идет назад - как бы живет в зеркальном отражении прошлого - в пятьдесят лет ощущает прилив сил тридцатилетнего, после пятидесяти влюбляется как в юности - а почему и нет? Затем, точно подросток, заново открывает мир (смотрит на привычные вещи по-новому), и под старость окончательно впадает в детство. Такое положение вещей меня вполне устраивало - особенно предстоящие годы и связанные с ними романтические приключения.
Теперь каждый раз, возвращаясь в город, меня угнетали стены холостяцкой квартиры - я чувствовал себя страдальцем, замурованным в железобетонную коробку, - какие-то невидимые силы тянули в лесной поселок, в дом, наполненный солнцем, сверкающий широкими окнами, пахнущий стружкой и смолой. Случалось, звонил кто-нибудь из приятелей и спрашивал: "Куда пропал?". Я начинал подробно рассказывать, но приятель перебивал:
- Участок, дача, - это звучит слишком респектабельно, это не для тебя. На кой черт тебе эта дача?! Сколько ты собираешься жить?! Время ведь безжалостно. И вообще, что за собственнические интересы?! Вот так многие - начинают жить с думой обо всем человечестве, а заканчивают дачами, "Жигулями"!
Я оправдывал свое грехопадение, объяснял, что люблю строить, что-то делать руками, хочу проверить себя, доказать, что могу…
- С дачами одна морока, - не унимался приятель. - Кончится работа, начнется ремонт. Известное дело - отец строит, сын живет, внук ремонтирует. Но тебе-то и жить там не придется - ухлопаешь на нее последние годы, а ремонтировать некому, ведь ни у тебя, ни у брата нет наследников.
- Мне главное - построить, - стойко повторял я, прекрасно понимая, что мой довод неубедителен.
До конца июля мы настелили полы, сколотили внутренние перегородки и лестницу на второй этаж. Потом снаружи стены пропитали олифой, сделали крыльцо и во входную дверь вставили замок. Дом был готов, и выглядел не просто красиво, а потрясающе, неким совершенством, хотя это слово звучит неуместно - это уж я хватил чересчур. С другой стороны - почему чересчур?! Ведь совершенные вещи существуют в глазах зрителей, а в моих глазах наш дом именно таким и был. И главное, он как-то гармонично вписывался в участок. Я даже подумал, что существует какое-то притяжение строения к местности. Потом мне пришло в голову, что вообще все вещи притягиваются или отталкиваются друг от друга. Я вдруг увидел свой рабочий стол с настольной лампой, пишущей машинкой, стопкой бумаги, карандашами, точилкой, пепельницей, зажигалкой - все предметы не просто связывало их предназначение, они как-то слаженно дополняли друг друга. На минуту меня потянуло в тот обжитой закуток, но тут же этот порыв сам по себе угас - моя жизнь уже сузилась до дачного участка и доски, штыри, пакля были для меня гораздо важнее всякой писанины.
На новоселье один из друзей притащил разборный стол, другой - табуретки, третий - раскладушку и матрац, четвертый - посуду; мы с братом перенесли из сарая мебель - обе тахты и стулья, и дом принял вполне обжитой вид. О сложной комбинации запахов внутри дома не говорю - в нем стоял особый древесный дух. Всю ночь мы сидели под керосиновой лампой и произносили тосты в собственную честь и, понятно, словесных красот не жалели.
Ну а за август сделали хозблок, туалет и душ - это уже для нас, закаленных, было разминкой, хотя порой работали до темноты, пока виднелась шляпка гвоздя. Таким образом, дом мы построили, участок более-менее освоили, но странное дело - после этого и для меня и для брата загородная обитель потеряла всякий интерес; цель была достигнута, впечатлений получено предостаточно, все запахи какие можно - впитали, душа требовала успокоения. Брат заявил:
- Все-таки от долгого физического труда немного тупеешь. Мне уже снятся всякие пазы, баклашки, отвесы. Я соскучился по умственной работе.
А я подумал: "Еще только сентябрь, не поздно съездить к морю, застану бархатный сезон", - и укатил на неделю в Крым.
Я думал - может, друзья переберутся на нашу дачу или хотя бы станут на ней проводить выходные дни. Не тут-то было. Их уже настолько охватила строительная лихорадка, что они тоже где-то выбили участки и начали завозить материал, и, разумеется, рассчитывали на нашу с братом бескорыстную помощь. Вот так и получилось, что до следующего года мы с братом все свободное время проводили на участках друзей, а свою дачу больше не видели. И на следующий год побывали на ней всего дважды: первый раз, когда проложили водопровод, второй - когда провели электричество. За это время в поселке произошли занимательные и грустные события.
"Интеллигенты" неожиданно для всех продали свой дом и, по слухам, прилично обогатились. Перед продажей в их парнике красовались огромные красные помидоры. Такой урожай на торфянике выглядел сказкой.
- Вот хозяева, так хозяева, - охали и ахали дачники.
- Японская рассада, - посмеивались интеллигенты.
Но с их отъездом выяснилось, что помидоры им прислали родственники из Саратова и они просто привязали овощи "ради забавы".
Редактор еженедельника обнес участок глухим забором и разводил в парниках клубнику на продажу; никто из знакомых к нему не приезжал.
Деловой, энергичный Кульдин так ничего и не построил - в его котловане, заполненном водой, плавали караси.
А Виктору Петровичу не повезло - он надорвался и получил инфаркт, и, пока лежал в больнице, его дом сгорел; электропроводку прогрызли мыши, и, когда дали ток, произошло замыкание. Сухой дом вспыхнул как факел и полностью сгорел за полчаса. А наши березы почернели от копоти.
На этом рассказ о строительстве дачи можно закончить, но необходимо выразить благодарность друзьям помощникам:
Инженеру Доменову, неутомимому истребителю крепких напитков. Его определенные задатки в строительном деле пошли нам на пользу. Жаль, что его невзыскательный вкус и ошибочные, исключающие друг друга предложения доставляли немало хлопот его напарникам по работе. И его редкий характер, необычная сущность - сочетание капризности с изнеженностью - не прибавляли нам радости. В дополнение к этому, по вечерам он, расслабившись, слишком много нудел о своем предстоящем разводе с женой - эта волнующая история, проникновенное излияние с трагическим уклоном, не скрашивало наше пребывание на участке. Хотя, по некоторым сведениям, Доменов просто создавал легенду о себе, чтобы его мелковатая роль в строительстве покрупнела.