Перебрались от греха на мансарду. Тамарка, нагрузившись, капризничала, что из этой квартиры вообще никуда никогда больше не поедет. Шамиль похлопал ее по щекам: "Вернемся, когда поженимся, кошка". - "Правда?" - спросила она и в такси уснула, пустив слюни.
40
К девяти часам Сашулька был готов. Свеча за 18 копеек трудно догорала в стакане, бросая по комнате крапчатые тени, - решил напиться при свечах. Из закуски - початая банка майонеза и три штуки овсяного печенья.
Сам - сидел, навалившись локтями на стол, и, взявшись руками за дужки очков, монотонно подымал их - вверх-вниз, при этом раскачиваясь и приговаривая под нос: "в-видно-нев-видно, в-видно-нев-видно, не-ст, пора конча-ать, хватит, пу-усть видят, входят - а он висит, виси-и-ит, родимый".
Два часа назад еще не совсем набравшись, Сашулька твердо решил повеситься в пику Георгию. "Хитре-ец, - думал Саша, - спер зачетку у одного, подкинул другому, с-свалил на третьего, па меня, скат-тина, а сам - ч-чистенький. Попина п-подкупил, гад". Сашулька пони
мал, что карьера за границей, а значит, и жизнь - закончены. "Повеситься надо, му-мужчина я или нет, в конце концов? П-пусть знают", - решил он тогда, с грохотом встал, прошел в ванную. Сорвал старухину веревку для белья, отвратительно волосистую. "Так тебе", - подумал по ходу и, вернувшись к столу, стал пробовать петлю. Но тут явилась мысль. Мысль была - что как же вешаться неотмщенному? Он повесится, а Георгий поедет в Пхеньян? С облегчением бросил на пол веревку и уронил подбородок в руки. "Так бы я, конечно, - думал он, - но с-сначала отомстить, а тогда уж - т-точно. Уйду из жизни. П-покончу счеты. Сожгу мосты".
За два часа, прошедшие с тех пор, он принял еще два стакана "Агдама", и желание повеситься теперь, когда прояснился повод погодить, утроилось. "Э-э-х-х, - протяжно мыслил он, - ат-тамщу - ив петлю! Ж-желез-зно!"
Мерное раскачивание Сашульки прервал телефонный звонок. Неверной дугой он вышел в коридор и захватил трубку. Старуха, видно, ушла делать кошкам моцион.
- Ал-ле, - развязно сказал Сашулька.
- Отец Шамиля звонит, - властно сказали там.
- А-а? - Сашулька немного протрезвел. - А я С-саша.
- Где Шамиль? - жестко спросили в трубке.
- А-а? Н-нет! - ответил Сашулька, став наконец на обе ноги.
- Где живет этот… Середа? - Голос словно знал все ответы наперед и не допускал пауз.
- Ага, С-середа, щ-щас, - обрадовался вдруг Сашулька. - Так. П-песчаная площадь…
- "Сокол"?
- "С-сокол", "С-сокол", - закивал Сашулька, - и там с-слева… то есть с-справа, да-да-да…
Повесив трубку, Сашулька обмяк, плечи опустились, он уставился в стену над телефоном и, покачиваясь, старался связать несколько мыслей. Наконец, задним числом сообразив тон отца, понял, что над Георгием повисла неясная угроза. И это он - он! - повесил ее - над кем? - над Георгием! Месть! - внезапно понял он и похолодел. Месть свершилась. "Ну, в-все", - сказал вслух, порывисто прошел в комнату, налил полный стакан "Агдама", - жахнул, длинно и кругообразно вытер ладонью губы, с внезапной жалостью поглядел на кусок печенья в банке и принялся вешаться. Для этого выбрал стул похуже, подтащил к середине, влез и, с трудом удерживая равновесие, стал снимать люстру с крюка - он смутно помнил, что вешаются так.
Люстра долго не давалась, он обеими руками ухватился за тонкую ножку и, перепачкавшись пылью, дергал ее туда-сюда. Сыпалась штукатурка, крюк ерзал в пазу, но люстру не пускал. Сашулька полез было пальцами под колпачок, но вспомнил про ток, отдернул руку, покачнулся, держась другой за ножку, - и тут опа вдруг снялась п повисла па проводах, подрагивая. Сашулька едва удержался на стуле. "Хор-рошо", - пробормотал он. Снял для чего-то очки, спрятал в карман штанов, поглядел на крюк. Хлипкий, он, скособочившись, чудом сидел в дырке, сильно обкусанной по краям, вдоль и поперек в трещинах. Сашулька поспешно отвел взгляд, стыдясь поверить в полную непригодность. "Страшный крюк", - сказал он вслух. Заторопившись, сделал две петельки па концах веревки, вдел одну в другую, зацепил длинный конец за крючок. Расширил петлю, повисшую прямо перед лицом, стал тыкаться туда головой, люстра сильно мешала, он отпихивал ее плечом, балансируя руками. Попав, задумался на секунду - как вешаются: веревку пропускают под воротник? Нет, кажется, нет… Он скосил глаз па петлю, снова отпихнул люстру, подсунул петлю под воротник, воротник пригладил, кашлянул погромче, вобрал воздуху, возвел глаза в потолок, в этот момент дверь распахнулась, влетела старуха, разнюхавшая в прихожей пары алкоголя, впереди - свора кошек.
- И-й-эх! - зверски крикнул Сашулька, притопнул, подпрыгнул и, проломив на обратном пути сиденье, рухнул в стул.
Старуха перекрестилась.
41
На мансарде - танцевали. Явилась еще Бэла, по кличке Бэла-супер, из Парка культуры.
- Че, говна объелись? - спросила она сразу.
Маринка, странно притихшая, присмиревшая, не пила
совсем, лишь покусывала некрасивый ноготь большого пальца и, притулившись к Херикову, наблюдала.
Георгия подмывал щекотный восторг. Вечер получался.
В 21.30 раздался стук в дверь, на него мало обратили внимания, Георгий, договаривая фразу, задом пошел открыть. В мансарду, явление последнее, стремительно вошли родители Шамиля, впереди - нетрезвый отец в голубом, который и установился посередине. "Кровь пьете?" - сказал папа, кивнув на красное, и обвел помещение налитыми глазами.
Все замерли - кто как был, ни единый звук не излетел из дамских уст: Бэла - с устремленным к Шамилю движением всего тела, Георгий - у двери в виде столба, Хериков - сидя боком на тахте и немного растопырив руки, словно намереваясь произнести Марине торжественное слово, Марина - изумленно откинувшись на спинку тахты, с рукой на отлете, на которой так и застыл торчком большой палец.
- Собирайся, - папа мотнул головой Шамилю. - А ты, щенок, - он обернулся, красные глаза уперлись в Георгия, - чтобы больше я твою харю…
- Ш-то? - Георгий, сорвавшись с места, в один прыжок оказался возле зятя великого человека, - ш-то ты сказал? - Георгий угрожающе пригнулся, выпятив вперед лоб.
- Но-но! - инстинктивно втянув живот, сказал зять и, схватившись за руку Шамиля, сделал боком быстрый шаг к двери. Дочь великого - за ними. Миновав порог, зять обернулся. - Ну, сука, держись, - с ненавистью сказал он.
- Пшел вон, - процедил Георгий, слепая ярость изуродовала лицо.
Маринка с Геной уехали сразу вслед.
В 7 утра пришел участковый с золотыми зубами. Кто такие, где договор о поднайме, документы, почему посторонние, кто хозяин, почему водка, что за девицы, почему один, а девицы - две, что на втором этаже, где учитесь, что-о? - тем более, подпишите протокол. Что будет? Все будет.
Действительность поплыла, буквы кренились, складываясь в дикие словосочетания: "Обыском установлены четыре бутылки водки (пустых) и две гражданки, одна отказалась, вторая сообщила работнику МВД, что Клеопатра". Участковый, оглядываясь на Бэлу, вышел.
Опустившись на тахту, Георгий силился сдержать работу сердца. Уронив руки на колени, весь сжался, глядя в точку, сбился внутрь себя, как передерживают боль. Тамарка с Бэлой на цыпочках перебирали по бутылкам - опохмелиться, и сдавленно хихикали. Без мыслей, не слыша, не видя, Георгий находился в паническом забытьи, в том состоянии, когда вздрагивают от телефонного звонка.
В восемь зазвонил телефон. Арсланбека на выходе из общежития перехватила черная "Волга", двое в штатском, кажется, го-го-госбезопасность, зубы стучали, спрашивали из окна - знает ли Середу, да, знаю, не замечал ли чего странного, на-наркотиков, например.
В девять уже в институте. Баранович сдержанно, как целуют любимую девушку, сказал, что вызывают в угрозыск, комната 26, как вы сказали? Ну что вы - конечно, немедленно. Как? А! Так насчет валюты и девушек, ну, не знаю - какие там у вас бегают по ночам голые, хм, бывают же такие милиционеры глазастые, нам бы! Носятся голые по крыше дома - где вы там живете, чердак или что.
Ниночка, услышав про девушек, всхлипнула. Ламара Юсуповна при слове "валюта" встала за столом и так и стояла, пока Георгий не вышел стремительно прочь.
Он не запомнил, как добрался до угрозыска. По дороге скрипел только зубами - от решимости отстаивать себя до конца. В голове тасовались обрывки грядущих уголовных вопросов, наскакивая один на другой, вдруг вытягиваясь в длинную цепочку ответов: "Ну, выпили, да, ну и девушки, да, было, но ничего такого не было, они порядочные девушки, хм…"
Отстраненно удивился, как близко расположился РОВД от общежития - зеркально напротив, через трамвайную линию, словно отражались друг в друге: то же казематное строение из набрякшего бурого кирпича с наглухо задраенными подъездами.
Георгий занемело пронес весь ледоход мыслей по придушенным коридорам, пахнувшим туалетами и потом из-под фуражки вперемежку с яловым сапогом. Добрался до двери № 26 на втором этаже с внятной табличкой "Хурцилава". Сзади откуда-то жалобно пропикало и следом музыкально грянуло:
"Та-там-та, та-тим-та…"
"Кого-то хоронят", - с стесненным сердцем подумал Георгий, подтолкнул дверь и, задержав дыхание, вдвинулся наполовину в образовавшийся промежуток.
- Середа? - спросили сразу.
Георгий поскорей кивнул. Человек указал глазами на стул, достал бланк, щелкнул ручкой о стол, произнес:
- Фамилия!
Георгий сел и честно смотрел в неправдоподобно рядом, в кучку, посаженные глаза.
- Я не слышал, - сказал человек.