Подходя к дому в один из зимних дней, вернувшись из командировки за полночь, он обнаружил горящий свет в окнах своего рабочего кабинета. Обычно, кроме него, ночью там никто не сиживал. Он позвонил в дверь. Аида долго не подходила к двери. Затем дверь все же распахнулась. Он увидел жену и ужаснулся. Под зареванными глазами плавали большие мешки, волосы растрепаны, не расчесаны.
– Аида, – сказал настороженно Алдан, входя в квартиру, – все ли в порядке, что-то случилось!
Алдан старался говорить негромко, его охватила тревога за сына.
– Все нормально? Почему не спишь, вид неважный, растрепанный?
– Ты спрашиваешь у меня, что случилось? Почему не сплю? Ничего не случилось. – Пошли в кабинет, – решительным голосом проговорила Аида.
– Что-то с Тимуром, заболел? Отвечай! – с тревогой в голосе произнес Алдан. Он снял пальто, повесил его, затем последовал за ней.
Повсюду в кабинете – на кресле, на столе, на полу, везде лежали листки из его дневников, записей, писем Анелии.
"Я оставил открытым сейф", – успел сообразить Алдан.
В глубине сейфа он хранил свои бумаги, память о не проходящей боли – письма Анелии, свои дневники – все самое сокровенное. Это был его мир, он прятал его! Прятал от себя, скрывал от Аиды.
– Кто она? Я знала, что ты меня не любишь, не любил никогда! Скотина! Козел! – Аида была расположена к ссоре, она к ней готовилась.
– Кто она, твоя любовница? Ты с ней встречаешься, ты с ней живешь? Спишь! Спишь, да! Скотина!
– Ух, – отошло от сердца у Алдана, он был рад, что это письма, он перепугался за Тимура.
– Ну, ты меня напугала! – пробурчал, успокаиваясь, Алдан, – я уже думал, что что-то случилось!
– Уж лучше бы случилось! Уж лучше бы меня переехала машина.
– Хватит, не шуми, не говори глупостей. Тимура разбудишь, – пытался урезонить Аиду и поменять тему разговора Алдан.
– Кто она? Что за шлюха? – агрессивно продолжила Аида.
– Аида, дорогая, это старые, старые письма. Это было давным-давно. Я так понял, ты все прочла. Да, я любил ее когда-то. Но, как видишь, женился на тебе. Не стоит тебе из-за этой писанины расстраиваться. Аида, успокойся, ничего здесь страшного нет. Повторяю, это всего лишь письма – давние, давние.
Алдан подошел к Аиде со спины, нежно обнял ее.
– Ну, здравствуй, что ли?
Аида не унималась:
– А почему ты не порвал, не уничтожил их?
– Зачем, это же просто письма. Это моя молодость. Аида, ну перестань.
– Нет, не перестану, ты соберешь их и при мне все сожжешь. Если ты хочешь, что бы я не ушла от тебя, то это сделаешь сейчас же. Если ты этого не сделаешь, ноги моей в твоем доме не будет. Я обещаю тебе, ты, ты…
– Аида, успо-о-кой-ся! – как можно спокойней и ласковей произнес Алдан, – не говори глупостей, пойдем спать, утро вечера мудренее.
– Выпусти меня, – Аида стала грубо вырываться.
Алдан разжал руки. Аида зло взглянула на Алдана.
– Ты испортил, исковеркал, скотина, всю мою жизнь! Ты порвешь эти письма, ты сожжешь их, если ты этого не сделаешь, я обещаю тебе, ты об этом сильно пожалеешь. Я испорчу тебе жизнь, тебе, козел паршивый!
– Замолчи, хватит, – вырвался хрипловатый рык, – замолчи, я сказал. Не говори глупостей.
– Я, глупая, я всю жизнь глупая, это ты меня сделал глупой и тупой. А теперь еще затыкаешь?
Вдруг в проеме дверей показался Тимур. Он все слышал. В глазах было волнение и переживание за родителей.
– Все молчим, идем спать, Аида! – произнес Алдан, подавив нахлынувшие было эмоции.
– Привет, Тимур, больше не будем ругаться, даю тебе честное слово. Что стоишь, иди ко мне.
Тимур подошел к отцу, он понял ситуацию. Ему было жаль мать, но отца он не винил.
Алдан поздоровался с Тимуром, обнял его.
– Иди спать, Тимур, спокойной ночи. Ты у меня большой джигит. Мы с мамой не поругались, не переживай, такое бывает в жизни, ты мне сам летом рассказывал, помнишь?
– Да, папа, помню, спокойной ночи! Мама! Спокойной ночи! Я вас обоих люблю, давайте ложитесь спать. Не ругайтесь, хорошо! – Тимур ушел в свою комнату.
Аида закрылась на кухне. Алдан собрал письма, тетради, все положил обратно в сейф. Не мог, не мог сжечь письма. Это все, что у него осталось в память об Анелии, об их чистой и большой любви.
* * *
Не удивляйся такому началу, но я сильно скучаю по тебе. Я привыкла, что ты всегда рядом. И вдруг тебя нет. Мне бывает в такие минуты страшно и одиноко. Однако я, твоя прелестница, держусь молодцом.
Пишу тебе письмо с археологической практики, с городища Актобе в Чуйской долине. У нас очень жарко и скучно. Все живут ожиданием скорейшего возвращения домой, хотя жить нам здесь еще до 21-го июля.
А как твои дела? Как новое место? Тебе, наверное, трудно?
Со скуки мы празднуем каждый день какой-либо праздник, например: 8 июля – мы справляем 8 марта, а 9 июля – 9 мая, День Победы, то есть, если сегодня у нас 10 – то День Милиции и т. д.
Копаем по прохладе, археологическая практика – чистая формальность, главное во время прийти и вовремя уйти с работы.
Сессию я сдала на одни "5". Археологию мы сдавали глухому Оразову, такой балдежный дядька, но ужасно привередливый. У нас многие у него получили тройки. Ты, наверное, его знаешь? Мы через дверь подсказывали друг другу, так как он глухой, это сделать было довольно легко. Все в основном засыпались на дополнительных вопросах, которых он задает, как минимум пять. Мы с ним весело поболтали, когда я отвечала, он мне рассказал о годах учебы в Москве, как еще студентом МГУ снимался в массовке фильма "Джамбул". Смешной такой, он принял меня за уйгурку. А узнав, что я русская и наполовину украинка, не поверил. Сессия пролетела так быстро.
Алдик, у меня появилась игрушка, ежик, а назвала я его Тепой, от слова "тепать" или топать. Я взяла его с собой на археологическую практику. Такой хорошенький, мягонький, курносенький, в зеленых туфельках. Это был мой подарок себе, когда получила стипендию. Все его так затискали, а мы с ним вместе спим, чтоб ночью было не страшно.
Я взяла с собой почитать книгу "Княжна Тараканова" Г.П. Данилевского, но даже не открыла ее. Мы спим, весь день с 12–00 до 17-00, а больше ничего не делаем.
Алдан, красивый ли город Черновцы? Как Украина, моя вторая Родина? Я никогда не была в Черновцах. Мечтаю попасть.
Я скучаю по тебе. Ладно, не буду расстраивать ни себя, ни тебя.
Люблю. Целую. Твоя Анелия.
* * *
А как обличал на суде Алдана его сосед по даче Григорий. Был Григорий среднего роста, волосы масляные, прилизанные. Тонкий почти писклявый голос. Лицо, как и волосы, было масляным, небольшое брюхо на животе.
– Я отчетливо слышал, как в тот вечер он издевался над супругой. Все соседи по даче и я, в том числе, сожалеем о том, что не вмешались в конфликт. Вмешайся мы тогда, не было бы этой трагедии. Товарищ судья, мы не уберегли эту замечательную женщину, мать. Надо признать, что я тоже несу ответственность за ее смерть. Мое малодушие, наше равнодушие, которое поразило все общество, – вина тому.
Судья прервал его:
– Говорите по существу, не надо аллегорий, какие еще подозрительные звуки вы слышали в этот вечер?
– Я точно утверждаю, я видел сквозь занавески их окна, как Алдеке избивал свою жену. Аида звала на помощь, она долго звала нас, были ясно слышны звуки ударов. Я не ожидал такого от Алдеке. Он долго бил, она звала на помощь, потом вдруг внезапно замолчала. Алдеке через некоторое время вышел во двор. Все смолкло. Я даже свет потушил. Затем минут через двадцать завелась машина. Алдеке копошился в доме, затем во дворе, в сарае. Я не мог разглядеть всего того, что происходило в его дворе, но была слышна какая то возня, шум, вроде что-то волокли, переносили. Затем кажется он, что то загрузил в машину. Товарищ судья, я не могу точно это утверждать. Но, то что он долго копошился у машины, двери дома то открывал, то захлопывал, ходил в сарай – я это подтверждаю…
Суд шел две недели. К концу процесса страсти накалились. В зале не было мест. Все приходили посмотреть на иуду-оборотня, академика-убийцу. Все пытались заглянуть в его глаза, глаза убийцы.
Из речи прокурора Асетова Мейрама:
– По счастливой или несчастливой случайности я оказался заядлым дачником. Более того, выясняю, что я был знаком не только с соседями, дающими показания в суде, но и с самой исчезнувшей, без вести пропавшей гражданкой Исмаиловой А. Однако, прокурор беспристрастное лицо в суде. Я представитель стороны обвинения, и не могу давать каких либо комментариев и оценок семейной жизни четы Исмаиловых. Однако, как сосед по даче я был невольным свидетелем скандалов этой семейной четы.
И все это доказывает суду правоту стороны обвинения, и нет ни одного факта в пользу защиты подозреваемого….
Прокурор:
– Чистосердечное раскаяние и признание облегчило бы участь обвиняемого и строгость наказания. Однако мы этого не видим, не слышим. Я взываю судей прибегнуть к высшей мере наказания и вынести обвиняемому смертный приговор.
Судья задал вопрос Алдану:
– Вы признаете себя виновным в совершении тяжких преступлений, а именно, по первому пункту обвинения, в убийстве гражданки Сибиряковой Анелии Михайловны.
Алдан посмотрел на судью. Во взгляде Алдана судья разглядел покаяние.
– Да, признаю, я повинен в ее гибели.
Судья:
– Вы отвечайте по существу заданного вопроса. Это вы убили гражданку Сибирякову Анелию Михайловну?
– Я вам ответил.
Судья:
– Вы отказываетесь отвечать по существу. Вы не хотите раскаяться в содеянном?