Она позвонила Вадиму на следующий день и назначила свидание в кафетерии Дома журналистов. Когда Вадим пришел, они уже сидели за столом, пили кофе и, лениво беседуя, поглядывали на мужчин. Увидев Вадима, обе приосанились и заулыбались. Елена действительно оказалась симпатичной, но Вадим отметил, что она накрашена чуть больше, чем надо, и ее очки и серьги несколько не соответствовали платью по цвету. "Ничего, это мелочи, вкус отшлифуем, - подумал он, - зато сразу видно, взгляд доброжелательный и улыбка приветливая". Без тени волнения Вадим поздоровался и сказал Елене:
- Я немного слышал о вас и уже заранее немного влюбился.
- Правда? - кокетливо удивилась Елена.
- Правда. Я знаю, например, что вы учитесь в институте.
- Да, в гуманитарном, - с притворной гордостью уточнила Елена.
- И у нее уже есть высшее семейное образование, - вставила знакомая Вадима, увеличивая диапазон талантов подруги.
Елена подавила игривый смешок и покраснела.
- Да вы опасная женщина, в вас можно влюбиться по-настоящему… Но у вас вроде неудачно сложилась семейная жизнь, - несколько прямолинейно сказал Вадим, выдавая то, что знает, хотя мог бы это и скрыть, подождать, пока Елена сама расскажет.
- А у кого она сейчас удачлива? Ты, например, счастливый? - вставила знакомая Вадима и внезапно, увидев кого-то, поднялась.
- Я отойду на минуту.
Выходя из кафетерия, она подмигнула Вадиму, то ли поощряя выбранный им темп, то ли напоминая, кто является спасителем его холостяцкого прозябания.
- Да, я счастливый, в общем-то, - сказал Вадим Елене.
- Как интересно. Первый раз встречаю счастливого человека. Только вы не очень похожи на счастливого.
- Похож. У меня все хорошо. Любимая работа, друзья.
- А личная жизнь? - с живым лукавством спросила Елена и поправила очки.
- Я был счастлив.
- Так ведь были, - Елена тряхнула хвостом и улыбнулась.
- Знаете, с годами я все больше замечаю, что особой разницы между счастьем и несчастьем нет. Все зависит от нашего взгляда, от того как все расценивать. Вот я разошелся с женой и чувствовал себя таким несчастным, а теперь понимаю, что был счастливчик.
- Не знаю, не знаю, - пожала плечами Елена и отвлеченно улыбнулась. - Как-то это очень путано.
Их приятельница все не подходила, и Вадим догадался, что это не случайно. Елена положила сумку на свободный стул.
- А то еще подсядет кто-нибудь, - объяснила Вадиму, с явным желанием отгородиться от лишних ушей.
- Давайте выпьем чего-нибудь, - предложил Вадим.
- Я не пью, - как-то извинительно произнесла Елена.
Вадим не стал выяснять - подобное благоразумие результат болезни или определенный принцип жизни. Он просто сказал:
- Это неважно. Женщина должна поддерживать уровень застолья. Я выпью, а вы поговорите со мной, хорошо? Кофе еще взять? Здесь самый лучший кофе и самые большие пирожные.
Елена хохотнула, вздернула плечом и согласно кивнула.
Выпив, Вадим разговорился. Подтрунивая над собой, рассказал о своей захламленной комнате, которая ему дороже всяких замков, и добряках-соседях, поочередно подкармливающих его с надеждой, что он увековечит их на полотнах, о "Москвиче", в котором постоянно копается ремонтируя поломки.
Елена слушала с улыбкой, затаив дыхание, смотрела на Вадима почти зачарованно; иногда кивала и поддакивала, выражая полное понимание. "Как хорошо она держится, - в какой-то момент подумал Вадим, - внимательно слушает, не перебивает, а нужно быть неглупой женщиной, чтобы уметь молчать, особенно когда общаешься с таким опытным говоруном". Потом он отметил, что она и сидит красиво, "пусть немного картинно, напоказ, но что за женщина без маленьких хитростей, да и ей есть что показать - фигура отличная, ничего не скажешь".
Поздно вечером Вадим подвез Елену к ее дому, они обменялись телефонами и договорились встретиться на следующий вечер.
Стояла сухая длинная осень, бульвары полыхали желто-красным цветом. "Опять осень, - усмехнулся Вадим, невольно припомнив далекое время. - Везет мне на осенние знакомства". Он сидел на скамье и вдыхал теплый вечерний воздух и, посматривая в сторону метро, откуда должна была появиться Елена, поймал себя на том, что совершенно не волнуется. Он испытывал чувство, похожее на влюбленность, и заранее предугадывал с Еленой серьезные отношения, но без сложностей и беспокойства - был уверен в своем превосходстве, в том, что будущее всецело зависит от него. Когда Елена пришла, Вадим предложил:
- Может, вначале зайдем перекусим в Дом журналистов, а потом заглянем к кому-нибудь из моих приятелей художников?
- Давайте, - безропотно согласилась Елена, и Вадим подумал, что у нее наверняка покладистый характер, что она не поломает его образ жизни и будет проявлять искренний интерес к его увлечениям; от этого мгновенного доверия ему захотелось быть с ней особенной внимательным, развлечь ее, ввести в круг своих знакомых.
В тот день он был без машины - забарахлил мотор. "Ну и пусть, - решил Вадим. - Не стану возиться. В такую погоду одно удовольствие просто погулять по улицам". Они пошли по бульвару, и Вадим заговорил о себе, в несколько ироничной, как ему казалось, форме:
- Знаете, Елена, до своих тридцати восьми я жил бездумно: любил компании, отчаянно курил, выпивал без меры, питался урывками, а теперь хочется тишины, покоя… И женщин любил резких, всяких личностей, а теперь люблю тихих, послушных.
Елена улыбнулась, взяла Вадима под руку, всем своим видом показывая, что она как раз и есть такая женщина - воплощение кротости и покорности.
О работе Вадим сознательно не говорил, надеясь, что Елена и так догадается, что он не только занимался веселым времяпрепровождением. Почему-то с ней он чувствовал себя особенно уверенно, и выставляя свое прошлое в неприглядном свете, думал: "Наверняка, таких, как я, у нее не было".
За ужином Елена наконец тоже немного рассказала о себе, рассказала нехотя, как-то растянуто, невыразительно. Вадим даже подумал о ее инфантильности и скрытности, но неожиданно Елена переключилась на корректорш, с которыми работает, и ее лицо засветилось. Ерзая на стуле и жестикулируя, она вначале рассказала про какую-то увядающую толстуху, которая постоянно говорит о свободных сорокалетних мужчинах, которые уже разведены и хотят заиметь новую семью, и что вторые браки крепче первых; затем про "беспечную девицу", которая приходит на работу с запасным платьем и после обеда переодевается, нацепляет медальон, бусы.
- …Она прям упивается своей внешностью, - смеялась Елена. - Ставит зеркало на рабочий стол и все время в него поглядывает, поправляя прическу… И каждое утро расписывает нам захватывающие истории, как она идет на работу, а к ней подходит то солист оперы, то режиссер кино - все знаменитости…
Рассказывая о недостатках сотрудниц, Елена испытывала нескрываемую радость и явно устанавливала дистанцию между собой и глупыми женщинами, но при этом сама была в ярком броском платье и держалась манерно. "Ничего, - улыбался Вадим. - Доля игры в поведении женщины придает ей лишнюю заманчивость".
Потом они поехали в мастерскую приятеля Вадима. Этот художник, угрюмый человек, писал сумрачные индустриальные пейзажи; на его работах дымили гигантские трубы, небо перечеркивала паутина проводов, землю опоясывали бетонные магистрали, по которым неслись грузовики и прокопченные мазутом платформы; кое-где, как символы задавленной жизни, виднелись пучки чахлой растительности, чумазые дети, дворняги. "В жизни нет ничего недостойного внимания художника, - говорил он. - Но художник только ставит задачи, а решать их должен зритель". Открывая дверь своего подвала, он бурчал в радостном возбуждении:
- Вот хорошо, что пришли, а я только подумал - и чего никто не заглядывает в мою берлогу? Совсем никому до меня нет дела. Так окочуришься - и не спохватятся.
Он с подчеркнутой обходительностью провел Елену на середину мастерской, усадил на стул, потом обнял Вадима и вдруг отстранился с ухмылкой:
- Чтой-то ты черный какой-то. Что за траур на лице? Это вы его доконали? - он повернулся к Елене. - Да, редеют ряды холостяков, снаряды уже ложатся рядом. Но я-то еще держусь. Так что, старик, выше нос. Я-то еще не умер.
- Брось ты свой дурацкий юмор, - Вадим неодобрительно хлопнул приятеля по плечу. - Покажи лучше, что натворил.
Художник поставил на диван несколько холстов с еще невысохшим маслом и сосредоточенно сморщил лоб:
- Вот попытался показать в меру сил… Не мазки, а исполинская мощь. Видали, какие рабочие кварталы? А какие небритые мужики и нервные, сумасшедшие женщины?.. Каждый работает на своей территории, в своем творческом пространстве. И здесь художник не ограничен, его свобода зависит от его совести, морали, - и, обращаясь к Елене, заключил: - Вообще, живопись наглядна, она действует или не действует. Вам нравится?
- Интересно, - с деланной сухостью произнесла Елена. - Она смотрела картины, щурила глаза и как-то искусственно улыбалась.
Вадим сразу понял, что она не разбирается в живописи, но стесняется в этом признаться, боится показаться невеждой. Она изо всех сил строила из себя интеллектуалку, но ей трудно давалась эта роль. Вадим-то видел, что в душе она радуется, что попала в другой, неведомый мир. "Чудачка!" - великодушно думал он, чувствуя себя первооткрывателем и испытывая от этого что-то вроде гордости.