- Не такая уж ты чокнутая, Том! Ты утонченная садистка, тебе приятно издеваться надо мной!
- А ты мерзкий тип, - Тамара метнула на мужа злой взгляд. - Только и знаешь подавлять и унижать меня как личность. Тебе все позволительно, а мне ничего. Себе все прощаешь… Уж лучше жить с тем, из миманса. Пусть глупый, пьяница, но только и думал обо мне, заботился, а ты весь в себе. Ненавижу тебя!
- Прекрасно! - Вадима передернуло от злости. - Я сейчас уеду. Нам в самом деле стоит отдохнуть друг от друга.
Он сел в машину и только стал отъезжать, как раздался исступленный крик:
- Вернись!
Тамара подбежала к машине, вцепилась в дверь, в ее глазах была паника.
- Прости! Не бросай меня. Я не могу без тебя! Не знаю, что со мной творится. Мне все кажется, что тебе нужна другая, молодая женщина. А я уже свое отжила…
- Ты все выдумываешь, - махнул рукой Вадим. - Разве я давал повод так думать?
- …Пусть я со странностями, но я люблю тебя! - Тамару всю трясло от напора чувств. - Я так благодарна тебе за любовь, за радость общения… Не представляю свою жизнь без тебя…
У Вадима закружилась голова, он почувствовал себя на высокой неустойчивой вышке в каком-то безумном мире.
Дома Тамара пыталась оправдаться:
- …Я сама всего добилась и привыкла рассчитывать только на себя. Поэтому моя душа немного огрубела, я стала резковатой… А эти тихие, ласковые женщины. За них все делали, им не надо было бороться за работу, за быт. Конечно, чистеньких любить легко - не замараешься…
На следующий день Тамара как будто успокоилась, но в ее глазах снова появился воинственный блеск.
- Все-таки ты вполне мог бы работать в штате, - заявила мужу. - Имел бы твердый оклад, а по вечерам, пожалуйста, рисуй. Вон твои приятели заведуют редакциями и книги оформляют. Все успевают. А ведь ты талантливей их, но все пустил на самотек…
- Ты ничего не смыслишь в моей работе! - повышая голос, возмутился Вадим. - Да тебя она никогда и не интересовала. Спросишь, что делал, и тут же заводишь говорильню о своем театре. Ты зациклена на себе. Я и раньше это знал, но ты перешла все границы. А насчет денег я тебе вот что скажу: если еще раз заведешь этот разговор… Я долго терплю и прощаю тебе закидоны, но всему есть предел…
Они были слишком одинаковые, не дополняли, а уничтожали друг друга. Оба противоречивые, неуступчивые, не терпящие половинчатости, они безжалостно наносили раны друг другу. "Схлестнулись, как две кометы, - подавленно рассуждал Вадим. - Две личности в семье слишком много. Ведь брак - это постоянные уступки друг другу, и в семье всегда кто-то лидер, кто-то ведущий, кто-то ведомый. Самой природой эта роль отведена мужчине, и как она этого не понимает? Ведь чересчур самостоятельную, с агрессивными замашками, женщину трудно любить, обычно ее просто терпят". Вадима уже раздражала независимость и самостоятельность жены. Он подумывал о том, что есть другие женщины, мягкие, послушные, готовые забыть свое "я" и жить только его жизнью. Несколько раз после ссоры он хлопал дверью и уезжал на Сокол, но странно, там, в своем убежище, начинал скучать по взбалмошной жене. Ни с того ни с сего вспоминал, как когда-то ему, еще совсем незнакомому мужчине, она искренне рассказала всю свою жизнь, как выделила ему комнату сына под кабинет, как объяснялась в любви, когда он спал, как вся светилась на свадьбе, когда говорила о нем, при этом совершенно не стеснялась проявлять свои чувства. "И все ее полыхания и грубости идут от любви", - рассуждал Вадим, оправдывая жену. Со стороны все ее недостатки уже казались чуть ли не достоинствами. Вадим привык к жене, она стала родной, с ней можно было быть неумным, усталым, в плохом настроении.
А потом звонила Тамара и прерывающимся голосом умоляла приехать, но как только он возвращался, отчитывала его с ледяным взглядом:
- Бежишь с тонущего корабля?! Эх ты!.. Пусть у нас все сложно, иногда просто ужасно, но ведь это красивый ужас! Ведь мы все равно любим друг друга! И потом, у нас было столько хорошего, разве можно его вот так сразу зачеркнуть?
- Какая-то вымученная любовь, - вздыхал Вадим. - Между нами тонкая непрочная нитка… И в работе полно неприятностей, да еще дома нет спокойствия.
Самому себе он говорил еще определеннее: "У всех жены как жены, а у меня сумасшедшая. Смерч, а не женщина. Устроила мне адскую жизнь, прямо какое-то заклятие".
Несколько дней в семье был мир и спокойствие, только Тамара каждый раз принюхивалась к мужу: не пахнет ли от него другой женщиной?
- Ты можешь о себе ничего не рассказывать, - едко заявляла она. - Я все вижу и на расстоянии.
А через неделю устроила Вадиму очередную сцену ревности.
В последующие дни она заводила себя еще больше, припоминала прежние обиды, называла мужа "беспросветным себялюбцем", "художником, который никогда не станет выдающимся, потому что бездушен к людям". Однажды она договаривалась до того, что он "всего-навсего ее тень" и что ее любовь была "лишь желанием обмануться".
- Наверное, нам все-таки не жить вместе, - изрекала она мрачное пророчество.
Переполненный ненавистью, Вадим вскочил и помчал на Сокол, но в дороге остывал. "Разойдемся так разойдемся", - безнадежно пробормотал и с полдороги вернулся назад.
К этому времени Тамара тоже пришла в себя:
- …Если ты считаешь меня сумасшедшей, зачем тогда уезжать? Мало ли что я могла наговорить в пылу, погорячившись! Не уезжай, даже если я скажу, что не хочу больше тебя видеть.
"Ну уж нет! Хватит унижений!" - усмехался Вадим. Он устал от скандалов и уже всерьез подумывал о разводе, только никак не мог решиться - было жаль больную жену.
Весной следующего года, как подарок к пенсии, Тамару включили в гастрольную труппу по Южной Америке. Вадим проводил жену до аэропорта, и они холодно расстались. Вернувшись домой, Вадим облегченно вздохнул - наконец он мог отдохнуть от нервотрепки, сумасбродных выходок жены.
- Хорошо, что она уехала, правда? - веселился Илья. - А то кричит целыми днями да всех дергает.
Через три недели Тамара прислала два письма и оба сыну; для мужа в письмах не было ни слова. А спустя несколько дней к Вадиму зашла приятельница Тамары и сообщила, что "Тома звонила и сказала, что окончательно от всего вылечилась и его, мужа, забыла, и теперь начнет новую жизнь". Для Вадима это не было неожиданностью, но все-таки откровенно грубое сообщение задело его самолюбие, несколько дней он не находил себе места. У него появилась отчаянная надежда вернуть хорошее прошлое, начать все сначала, но, встретив жену после гастролей, понял - все кончено.
В аэропорт он приехал с Ильей. Тамара вошла в вестибюль и сразу бросилась к сыну, расцеловала, с каменно-непроницаемым лицом небрежно кивнула Вадиму и снова заспешила к труппе принимать багаж. Она выглядела отлично: новый костюм, красивый загар, уверенная походка.
В машине Илья пытался рассказать, как проводил время с Вадимом, но она перебивала его, спрашивала о школе и даже о бабушке.
- Ну что, Том, теперь, наверно, мы можем остаться просто хорошими знакомыми, - сказал Вадим, поставив чемодан в прихожей. Он понимал, что сказал глупость, - они слишком сильно любили и слишком сильно ненавидели, чтобы остаться хорошими знакомыми.
- Да, наверное, - сказала она, отводя взгляд в сторону.
Она хотела казаться безразличной, всячески давала понять, что окончательно его разлюбила, но ей это плохо удавалось. Она как бы играла спектакль, играла последнюю сцену с ним, Вадимом, - явно показывала, что он для нее умер и оплакивать его не собирается, правда и радоваться не будет на его поминках.
…Они жили в одном городе, но больше не виделись никогда. У них было много общих знакомых, но все точно сговорились, при встрече ничего не говорить ни о нем, ни о ней… Первое время Вадим постоянно думал о жене; перебирал в памяти прожитое и скучал по Илье: несколько раз хотел позвонить ему, увидеться. Однажды даже стал набирать номер, но подумал, что этот звонок Тамара воспримет как шаг к примирению с ней, расстроился и повесил трубку… Как-то по пути в редакцию он увидел впереди высокую черноволосую женщину. Она шла балетной походкой, то и дело откидывала волосы, спадающие на лоб. Были очень знакомы эти движения. Вадим остановился и долго смотрел ей вслед, пока она не исчезла в толпе на перекрестке двух улиц.
Все чаще Вадим думал: "Ничего хорошего этот брак мне не принес. Тамара постоянно что-то требовала, я все время должен был подстраиваться под ее настроение, жил среди сплошных обязанностей и нервотрепки…".
…Спустя два года, покуривая со своей приятельницей в издательстве, Вадим сказал, что, в общем-то, не прочь сойтись с какой-нибудь женщиной, только не с личностью, а с простой, домашней…
- Хочется тихой, спокойной жизни. Ну ее к черту, эту буйную любовь. Эти вспышки быстро проходят и только душу калечат…
- Надо познакомить тебя с моей подругой Еленой, - оживилась приятельница. - Мне кажется, вы подойдете друг другу.
Как опытная сводница, подогреваемая таинственным интересом, она описала стройную женщину двадцати шести лет, с прической "хвостом", в очках.
- Елена разведенная, у нее прелестная дочка, - все больше загоралась приятельница. - Работает корректором в редотделе. Работа неинтересная, но Елена учится в вечернем юридическом институте и, когда закончит, ее переведут в редакторы. Она способная… Конечно, жить с творческим человеком непросто, я знаю. Работается ему - ее заслуга, не работается - ее вина… Ох, уж эти непредсказуемые художники! Но ничего, попробуем, рискнем…