На следующий день Сережа отвез Шуру на вокзал, занес чемодан в купе и, сочувственно глядя на нее, пожелал возвращаться отдохнувшей и здоровой. А он встретит, пусть не беспокоится. Купе было двухместное, в таком она когда-то ездила с Оленькой в Крым. Как ее тогда все радовало! Она вздохнула, равнодушно отдав билет проводнице и отказавшись от чая. Узнав, что до Воронежа поедет одна, Шура залезла на свою верхнюю полку и пролежала там всю дорогу. Она рада была остаться одной. Три недели не надо никому ничего объяснять, не надо ни с кем разговаривать. В Кисловодске встречали и на маленьком автобусе повезли ее одну в санаторий. Не успела она зайти в уютную одноместную комнату, как пришла медсестра и повела к врачу. Тот долго расспрашивал Шуру обо всем, рассматривал анализы, мерил давление и просил вспомнить, чем она болела в детстве. Наконец отпустил с целой кучей назначений, велев подойти сейчас же к старшей сестре. Та, взяв у Шуры все эти бумажки, усадила ее и начала заполнять маленькую книжку, объясняя, куда, к кому и во сколько ей надо приходить. Запомнить все это показалось Шуре невозможным, но сестра успокоила – через пару дней привыкнет, даже в книжечку не будет заглядывать. И началась жизнь по этой книжечке. Шура делала все машинально, не вникая в смысл и ничего не запоминая. Просто смотрела в это расписание и шла на йодо-бромные или минеральные ванны, в столовую, к невропатологу, гинекологу, пить воду. Потом душ Шарко, какая-то укрепляющая капельница на полчаса болью отдавалась в вене, опять столовая, тихий час, прогулка по заданному маршруту на горных тропинках, опять вода, ужин, свободное время и спать. На следующее утро она смотрела в свою книжечку и шла на процедуры. Капельница чередовалась с надеванием на голову какой-то штуки, которая подключалась к аппарату, мигающему разноцветными огоньками, и надо было расслабиться и заснуть. Эта процедура нравилась ей больше всего, она засыпала. Шура вообще много спала. Вечером дежурная сестра приносила в комнату теплый травяной отвар, и, выпив его, она спала без слез и сновидений. Ни с кем не знакомилась, народа в санатории было немного – не сезон, и Шура сидела за столом одна. Гуляла по парку в полном одиночестве. Минеральную воду можно было пить в санатории, но врач советовал ходить в парк, в павильон, который назывался бювет. Во-первых, прогулка, а во-вторых, вода не привозная, а прямо из источников. И Шура послушно шла в бювет. Когда пришла первый раз, растерялась, а из чего пить? Все подходили к кранам с кружечками, а у нее не было. Заметив ее нерешительность, к ней подошла женщина и объяснила, что кружечку можно купить в любом сувенирном ларьке, рядом с павильоном. Встречая потом эту женщину в парке и в бювете, Шура здоровалась с ней. И больше ни с кем, кроме врачей и медсестер, не общалась. Ей нравилось молчать.
Об Олеге она думала постоянно, но это были не мысли, страдания и боль, а некое состояние, которое называлось "Олег". Шура жила в этом странном, каком-то безысходном состоянии, похожем на плотный туман, когда не видишь, куда идти. Она не думала о том, как будет жить после санатория, не вспоминала об Оленьке, о маме, о новой работе. Да и о самом Олеге, как о реальном человеке, тоже не думала. Просто была темнота, густая и вязкая, из которой не выбраться – это и был Олег. Шура автоматически жила по санаторному расписанию, и врачи были ею довольны. Она сама чувствовала, что слабость и вялость исчезли. Аппетит после процедур и прогулок появился, и Шура охотно ела, замечая, что кормили вкусно. Через две недели, гуляя в парке, она увидела целую толпу цыганок. Они приставали к прохожим, смеялись, переговаривались. Одна из них схватила Шуру за руку.
– Давай погадаю, красавица, всю правду скажу. Красивая ты, красивая, а печалишься. Хочешь, скажу, как счастливой стать? Ничего с тебя не возьму, так погадаю. Просто положи десять рублей в ладонь и зажми покрепче, а другую руку мне дай. Да не бойся, мне твои деньги не нужны, сама держи их…
Шурочка пыталась отказаться, но цыганка не отпускала, подошли еще две и стали уговаривать ее. Она как под гипнозом вытащила из кошелька десятку, зажала в руке, а цыганка быстро-быстро заговорила о красоте, о разлучнице, которая грозит ее счастью, вот сейчас она наговор прочитает и зависть уйдет. Зависть черная к ее красоте, зависть злая грозит ей. Пусть другую руку даст. И десятка перекочевала к цыганке так незаметно, что Шура даже не удивилась, подумала, что так и надо.
– Деткам моим не пожалей, красавица, в другую руку деньги положи, а я тебе помогу, счастливая будешь, печаль уйдет. Положи хоть три рубля, хоть пять, так нужно, хорошая моя. Без этого зло не уйдет. С деньгами уходит. Положи.
– Да нет у меня больше, – попыталась отказаться Шура.
– Зачем обманываешь? Есть у тебя деньги, есть. А разве счастье стоит денег? А разлука-то рядом с тобой стоит…
Тут рядом раздался сердитый голос:
– А ну отпусти девчонку! Чего привязалась? Вот я сейчас милицию позову!
Шура обернулась и увидела свою знакомую, которая подсказала ей, где купить кружку. Она решительно взяла Шурину руку и потянула за собой.
– Да тебе что за дело? Шла себе и иди, не мешай! – сердито крикнула цыганка.
– Я вот тебе сейчас помешаю, сдам в милицию, узнаешь, какое мне дело! – пригрозила женщина и посмотрела на Шуру. – Много выцыганила-то у тебя?
– Десять рублей.
– Вот паразитка! А ты что рот раскрыла? Не успеешь оглянуться, как без денег оставят. Такое воровское племя!
– Да нет, она правду говорила, обещала помочь…
– Ага, они помогут, как же! Вот таким молоденьким дурочкам голову заморочат и деньги выманят. Наплетут с три короба небылиц.
– А мне она правильно сказала, как-то узнала! Значит, может и помочь?
– Да они всем одинаково говорят. Раз молоденькая, о любви несчастной наплетут, постарше – про мужа, про детей наговорят, про болезнь, которую отведут, если ручку позолотить. У нас в Краснодаре их полно, цыганок этих. Насмотрелась я. Тебя как зовут-то?
– Шура.
– А меня Надей. Откуда сама?
– Из Москвы.
– Оно и видно. Доверчивые вы, москвичи. Ты в каком санатории?
– В "Заре".
– В правительственном? Ой, а я к вам на "ты", – смутилась Надя. – Молоденькая такая, я и не подумала…
– Да что вы, давайте на "ты". Путевку мне родственники достали. Сейчас не сезон, вот я туда и попала.
– А, ну тогда ладно, – оживилась Надя. – А чего ты мне выкаешь, я молодая еще, тридцать пять только. Ты что здесь, отдыхаешь или лечишься?
– Да нет, отдыхаю. Диссертацию писала, переутомилась, послали в санаторий.
– Диссертацию? Ну и ну! А на вид девчонка совсем. Сколько же тебе лет?
– Скоро двадцать четыре. А ты тоже в санатории?
– Да, я по профсоюзной, в "Семашко", тут недалеко от вокзала. Хороший санаторий. Палаты двухместные, ремонт недавно был, чисто. У меня соседка тоже москвичка, хорошая женщина, спокойная. Вот только гулять ленится ходить. Говорит, что устает от процедур. А одной-то скучно. Ты в горы ходишь?
– Хожу. Мне маршрут назначили, там километра два получается. Сначала уставала, а сейчас привыкла. В горах красиво.
– А давай, Шура, вместе ходить будем. Вдвоем-то веселее.
– Давай, я с удовольствием.
Шура действительно чувствовала себя с этой женщиной легко. Вопросы ее были просты, и сама она открытая, веселая. Погуляли еще, попили воды. Надя охотно рассказывала о себе, муж хороший, сын в пятом классе, квартира двухкомнатная от завода, сама работает мастером на консервном заводе.
– Для вас, москвичей, соки, компоты делаем, – пошутила она.
Обошли парк кругом и опять увидели цыганок. Они окружили двух женщин и певуче уговаривали их.
– Вот смотри, опять нашли доверчивых, наверно, москвички, – улыбнулась Надя.
– Не знаю, мне про мою жизнь точно рассказала. Значит, что-то они все-таки умеют?
– Да что они там умеют, Шура? Вранье одно. Вот есть такие бабки, не знаю, как уж назвать, женщины такие, которые правда могут и лечить, и порчу снять, и от алкоголя заговорить. Вот они умеют, у них дар от Бога. У нас на заводе одна мужа своего возила к такой целительнице, и он пить перестал. А вот еще мне соседка по палате рассказывала, что от ее сестры муж ушел к другой. Сестра очень переживала, двое детей, и посоветовали ей одну бабку. Они поехали, соседка моя с сестрой… И что ты думаешь, Шура? Через месяц муж домой вернулся, и все хорошо. Уже два года прошло, а живут себе, как раньше. Вот тут поверишь! Женщина интеллигентная, москвичка, придумывать не будет. А цыганкам не верь, вообще держись от них подальше. Они появились, значит, будут крутиться здесь, в парке, ты осторожнее. Это же надо – десятку выманили!
Шуру разговор о соседке взволновал, хотелось расспросить Надю подробнее, но время шло к ужину, и они распрощались, договорившись завтра пойти в горы. Она долго не могла уснуть. А если и Олега можно вернуть? Если соседка-москвичка знает такую бабку? Вот бы расспросить ее саму… Может, рассказать Наде? А что? Она ее не знает, живет в Краснодаре… Можно сказать, что муж ушел к другой. Надя поможет, видно, что добрая, отзывчивая, вон как от цыганки оттащила. И правда, та десять рублей выманила так быстро, а толку что? Печаль, зависть какая-то… Конечно, чушь! Вот если бы к настоящей бабке попасть! А что она теряет? Подумаешь, рассказа ть незнакомым людям! Через неделю уедет в Москву и никогда их не увидит. Все равно без Олега не жизнь. У других получилось, почему ей не попробовать?
На следующий день, гуляя с Надей в горах, Шура рассказала о своем горе. Любимый ушел к другой, как жить дальше – не знает. Так переживала, что в санаторий попала, силы вроде вернулись, а жизни нет. Может, попробовать узнать у Надиной соседки адрес той женщины, что помогла сестре? Надя слушала и охала.