* * *
Петя пришел часа через два.
Инна Сергеевна нарочно не убрала кеды, только поставила их к стенке, рядышком, носок к носку.
Петя сразу увидел кеды. Широкое, с твердыми чертами его лицо побурело от прилива крови. Он спросил:
- В норме?
- Да.
- Где?
Это был трудный вопрос. Объяснять сейчас Пете - вот такому, в накале гнева, - что сын решил заработать деньги и, как он выразился, "возместить материальный ущерб, причиненный мною", значило подлить масла в огонь…
- Понимаешь, так получилось. Его подвели… Должны были предупредить нас, - объясняла она сбивчиво, лишь бы что-нибудь говорить.
Петя, кажется, не очень слушал.
- У нас большая семья, - сказал он хрипло. - Ни в семье нашей, ни в роду - ни до какого колена - не водилось этого: чтоб в пятнадцать лет ночь провести вне дома! Да еще не спросясь…
Он бросил на пол портфель, шмякнувшийся тяжело, весомо..
- Я его отлуплю! И пусть твоя педагогика взвоет!
- Петя, не надо!
- Сама увидишь, что именно надо! Шелковым станет! Тут избегались, иззвонились…
Она стала в дверях.
- Пусти, Инна! Я знаю, что делаю!..
Еще никогда она не видела мужа в таком состоянии - и вдруг ослабела, поняв, что ей не перебороть этого тяжелого, холодного бешенства - никаким словом… Еще миг - и он попросту отшвырнет ее от дверей… Он, Петя…
Когда-то хватило сил - уберечь от подобного добра с кулаками чужого, не единственного сына, ученика - одного из многих… А сейчас? Уберечь одного своего - значит, восстать против другого, тоже своего, нужного, близкого… Инна Сергеевна глубоко вздохнула, облизала пересохшие губы. Сказала тихо, очень тихо:
- Петя, если ты это сделаешь, я от тебя, уйду.
Настоящая слоновая кость
Сложны эти встречи с бывшими учениками: как бы лицом к лицу - с таинственной субстанцией времени. Всемогущее, оно беспощадно к иным: обеднели волосом и задором, огрузнели телесно и духовно, утеряли многое, приобретения - лишь внешние: должность, квартира, машина. И это очень грустно.
С другими - время сотворяет веселые чудеса. Вдруг окликает тебя импозантнейшая фигура: здоровается, как дипломат, разговаривает одними афоризмами. Кто? Спец-корр центральной газеты Григорий Желиховский, - и вылезает из недр памяти Гриня-первоклассник, весь в кляксах, как пресс-папье, уши - в дверях застревают!
Есть и такие, что творят чудеса со временем: взнуздают, оседлают, чтоб каждая скачущая минута несла только к цели…
Динка-Огонек. В третьем классе насмешила всех; голубоглазый красавец, остряк Женя Злобин сформулировал так: "Если час смеха равен ложке сметаны, то мы съели целое ведро!"
И как не смеяться? Девочка собирается стать киноактрисой. Не выговаривает ни "л", ни "в": "Я вошуа у куасс". "Веснущата, как мухомор", - ликует Женя. "Волосы - цвета расплавленной моркови", - отмечает он же.
Ну и что? Мечтать никому не возбраняется.
Девочка не мечтает - она заставляет время служить себе.
Ходит к логопеду. Занимается в секции художественной гимнастики. Готовит по секрету от всех "потрясающий номер" к новогоднему вечеру. "Вылетает на сцену - задорная каскетка, брючки, платок на шее - "Танго! В Париже танго!.."
Провал ее блистателен. Начальные классы ходят за ней гурьбой, распевая: "Рыжая! Рыжая! Ты на свете всех милей!" Рыжая, рыжая, не своди с ума парней!.."
Девочка поступает в народный радиотеатр. Снимается в массовках. "Слушай, - пристает Женя Злобин, - кино-то не цветное? Как же зрители догадаются, что ты рыжая?"
Девочка кончает школу, уезжает. О ней ничего не слышно. А время идет, идет - ровным шагом труда и упорства.
Нас приглашают соседи: куплен цветной телевизор. В самой деле, прекрасно: краски ярки и чисты, будто смоченные водой. И теперь мы знаем, какого цвета глаза у пани Каролинки!
А эта - ведущая популярной эстрадной программы? Мы и раньше восхищались ею - грация, голос! Вот она впархивает в студию, разбрасывая жемчуга улыбок. Помилуйте, да ведь она рыжая! И какая рыжая - пожар! Такие волосы - одни в мире. Как ее зовут? Дина… ну, да! Дина Злобина!
Вот так-то, красавец Женя, додразнился. Вот так-то, люди добрые!
…И еще бывают встречи. Как продолжение давно прочитанной книги; и автор, - жизнь - вдруг повернул сюжет не так, как ожидалось.
* * *
Район - новостройка, девятиэтажки - близнецы (многооконные фасады похожи на вафли), нумерация фантастическая, все же нужный мне дом находится.
…Отворяет - сам. Стоит, как рыбак: джинсы закатаны до колен, в руках ведро.
- Проходите, Нина Федоровна! Там уже чисто. Сейчас домою в прихожей. - И, отвечая на невысказанный вопрос: - Я и на работе у себя мою. Люблю, чтоб чисто вокруг, а уборщица у нас - принц датский, все сомневается: мыть или не мыть, вот в чем вопрос…
Я одна - в его комнате.
Над столом портрет Жерара Филиппа; вечная юность Франции - актер сидит легко, как птица на ветке, в глазах - свет ума и печали…
Гантели в углу. Некрашеный стеллаж. Две полки, нижние, задернуты занавеской. Несомненно, она там - радость, которая сейчас будет со мной. Потянулась рука… Нет. Пусть - сам…
Входит хозяин.
Над этим лицом время поработать забыло. Те же по-детски впалые виски, заметные - при худобе щек - скулы. Волосы чуть длиннее, по моде. Еще не утеряны юношеская угловатость, легкость движений, Не узнаются только глаза - пристальное их спокойствие…
- Ты изменился, Марк.
- Все меняются, Нина Федоровна, - взгляд цепкий и схватчивый, - кроме вас.
Это не вежливость, Марк Гурков - господи, имечко, не споткнувшись, не выговоришь! - всегда считал вежливость чем-то вроде архитектурных излишеств. И уж в этом он не изменился - вот его следующая фраза:
- Вы все-таки пришли. - А ведь я приглашал вас неконструктивно.
- Непонятно, Марк…
Спокойно объясняет:
- Бывают конструктивные приглашения. Например: "Приходи в субботу, в три, будем "маг чинить"." И бывают неконструктивные. Вроде таких: "Заходи, посмотришь, как мы живем. Заглядывай!" Приглашаемый обязан ответить: "Непременно выберусь, как-нибудь вечерком". И оба знают, что ни черта этого не будет, говорят - для обиходу.
- Так ты не рад мне, Марк?
- Нет, отчего же? - вздергивает прямое плечо. - Боюсь, что вы не обрадуетесь…
И так резко, зло, небрежно рванул занавеску на тех полках, - сердце метнулось, предчувствуя беду… Какую беду?
Вот они все, столько лег не видались, забытые - и узнаваемые с пронзительной радостью, все "чудики".
Добрый уродец - "химера Нотр-Дамская". Лукавящая, хитро выгнутая саламандра - "пащерица з лапками", по-выражению того же Злобина. Брошка, паучок в паутине, страшно в руки взять, так тонко… Трубка с мордой крокодила Гены, Круглоухий львенок - "принц зверей", с детячьими, толстыми лапками…
И еще, еще… Чудесные фигурки, созданные летящим воображением и строгими руками моего бывшего ученика Марка Гуркова. Милые, знакомые…
Все - знакомые. Ни одной новой работы.