- Наши генералы от живописи зажимают меня, - зычно покрякивая, бормотал художник. - Но мое имя уже не зачеркнешь! А выставлять меня боятся, потому что сразу станет ясно, кто чего стоит. Представляете, как они себя неуверенно чувствуют, если всего боятся? Но настоящее искусство так же живуче и неостановимо, как развитие природы… Некоторые сейчас занимаются модной абстракцией, заколачивают деньги. Но это шарлатанство. Сальвадор Дали говорил: "Я богат, потому что в мире много кретинов". Ну, то есть, публику можно дурачить… А у меня все подлинное.
Через час Вадим с Еленой собрались уходить, и художник полушутя выдал последний залп мрачного юмора:
- Ну куда вы заспешили? В общении растягивается время, а спешка приближает к пропасти.
- Опять ты за свое! - махнул рукой Вадим.
Когда они вышли, Вадим спросил:
- Ну как мой тяжеловесный приятель?
- Вначале я думала, он ворчун и брюзга, а потом поняла, что он просто одинокий. Ему надо жениться, - Елена уже сняла напускную маску и говорила трезво и расчетливо, имея в виду, что упорядоченная жизнь не только полезна для здоровья, но и стимулирует творчество. - А вообще я научилась никого не осуждать, - добавила она, забыв, что говорила в Доме журналистов. Но Вадим не заметил ее противоречивости.
- Надо же! И я тоже. Только мне для этого понадобилось около сорока лет, а вы уже дошли. И как вам удалось?
- Женщина все чувствует лучше мужчины, - с наивной ясностью изрекла Елена далеко не оригинальную мысль, но Вадиму все равно стало приятно от этого неприкрытого простодушия.
Последующие вечера они провели у Вадима. В полночь Вадим отвозил Елену домой, но раза два она звонила матери, говорила, что задержится у подруги, просила уложить спать дочь и оставалась у Вадима до утра. В одну из таких ночей она сказала:
- У меня ведь никого не было, кроме мужа. Ты второй.
Вадим не спрашивал, она сказала сама, и явно неправду, хотела выставить себя в лучшем свете, чтобы Вадим оценил ее жертвенность. "Но если ей так хочется, пусть так и будет, - подумал он. - В конце концов, если человек не хочет помнить прошлое, то его как бы и не было".
Елена жила с матерью и дочерью в двухкомнатной квартире на улице Кедрова. Комнаты были небольшие, узкий коридор и вовсе представлял собой некий склад невостребованных вещей, в нем стояли: детский велосипед, лыжи, ящик со старой обувью, валялись оплывшие свечи, разное тряпье; из ванной от газовой колонки в кухню тянулась водопроводная труба. В комнате Елены, оклеенной лимонными обоями, на полу лежал ковер, а в застекленном шкафу виднелись книги, тщательно выставленные обложками на всеобщее обозрение. Среди книг красовались разные безделушки и несколько гжельских чашек. Эта домашняя выставка говорила о не избирательности, каком-то блуждающем вкусе хозяйки и представляла собой сочетание мнимой роскоши и убожества, но она явно преследовала определенную цель - создать иллюзию богатства.
Семилетняя Ира, черноглазая, вертлявая девчонка, встретила Вадима насупившись, но как только он нарисовал ей зверей, сразу полезла к нему на колени и заверещала:
- …У наших соседей живет щегол в клетке, и к нему прилетает другой щегол, который живет в парке. Он приносит жуков…
Мать Елены, густо напудренная, молодящаяся особа, преподавала в ПТУ. В первый же вечер, когда Вадим с ней курил на кухне, она въедливо, с нескрываемой враждебностью рассказала о зяте алкоголике, которого она выгнала из квартиры и заставила дочь подать на развод, о подругах дочери - девицах легкого поведения. Вадим отмалчивался, слушая ее мелкое злословие, и думал: "Как странно, и Тамара ругалась с матерью, хотя мать и боготворила ее. Похоже, в доме должна быть одна хозяйка".
- Мы постоянно ругаемся, - пояснила Елена Вадиму. - Но квартиру мать разменивать не хочет. Тогда ей не на ком будет разряжаться. Всех моих знакомых разгоняет, не хочет нас с Ириной терять. Она прежде сама намеревается выйти замуж. Только кто ее возьмет?! У нее жуткий характер.
С появлением Вадима мать Елены почувствовала серьезную угрозу своему главенствующему положению в семье. Некоторое время она всячески старалась перетянуть Вадима на свою сторону в войне с дочерью, но поняв, что это ей не удастся, еще больше озлобилась и стала настраивать внучку против матери:
- Она только и думает, как бы тебя бросить. Ты им мешаешь.
Ребенок, точно задерганный звереныш, в смятении бегал из одной комнаты в другую.
Мать Елены была мелочной и жадной до абсурда: могла закатить скандал из-за котлет, которые у нее якобы взяла Елена (они питались отдельно). Но иногда расщедривалась, устраивала "посиделки" для своих сотрудников, причем приглашала одних мужчин. В такие дни доставала коньяк, икру, надевала прозрачное платье, дочь и внучку просила называть себя Нонной, но после очередного неудачного обольщения, досаду и раздраженность вымещала на дочери. Видимо, когда-то внешне она была интересной женщиной, но злость и зависть преждевременно состарили ее, в пятьдесят лет она ссутулилась и стала покрываться бородавками.
Вадим встречался с Еленой ежедневно и все больше приходил к выводу, что именно такая женщина ему и нужна: с мягким характером, женщина, с которой можно спокойно жить и работать.
Зимой Вадим переехал к Елене. "Второй раз вхожу в чужой дом, и опять ребенок и мать, - усмехался он про себя. - Но ничего, главное - Елена послушная и у нас нет разногласий". Вадим очутился в квартире, где жили три вечно ссорящиеся особы. В первые дни он еле успевал их разнимать, но постепенно ему удалось сгладить раздоры - все-таки появление мужчины в доме наложило отпечаток на поведение женщин и девчонки.
По вечерам перед сном Елена привыкла мыть ноги дочери, стелить ей постель, рассказывать сказки.
- Ира, - сказал Вадим. - Как тебе не стыдно, ты же взрослая, а мама моет тебе ноги! Ну-ка давай сама!
Вадим объяснил девчонке, как работает будильник, научил готовить яичницу и переходить улицу. Девчонке нравилось проявлять самостоятельность - уже через неделю с радостью сама ходила в школу и бегала в магазин за хлебом.
Мать Елены заикнулась было о незаконности сожительства Вадима с ее дочерью, но он твердо сказал, что у них гражданский брак и что "главное - прижиться друг к другу, а расписаться можно и попозже".
- Счастье должно быть не на бумаге, а по существу, - поддержала его Елена, втайне злорадствуя, что поступила в пику матери, но все-таки надеясь, что вскоре они оформят брак.
В своей комнате Елена сделала перестановку: выделила Вадиму отдельный закуток за шкафом, поставила там столик, трогательно огородив его ширмой. Но в этой "мастерской" Вадим работал только вечерами, а по утрам, после того как отвозил Елену на работу, по-прежнему отправлялся на Сокол.
С первых дней Елена придирчиво следила, чтобы у Вадима были чистые рубашки, готовила его любимые блюда и к заботам о нем и хозяйственным хлопотам относилась со всей серьезностью. Их семейная жизнь с самого начала приняла четкий распорядок: в будни продукты покупала Елена - после работы заходила в "Кулинарию", а по субботам в магазины отправлялся Вадим, при этом Елена выдавала ему не больше трех-четырех рублей, но составляла список необходимых продуктов - всего понемногу. Она считала себя экономной, но ее практицизм был какой-то бескрылый. Она любила хорошо поесть, но за счет еды покупала одежду и откладывала деньги на "всякий случай".
Субботние вечера они проводили у телевизора, сидели обнявшись на тахте, обсуждали передачи; иногда Елена вязала или разгадывала кроссворды, а случалось, брала телефон и подолгу разговаривала с какой-нибудь подругой. Как-то краем уха Вадим услышал, что Елена дает подруге квалифицированные советы по вопросам интимной жизни, и его покоробил неприкрытый цинизм, с которым она об этом говорила, и поразили ее глубокие познания в этой области, но потом он подумал, что святость женщины все-таки не в том, что она многого не знает, а в том, что знает, но ведет себя пристойно.
По воскресеньям они ходили в кино, а после сеанса Елена пекла торт "Тетя Лиза" - гордость своего кулинарного искусства.
В этом незатейливом ритме жизни Вадима привлекало то, что с Еленой было легко: по вечерам она всегда была дома, вовремя готовила обед и ужин. Вадиму нравилась комната Елены, но кое-что он хотел бы в ней изменить; прежде всего его раздражали ярко-лимонные обои, застекленный шкаф с безделушками, массивный сервант. Он даже взял работу "для денег", чтобы привести комнату в порядок, но как только получил деньги, Елена потратила их на совершенно нелепые вещи, вроде огромной вазы, которая, по ее понятиям, должна была "украсить дом". Став женой художника, она решила сделать "комнату оригинальной", купить необычные одежды и вести "светскую жизнь". Она не понимала, что с каждым новым вычурным платьем все больше теряет свою привлекательную особенность. В конце концов Вадим пришел к выводу, что его устремления обновить комнату бессмысленны - у них с Еленой просто-напросто несовпадение вкусов: Елена имела пламенную, "факельную" мечту - купить ковер, заграничную стенку, цветной телевизор, хрусталь, "расшитую дубленку". Логическим абсурдом всего этого была мечта ходить по воскресеньям в ресторан "Гавана". А Вадим планировал только одно - путешествовать на машине. Но эти разногласия не портили их отношений. Вадим всерьез не принимал мещанских мечтаний Елены, потому что просто был далек от них, а Елена не возражала против поездок, но хотела бы ездить по морским побережьям и останавливаться в кемпингах.