* * *
Горелов вспомнил, как впервые увидел Леха. Это было в сороковом году. Он только что поступил в МИФЛИ, и началась студенческая жизнь. После лекций все устремлялись в библиотеку, но там не поговоришь, а потребность в общении была велика. Однажды лекции закончились раньше обычного, и приятель Горелова Шура Бергман предложил:
– Пошли к Леху, он отличный парень, историк. Живет недалеко, в Староконюшенном переулке.
По дороге выяснилось, что несмотря на свой юный возраст, девятнадцать лет, Лех женат, и в скором времени семья ожидает пополнения. Поэтому Лех был вынужден оставить университет и сейчас работает секретарем в деканате истфака.
В просторной коммунальной квартире Лех с женой занимали большую угловую комнату. Горелов навсегда запомнил первый момент встречи с Лехом. Он увидел светловолосого человека среднего роста и худощавого телосложения с правильными, но не броскими чертами липа. Самым удивительным в этом лице были глаза – необыкновенно лучистые, делающие взгляд проникновенным.
– Рад познакомиться, – сказал Лех, протянув руку. – Моя жена, Инна, – добавил он, указав на двуспальную кровать. – Прихворнула.
Инна, красивая молодая женщина с пышными русыми волосами улыбнулась, привстав с постели.
Через некоторое время в комнате появились еще двое университетских друзей Леха – высокий, сутуловатый Алик Рютель и кряжистый, коренастый Володя Коржин. Они наперебой говорили о впервые прозвучавшей в Москве Пятой симфонии Шостаковича под управлением Мравинского.
– Это настоящая музыкальная бомба! – воскликнул Алик.
"Надо же, – подумал Горелов, – мне бы в жизни так не сказать!"
Потом речь зашла о шахматах, и в разговор втянулся Шура Бергман. В какой-то момент Горелов взглянул на Леха и заметил, что тот с улыбкой взирает на разгорячившихся друзей и лишь изредка произносит какую-нибудь фразу, направляя разговор в более спокойное русло. Манера выслушать собеседника до конца и лишь затем высказать свое соображение, была, как впоследствии убедился Горелов, неотъемлемой чертой характера Леха. И хотя Лех говорил меньше и тише всех, он оставался главным в компании. Временами казалось, что в комнате присутствует лишь он один, а все остальные – статисты. Среди друзей Лех пользовался непререкаемым авторитетом.
* * *
– Это наш маленький мирок, – сказал как-то Горелову Рютель, когда они возвращались домой.
– Кружок? – переспросил Горелов.
– Ни в коем случае, – пояснил Рютель. – Понятие "кружок" подразумевает нечто организованное, имеющее программу действий. Мы же просто обмениваемся мнениями в дружеской обстановке, не затрагивая крупных проблем. Нельзя подвергать опасности Леха.
Действительно, родители Леха и его жены Инны, а также Володи Коржина, были репрессированы еще в тридцать седьмом году, но этой темы никто не касался.
Друзья собирались у Леха регулярно, почти каждую неделю. Так продолжалось в течение всей зимы. Весной сорок первого года Рютель и Коржин угодили на военные сборы. В скором времени началась война, а Инна должна была вот-вот родить.
Однажды Горелову позвонил Лех.
– Поздравь меня с сыном, – сказал он. – Нужно взять Инну из роддома, поможешь?
"Как он исхудал, – поймал себя на мысли Горелов, увидев Леха. – "Наверное, экономил на продуктах". В стране уже вовсю работала карточная система. По дороге домой Горелов нес малыша, а Лех шел, опираясь на Инну.
Прошло довольно много времени, прежде чем со Староконюшенного вновь поступил сигнал. На этот раз звонила Инна, голос у нее был тревожный.
– Ты не мог бы зайти, Андрей? – сказала она.
– Когда?
– Как можно скорее. Сегодня утром увезли Леха.
Прихватив с собой сумку с вещами, Горелов помчался в Староконюшенный.
Выяснилось следующее. По доносу квартирных соседей Леху было предъявлено обвинение в хранении холодного оружия. Его взяли под стражу и увезли из дома в наручниках. Холодным оружием оказалась старинная сабля, видимо, служившая когда-то настенным украшением. Родители Леха хранили ее для детских спектаклей и шарад. Сабля заржавела, затупилась, и при задержании ее с трудом удалось вытащить из ножен.
Инна не теряла самообладания.
– Через две недели суд, нужно найти адвоката, – сказала она Горелову. – Придется этим заняться тебе, Андрей, у меня на руках малыш.
К счастью, в Москве оказался отец Алика Рютеля, Иван Карлович – видный правовед, член городской коллегии адвокатов. Он сразу же откликнулся на просьбу и вызвался сам защищать Леха.
Состоялся суд.
Когда конвоиры ввели в зал заключенного, Инна едва не вскрикнула. Странно было видеть Леха, обритого наголо, с руками за спиной.
Слово взял прокурор. Горелов не вникал в сущность его выступления, понял лишь, что он требует для обвиняемого десятилетнего срока лишения свободы. Затем слово предоставили защитнику. Рютель мастерски продемонстрировал всю нелепость доводов обвинения, рассматривающего в качестве холодного оружия явно декоративный предмет. Он настаивал на немедленном освобождении подсудимого. Но его красноречие не помогло.
Приговор был коротким: три года заключения в колонии общего режима. Леха увели.
Инна проявила твердость. Она не дрогнула во время оглашения приговора и, когда уводили Леха, помахала ему рукой.
– Простите меня, я сделал все, что мог, – сказал Рютель уже на улице.
– Вы совершили немыслимое, Иван Карлович, – возразила Инна. – Если бы Лех получил десять лет, мы бы его больше не увидели. А теперь есть надежда!
Между тем, с фронтов поступали тревожные вести: немцы стремительно продвигались на восток. Прошел слух, что всех осужденных на небольшие сроки отправляют рыть окопы на подступах к Москве.
– Инна, вам нельзя оставаться здесь одной, – сказал Рютель. – У вас есть где-нибудь родственники?
Добрые люди нашлись. Выяснилось, что в Пензе живет родная тетка Инны, которая готова принять ее вместе с сынишкой.
Горелов и Рютель отвезли Инну и малыша на вокзал.
– Будем надеяться на лучшее, – сказал ей на прощанье Иван Карлович. – Еще увидим Леха!
– У вас нет с собой какой-нибудь фотографии, хотя бы маленькой? – спросил Горелов.
Инна открыла сумочку.
– Вот возьмите, случайно сохранилась. Снималась для паспорта.
– Какая красивая! – не удержался Горелов.
Инна попыталась улыбнуться. Она стояла на перроне, крепко прижав к себе сына, бледная, худая. Лицо ее казалось маленьким под копной пышных волос. Такой и запомнил ее Горелов.
Вскоре он также покинул Москву вместе со своим институтом, а потом ушел на фронт. Когда вернулся с войны, не застал в городе никого из прежних друзей. Постепенно до него стали доходить самые невероятные слухи о судьбе Леха.
Рассказывали, что Лех угодил из лагеря в штрафную роту и, храбро сражаясь, погиб, а Инна получила похоронку и снова вышла замуж. По другой версии Лех дезертировал из штрафроты в польскую Народную армию, был ранен, но выздоровел и сейчас живет во Франции. Наконец, была еще одна история, совсем уж фантастическая, согласно которой Леху удалось бежать из заключения еще под Москвой, но потом след его затерялся.
Однажды Горелов встретил на улице Володю Коржина. Тот рассказал, что прошел всю войну в пехоте, был ранен под Мемелем и теперь ходит с палочкой.
– Слышал что-нибудь о Лехе? – спросил Горелов.
– Лех жив, он сейчас за океаном, – ответил Коржин.
– Очередная небылица?
– Нет, это правда. Зайди при случае к Рютелям, Алик сейчас в отъезде, но Иван Карлович дома. Он тебе все расскажет.
Горелов не стал откладывать визит в долгий ящик. Рютель встретил его приветливо.
– Догадываюсь, о чем вы хотите спросить, – сказал он.
– Дело в том, что до меня доходили самые неправдоподобные истории о судьбе Леха, – пояснил Горелов и поделился услышанным.
– Лех необычный человек, и легенды будут всегда присутствовать в рассказах о его жизни. На самом деле, все было гораздо прозаичнее, хотя, как ни странно, доля правды в каждой из историй есть. Могу вас обрадовать: Лех жив и, насколько мне известно, здравствует, но его приключения могут лечь в основу хорошего боевика.
Повествование Рютеля было красочным, и Горелов наслаждался звуками его хорошо поставленного адвокатского баритона. Как ни удивительно, но Леху действительно удалось бежать из подмосковного лагеря. Воспользовавшись воздушной тревогой во время рытья окопов, он сумел перелезть через проволочное заграждение и каким-то образом добраться до Москвы. В то время поезда ходили с перебоями, часто вне расписания.
– И куда, вы думаете, он направил свои стопы? – продолжил Рютель. – Прямехонько ко мне.
– Что же вы ему посоветовали?
– Немедленно идти в военкомат и объяснить, что потерял документы при выходе из окружения. Тогда это была обычная ситуация. Немцы уже стояли под Москвой, и каждый наш солдат был на вес золота. Вот так Лех и оказался в штрафной роте.
– Что же было потом?
– Лех воевал, был тяжело ранен. Прошел даже слух о его гибели, но после долгого лечения он выздоровел, и ему удалось примкнуть к польской Народной армии. Вместе с ней он оказался в Европе и уже из Варшавы попал в Париж. Там он продолжил образование в Сорбонне, стал архитектором. Сейчас живет в Америке, проектирует жилье. Эти сведения вполне достоверны, Лех переписывается с Аликом.