Эрик стоял рядом, наблюдая за этим безобразием.
- Тут не слишком жарко?
- Слишком жарко?! Слишком жарко?! Идиот! - Дойдя до остервенения, я принялась швыряться кусками теста. - К черту тесто! К черту! Триста шестьдесят четыре дня прошло, а я так и не научилась делать простое тесто! Да вся эта затея просто БЕССМЫСЛЕННА!
Эрик ничего не сказал - да и что он мог сказать? Он молча продолжил уборку квартиры. А я продолжила готовить тесто. И на этот раз делала все руками. Выбросила испорченное тесто, проглотила истерику и принялась за дело. Тесто получалось суховатым. Но я месила и месила его до тех пор, пока оно не склеилось, ну, почти. Затем туго обернула его пленкой.
На меня напала икота. Потом слабость, и мне захотелось прилечь.
Проснулась я через час. Кухня - да и вся квартира - блестела. Ну, не совсем, конечно. Но разница была очевидна. Эрик сидел на диване, читал "Атлантик" и жевал пирожок с рокфором.
- Тебе лучше? - спросил он.
- Ммм… да. - Боже! Я сама себя ненавижу, когда пускаюсь в такие истерики. - Спасибо, что убрался. Я тебя люблю.
- И я тебя.
Избавление от чувства вины - это освобождение, но если вдуматься, мучиться угрызениями совести не так уж плохо. Особенно когда ты их заслужила. Как, например, в случае, если в предпоследний день пытки, которую ты навязала любимому человеку, ты орешь на него, кидаешься половниками и обзываешь его идиотом (что совсем не так), а он вместо того, чтобы хлопнуть дверью и отправиться за утешением в объятия к Мишал Хусейн, делает в доме генеральную уборку, пока ты дрыхнешь. Такие угрызения совести, смешанные с чувством виноватой благодарности и внезапного невыразимого понимания своего невероятного счастья, не только полезны, но и приятны. Я кинулась на Эрика, зацеловала его и уткнулась ему в шею.
- Я правда тебя люблю.
- Ты любишь меня? А кто любит тебя?
Мы долго сидели и молчали. Потом я поднялась и тяжело вздохнула.
- Итак, - он ободряюще похлопал меня по спине, - что теперь будем делать?
Ответ на этот вопрос пугал меня всегда, но только не сейчас. Эрик сделает так, чтобы в моей жизни никогда не было ничего пугающего. Я сделала еще один глубокий вдох, чтобы набраться сил, и спокойно сказала:
- Теперь я отправляюсь вынимать кости из утки.
- А… Ну, удачи, - ответил Эрик и снова погрузился в журнал.
Я вернулась на чистую кухню. Эрик отмыл даже кухонный стол и водрузил "Искусство французской кухни" в самый его центр. Переплет бедной книжки обтрепался; я не слишком успешно пыталась оказать ему первую помощь, заклеив скотчем. С каждым днем корешок все сильнее засаливался, и старая книга теперь выглядела древней. Перелистывая страницы, я наконец дошла до рецепта пате де канар ан крут, то есть до фаршированной утки в корочке из теста.
Если у вас есть "Искусство французской кухни", откройте книгу на странице пятьсот семьдесят один. Внимательно изучите рецепт - все пять страниц. Особенно обратите внимание на все восемь картинок - и вы откроете для себя много нового.
Ну, Джули, дерзай, у тебя все получится.
- Дорогая, ты что-то сказала? Все нормально? - Бедный Эрик. Представьте, каково это - сидеть там и с содроганием ожидать очередной истерики.
- А? Да ничего. Все в порядке.
Ящик, где хранились ножи, легко и бесшумно выехал из пазов. Я окинула взором его содержимое с хищным видом злобного дантиста и выбрала японский нож для разделки мяса, купленный специально к этому случаю. Прежде я никогда таким не пользовалась; его лезвие зловеще поблескивало в полумраке кухни (ибо лампочка, мир праху ее, решила почить в предпоследний день Проекта). Следующий шаг: достать утку из холодильника, снять с нее пленку и хорошенько промыть (предварительно убедившись, что в раковине нет ни грязной посуды, ни плавающих в хлорке личинок). Я отложила в сторону печень, шею и лишний жир, желудок, похожий на два сердечка, и сердце, похожее на половину желудка. Обсушила птицу бумажными полотенцами и выложила на доску грудкой вниз. И с ножом в руке склонилась над книгой.
Если вы никогда не видели, как птицу очищают от костей, и не задумывались о том, чтобы попробовать сделать это самостоятельно, это может показаться вам невыполнимой затеей.
Я сделала глубокий вдох.
Хотя в первый раз процедура может занять и все сорок пять минут, со второй или с третьей попытки вам удастся завершить все дело минут за двадцать.
Главное, не бояться, Джули. Смелее.
Важно помнить о том, что острие ножа должно быть всегда направлено к кости и никогда - к мясу, иначе вы проколете кожу.
Я слегка размяла затекшую шею. Раздался хруст шейных позвонков.
- Дорогая, у тебя точно все в порядке? - Обеспокоенный голос Эрика донесся словно издалека.
- Что? В порядке, в порядке.
Лезвие ножа зависло над бледной пупырчатой утиной тушкой.
Для начала сделайте глубокий надрез вдоль спины птицы от шеи до гузки.
Я сделала первый надрез - глубокий надрез вдоль позвоночника. Медленно, очень медленно начала отделять мясо от кости с одной половинки. Когда дело дошло до крылышка и ножки, я отделила косточки по суставам, не отрывая их от кожи, - в точности, как говорила Джулия. Затем вернулась к грудной кости. Японский нож врезался в плоть с пугающей точностью.
В этом месте нужно действовать с особой осторожностью: кожа тонкая, и ее легко проткнуть.
Я едва дышала, и движения мои были замедленны, как у сомнабулы. Добравшись до грудной кости, я замерла и повторила ту же операцию на другой половинке утки.
Вас будут одолевать сомнения, что из этой затеи может выйти что-нибудь путное.
- Дорогая, ты что-то сказала?
- Что? - На кухне по-прежнему было жарко. Вытерев выступивший на лбу пот, я нацелила лезвие ножа на хрупкую грудную косточку.
- Ничего. Извини.
Последний аккуратный надрез, и все…
Ну вот.
Да это же проще простого!
Паштет, которым предстояло начинить почти бескостную утку, я приготовила еще накануне. Фарш из рубленой телятины и свинины с салом и мелко нарезанным луком, обжаренным в масле с мадерой (предварительно уваренной в той же сковороде), с парой яиц, солью, черным перцем, душистым перцем, тимьяном и раздавленным зубчиком чеснока. Это было настолько просто, что даже не стоит об этом и говорить. Я нафаршировала утку, и теперь оставалось ее зашить.
Покупая смертоносный японский нож для разделки мяса, я заодно приобрела и "сшиватель для птицы", и, судя по названию, он предназначался именно для сшивания птицы. К нему даже прилагалась нить. Но устройство вызвало у меня недоверие. На тупом конце этого сшивателя было не ушко, а довольно большой крючок, и его хвостик отстоял от иголки. И как зашить утку таким вот приспособлением?
Я никогда не вязала крючком, но видела, как это делает бабушка, и решила, что маневр, который мне предстоит совершить, не сильно от этого отличается. Продев сложенную в несколько раз нить через "ушко", я проткнула ею (или сшивателем, называйте, как хотите) утиную кожу, а затем с трудом протащила этот крючок, едва не разодрав утку. Вышло не очень-то. Мало того, это привело к очередной серии ругательств, всхлипываний и биения кулаками о стол.
А потом у моего мужа, который вовсе не дурак, возникла блестящая идея. Сначала он захотел скрепить утку английской булавкой - Эрик большой поклонник английских булавок и всегда носит парочку в бумажнике; говорит, что ничто лучше не помогает цеплять девчонок. Но потом ему в голову пришло простое и неожиданное решение: швейная игла. Очень, очень большая швейная игла. Понятия не имею, где он ее откопал и откуда вообще в нашем доме могла взяться такая гигантская игла, но он ее раздобыл. И этот метод сработал, и это тоже оказалось так просто, что не стоит об этом и говорить.
Преспокойно зашив утку, я крепко перетянула ее бечевкой, и по форме она стала похожа на футбольный мяч; затем подрумянила со всех сторон на сковороде ка растительном масле. Пока утка остывала, я достала из холодильника тесто - и о чудо! Из крошащегося безобразия оно волшебным образом превратилось в настоящее тесто! Его даже можно было раскатать! Определенно день становился все лучше и лучше. И это в кои-то веки.
Обжаренный футбольный мячик из утки, начиненной паштетом, оказался благополучно упакованным в тесто. Из остатков теста я даже вырезала украшения для утки в виде вееров и розочек. Откройте "Искусство французской кухни" на странице пятьсот шестьдесят девять и взгляните на картинку. Мой пате де канар ан крут выглядел точно так.
- Эрик! Эрик! Эрик! Смотри!
Эрик, как и следовало ожидать, оценил мои достижения, а разве могло быть иначе? Мой паштет выглядел просто потрясающе.
- Ты с каждым днем все лучше и лучше играешь роль Джулии, - заметил он.
- Что?
- Ну, ты, когда утку резала, что-то бормотала, разговаривала сама с собой? Очень похоже. Тебе бы выступать с этим номером.
Хм… А я что-то не припомню, чтобы я вообще открывала рот.
Итак, конец приближался, я долго шла к нему, но приблизился он все же неожиданно.
На празднование предпоследнего дня пришли Гвен и Салли. Мы поставили диск с лучшими шоу Джулии и, в ожидании пате де канар, поглядывали на экран одним глазком, поглощая при этом пирожки с рокфором, запивая их шампанским за шестьдесят пять долларов, вкус которого не отличался от обычного шампанского ничем, кроме цены. Атмосфера царила праздничная, и если поначалу мне показалось, что вечеринке не хватает куража, шампанское быстро решило эту проблему.