- Нет, все еще первая. А вторая… Прямо перед Национальной галереей находится, само собой, Трафальгарская площадь. И как вам, наверное, известно, в трех из ее четырех углов стоит по статуе. Не считая, конечно, колонны Нельсона. Речь, стало быть, о тех, что по углам, а не в середине.
- Естественно. Знаю эти статуи, как не знать. Но разве их там только три, а не четыре?
- Именно. Ну и - опять же не спрашивайте зачем - я хочу, чтобы, вернувшись сюда, вы точно сообщили мне два конкретных факта, связанных с этими статуями. Во-первых, который из четырех постаментов пустует? Тот, который в дальнем правом углу, или же тот, который в ближнем левом…
- Мне кажется, я уже знаю ответ. Не тот ли, что в дальнем левом углу?
- Если бы я помнил, не стал бы вас и просить. Так что перепроверьте, пожалуйста. Это ведь нужно для книги, а не для застольной беседы. Необходимо уточнить все детали.
- Хорошо.
- Второе: чьи это монументы? Нужно выяснить все три имени. Одна статуя почти наверняка Георга Четвертого. А остальные? Если я и знал прежде, то теперь уж не помню. И непременно уточните, кто именно где стоит.
- Всё?
- Всё. Как видите, потребуется разок съездить на Трафальгарскую площадь, только и всего. Но, повторяю, при одном условии: если от этого не пострадают ваши выходные.
- Нет, ничуть. Я же все равно буду мотаться по городу. Да мне это только на пользу. Я уж сто лет не был в Национальной галерее.
- И когда я вас увижу?
- Значит, так: я думаю уехать завтра утром, сразу после завтрака, а вернусь в воскресенье или раненько в понедельник. Хорошо?
- Прекрасно. Потому что в понедельник утром мне надо позвонить по телефону, и я рассчитываю на вашу помощь. Хочу поговорить с литагентом.
- Ради бога. Скорее всего я вернусь в воскресенье вечером. Но очень поздно. Не ждите меня, ложитесь спать. Я сам отопру дверь.
- Хорошо.
- И еще одно. Пол.
- Да?
- Нельзя ли мне до отъезда получить от вас чек?
- Чек?
- Ну да.
- Но мне казалось, мы договорились, что - во всяком случае, поначалу - аванс вам не положен. Пока мы оба не удостоверимся, что подходим друг другу.
- А за компьютер? Вы же мне еще не заплатили за компьютер.
- За компьютер? Разве? Господи помилуй, а ведь вы правы. Я настолько увлекся книгой, что совершенно забыл про компьютер. Какая промашка с моей стороны, просто срам. Безусловно, я сейчас же выпишу вам чек. Раз вы того хотите. Но вам удастся положить деньги в банк? В субботу, я имею в виду?
- Верно, не удастся.
- Как же быть?
- Если я поеду в понедельник, то рано утром смогу положить их в Чиппинг-Кэмпдене.
- Но вы же говорили, что скорее всего вернетесь в воскресенье?
- Тогда в выходные просто отправлю чек по почте в свое отделение "Барклиз бэнк".
- А так можно?
- Ну да.
- Конечно, я дам вам чек. Чековая книжка лежит в ящике секретера. В верхнем ящике. Будьте любезны…
- Вот, пожалуйста.
- Благодарю вас, Джон.
* * *
Девять дней. Уже девять дней. Помню ли я свою прежнюю жизнь до появления Джона, свой каждодневный круг забот? Боже мой, еще бы не помнить! И при всем при том, при всем при том, случись ему выпасть из моей теперешней жизни, трудненько мне было бы начинать все сначала. Да, верно, я всегда был нелюдимом, но ведь нелюдим - это тот, кто сам выбирает одиночество, - вернее, он хочет только, чтобы его оставили в покое. Есть огромнейшая разница между одиночеством и стремлением остаться одному; так, мазохист, наслаждающийся особой, желанной болью, испытывает, вероятно, подлинные страдания, когда его просто-напросто мучают. Ну что ж, пока еще рано судить.
* * *
- Джаз! Джаз! Джаз!
Ах, не надо мне яств по-креольски,
Не надо ужина во "Vieux Carré"!
А нужна мне лишь осанна,
Трубный звук Армстронгианы
Из старинной Луизианы-ы-ы,
От ее любимого сына Луи!
Джаз! Джаз! Джаз!
Теперь звуком трубы скарлаттинским
Звенит весь остров Манхаттенский,
Где ритмы давно blase,
Где блюзы и джазы
Слезу вышибут сразу,
Как "Рапсодия в Blu-é"!
Джаз! Джа… Эй!
Кто там?
Кто это? Есть тут кто-нибудь? Это вы, Райдер?
Джон? Это вы? Вы тут? Есть здесь кто-нибудь?
* * *
- Доброе утро, Пол. Хорошо спали?
- Нет, плохо.
- Очень жаль. Надеюсь, я вас не разбудил, когда входил в дом? Я старался двигаться как можно тише.
- Скажите-ка мне вот что. Когда именно вы приехали?
- Поздно. После полуночи. Около часу. Поужинал с приятелем в Ноттинг-Хилле и покатил прямиком сюда.
- Значит, около одиннадцати вас еще не было?
- Около одиннадцати? Вчера около одиннадцати?
- Да, да, вчера около одиннадцати! О каких еще одиннадцати часах я мог бы вести речь?!
- Ну-ну, не надо так кипятиться. Я же вас предупреждал: ложитесь, не ждите меня.
- Я и не ждал. Ох, послушайте… Извините, Джон. Сегодня я с утра сам не свой. Тут произошел какой-то жуткий случай.
- Неужели? И что же именно?
- Да так, ничего. Словами и не опишешь, получится очень глупо.
- Скажите же, что стряслось?
- Оставим лучше этот разговор, хорошо? Возможно, мне просто помстилось. Такое со мной бывает. Удалось вам разузнать то, о чем я просил?
- Открытку я нашел. На всякий случай купил три штуки. И картинку-головоломку тоже.
- Как, и головоломку? С автопортретом Рембрандта?
- Ага.
- Невероятно. Ай да Джон, удивил!
- Продавалась наряду с другими, о которых вы говорили.
- Вот уж нежданная удача. А я был уверен, что придется просить вас самому ее наскоро смастерить: разрезать одну из открыток на неровные кусочки, как в картинках-головоломках.
- Простите, не понимаю, о чем вы. Помните, вы ведь так мне и не сказали, для чего вам, собственно, понадобилась эта головоломка. Кстати, налить вам еще чашечку?
- Спасибо. И на сей раз, если можно, положите немножко сахару.
- Сколько угодно.
Вот, держите. Так. Теперь перейдем к головоломке?
- Видите ли, здесь весь фокус в том, что это может сработать, а может и не сработать. Я хотел, вернее, хочу, чтобы вы - раз уж вам так несказанно повезло, - чтобы вы составили картину целиком, кроме тех кусочков, на которых глаза. Понимаете? Автопортрет без глаз. Нечто в этом духе.
- Понятно.
- Я уже говорил, это может сработать. Что насчет Трафальгарской площади?
- А, вот это оказалось очень интересно.
- Да?
- Ну, что касается трех статуй, то выяснить, кого они изображают, было проще простого. Погодите, где-то у меня тут записано. Или, может, погодим, сначала позавтракаем?
- Прошу вас. Если записки у вас под рукой, прочтите их мне прямо сейчас.
- Вот они. Немного помялись, но разобрать можно. Итак: в дальнем правом углу Трафальгарской площади стоит, как вы правильно сказали, статуя Георга Четвертого.
- Угу.
- В ближнем правом углу - генерал-майора сэра Генри Хавлока, К.О.Б., - один бог знает, что значат эти буквы. Надо полагать, "кто-то там королевский". Может, "Королевский орденоносец"?
- Понятия не имею. Дальше.
- На постаменте выбито его изречение времен Индийской кампании 1857 года. Хотите послушать?
- Да, пожалуй.
- "Солдаты!"
- Джон, умоляю! Я ведь вам уже говорил. Вы не осознаете мощи собственного голоса.
- Извините. "Солдаты. Ваши труды и лишения, ваши страдания и героизм никогда не будут забыты благодарной родиной".
- Фу! Заметьте, он ставит лишения и страдания выше героизма. Типичные сопли, которые любят разводить вояки. А сам небось кровожадный душегуб.
- В ближнем левом углу стоит Чарльз Джеймс Нейпир. Чем-то это имя знакомо.
- Еще один генерал.
- Правда? А я было подумал - ученый. Даты жизни такие: MDCLXXXII - MDCCCLIII. Если хотите, могу вам их перевести в нормальные цифры.
- Не трудитесь. Значит, как вы и предполагали, пустует постамент в дальнем левом углу?
- Да, но тут, Пол, и заключается самое интересное. Лишнее доказательство того, как легко оторваться от действительности, даже если вы не…
- И что же там такого интересного?
- Он уже не пустует.
- Что?!
- Краем уха я слышал про некие планы на сей счет, но понятия не имел, что их уже осуществили.
- О чем все-таки вы толкуете?
- На четвертом постаменте высится новая статуя.
- Статуя? Чья?
- Как вы думаете?
- Джон, я не в настроении, да и не в силах играть в угадайку.
- Дианы!