Но я не ушел. Я плотно закрыл за собой дверь и сказал: "Ничего у нас не выйдет". "Что не выйдет?" - спросил Игрек, продолжая чистить ботинки, хотя пора уже было перестать - они сверкали, как телефонная трубка. "Я так не смогу", - сказал я, и Игрек опять спросил: "Как не сможешь?" - хотя прекрасно все понимал, я это видел. "Не смогу вынести, чтоб меня хвалили", - ответил я. "Тебе больше нравится, когда ругают?" - спросил Игрек и улыбнулся, но я сказал: "В шутку наш разговор вам свести не удастся. Я пойду к директору и расскажу правду. Сегодня или в крайнем случае завтра. Чтоб он не хлопал меня по плечу. И не смотрел ласково. А знал, что я сволочь и обманщик".
"То есть как это расскажешь? - спросил Игрек и перестал чистить ботинки. - Что это тебе пришло в голову? Ты будешь молчать, как договорились, так ведь?" "Не буду", - ответил я. Тогда Игрек подошел со своей поролоновой губкой поближе и улыбнулся с таким дружелюбием, будто собирался почистить ботинки и мне. "Савинов, - сказал он, - у тебя задатки предателя. Хорошо ли это? Я тебя за язык не тянул. Я предложил, и ты согласился. Давать задний ход уже поздно. Ты подумал, в какую историю меня втянешь? И всех ребят. Я тебе этого не прощу". "И не надо", - сказал я.
Игрек сел за стол и стал губкой полировать ногти. Ничего не говорил. Я тоже молчал. Он был прав: дать задний ход теперь - это уже подлость.
И тут я подумал: а ведь, пожалуй, это все-таки я подсунул негодный конденсатор. Кто ж еще? Ребята в цехе делают сложнейшие вещи и не ошибаются. Даже контролеры за ними не проверяют. Невозможно представить, чтоб кто-то из них допустил такую рассеянность. А я рассеянный от рождения.
Я вдруг вспомнил такой случай. В позапрошлом году в моей комнате переставили диван, на котором я сплю. И каждый раз, когда мне приходилось ночью выйти, я, сонный, возвращался к тому месту, где диван стоял раньше. А однажды утром меня нашли спящим на полу - на старом месте.
И еще вспомнил: мне купили новое демисезонное пальто, в котором с правой стороны не было внутреннего кармана. А в старом был. И я долгое время все клал в несуществующий карман, и в результате у меня пропало много всяких вещей.
А когда начинается новый год, я по крайней мере до весны везде пишу дату старого года.
Я легко привыкаю. И трудно отвыкаю. У меня очень стойкие условные рефлексы. Когда мы отбирали конденсаторы, был случай: мне попалось два номинальных конденсатора подряд. Это большая редкость - обычно приходится проверить несколько сот конденсаторов, пока попадется один номинальный, а тут два подряд.
Я дважды подряд бросал конденсаторы в маленькую коробочку и хорошо помню, что бросил туда и третий - уже негодный. У меня уже возник условный рефлекс. С двух раз.
Правда, я тут же спохватился и переложил негодный конденсатор из коробочки в ящик. В этот раз я себя поймал на ошибке. А сколько раз мог не поймать?
Одним словом, от человека с такими рефлексами добра не жди. Он что угодно может перепутать.
Я сказал Игреку: "Успокойтесь. Никуда я не пойду. Но совсем не потому, что пожалел вас. Просто я сейчас убедился, что это и вправду я подсунул негодный конденсатор. Кто ж еще?"
Игрек посмотрел на меня удивленно.
10
Майя пришла с опозданием. Она была гораздо веселей, чем в первую встречу, - часто смеялась, то и дело восклицала "Чудненько!", несколько раз назвала меня "миленьким". Но главное - пришла не одна. С подругой. Я этого не ожидал: ведь мы собирались идти в ресторан.
Она увидела, что я с фотоаппаратом, и сказала: "Чудненько! Сфотографируешь нас с Нелей".
Она хотела, чтоб я просто "щелкнул", не теряя времени. Но я так не люблю. Если фотографировать, то уж по-настоящему. Поэтому я повел их к летающим лодкам. На лодках катались, и я сделал так, чтоб они размазались в движении по всему кадру, а Майя с подругой вышли на их фоне четкими. Чтоб создалось впечатление, будто весь мир вокруг них мчится, а они неподвижны.
Я провозился с фотографированием довольно долго. Майя несколько раз говорила: "Быстрей, мы опоздаем". Я был уверен, что она торопится в ресторан, как и договаривались. Даже подумал: нехорошо с ее стороны так сильно стремиться в такое место. Но она вдруг сказала - как бы между прочим: "Да, забыла тебе сказать. Знаешь, мы с Нелей идем в кино. Так получилось. Случайно взяли билеты". Я спросил: "А как же ресторан?" Она воскликнула: "Ой, он обиделся! Не сердись, миленький, сходим в другой раз!" - и бросилась меня утешать, при всех на улице стала обниматься, буквально повисла на мне. А подруга сказала: "Конечно. У вас еще вся жизнь впереди", - это она в первый раз открыла рот. У нее оказался страшно тягучий голос. Такой тягучий, что он продолжался, даже когда она замолчала.
Я чувствовал себя глупо и унизительно, но все же пошел их проводить до кинотеатра, иначе бы они подумали, что я обиделся. По дороге подруга спросила, когда я сделаю фотографии. Я ответил, что когда-нибудь, - мне не нравилось с нею разговаривать. "А у тебя вообще-то получается?" - спросила она с недоверием. Я не ответил, зато Майя вступилась за меня, сказала: "Он замечательно фотографирует! Просто исключительно!" - хотя никогда не видела моих работ. И вдруг добавила: "Я тебе сейчас покажу его портрет. Вот в этой витрине".
Я удивился: откуда она знает о моем портрете? ведь я ей его не показывал. И спросил ее: "Откуда ты знаешь, что здесь мой портрет?" Она засмеялась, ответила: "Это моя старая любовь. Я влюбилась в твой портрет еще в девятом классе". И снова засмеялась. Я так и не понял, шутка это или правда.
Ее подруга никак не могла найти мою физиономию на витрине. Пришлось показать ей пальцем. Майя сказала: "Не правда ли, прелесть? Особенно глаза". "Прелесть? - удивилась подруга. - Да ведь он здесь совсем еще мальчик". "Это было три года тому назад", - объяснил я. "Каким вы были еще ребенком три года назад", - сказала подруга.
Она была гораздо старше - и меня и даже Майи. Ей было лет двадцать, а, может, и двадцать два - во всяком случае, три года назад она была уже вполне взрослой. Если б мы встретились в то время, она говорила бы мне "ты". А я ей - "вы".
Я сказал: "Три года тому назад вы, наверное, уже второй раз выходили замуж. Угадал?" "Ну и язычок!" - ответила она и засмеялась недовольным смехом. Смех у нее тоже был тягучий.
Мы пошли дальше и неожиданно столкнулись с Юрой. Он вынырнул из толпы, которая шла навстречу. Увидев меня, он просиял и крикнул: "Привет, Савинов!" Потом подошел, обнял за плечи и спросил: "Куда направляемся?" А на Майю с подругой даже не глянул. Сначала я подумал, что он их не заметил.
Мне не хотелось говорить, что я провожаю девушек в кино, куда они пойдут без меня, и поэтому я ответил: "Прогуливаюсь". "Так и я с вами!" - воскликнул Юра, и мне стало ясно, что Майю с подругой он заметил с самого начала. "Не возражаете? - спросил он уже у них. - Куда пойдем? Может, в ресторан? Я при деньгах. А по дороге познакомимся".
Он очень уверенно вел себя. Говоря: "Я при деньгах", - взял Майю за локоть. А при словах: "По дороге познакомимся", - положил другую руку ей на плечо.
Но Майя ответила: "Мы не можем. Мы торопимся в кино", - и освободилась от всего сразу - и от руки на плече и от руки на локте. "Может, переиграем? - спросил Юра. - Ресторан - это свет, а кино- тьма". "Мы тронуты вашим предложением, но как-нибудь в другой раз", - вмешалась тут подруга со своим тягучим голосом. "Они резервируют за собой право", - сказал я, чтоб не молчать в таком разговоре.
Юра нисколько не расстроился. Весело сказал: "Как хотите", - и не стал настаивать. Протянул на прощание руку Майе и, когда та взяла ее, представился: "Юра". То есть получилось, что он не прощается, а знакомится. Майе пришлось ответить: "Майя". Юра подмигнул ей и подал руку подруге. "Марина", - сказала та, и Юра подмигнул ей тоже. Потом он подмигнул всем нам сразу и стал удаляться с такой быстротой, будто бросил в нас бомбу и она вот-вот должна взорваться.
Подруга спросила: "Что это за парень?" Я ответил: "Один из моих приятелей" - и, в свою очередь, спросил, почему она назвалась Мариной, ведь я слышал, что Майя называет ее Нелей. Она засмеялась, пожав плечами. "Понимаю, - сказал я. - Вы его обманули. Есть девушки, которые при знакомстве называют чужое имя. Может быть, и Майю зовут не Майей?". В ответ они засмеялись обе.
Мы подошли к кинотеатру. Я хотел попрощаться и уйти с такой же скоростью, как Юра, - ни о чем не договариваясь, не спрашивая, когда мы увидимся. Одним словом, я хотел хоть как-нибудь спасти свое самолюбие, но Майя сама сказала: "Я тебе как-нибудь позвоню". Тогда я спросил- "У тебя есть телефон? Если хочешь, я могу позвонить первый". "Три, тридцать шесть, сорок один", - сказала подруга, и Майя вдруг разозлилась на нее, крикнула: "Зачем ты!" "Хочу получить фотографии", - ответила та, смеясь. "Может быть, твои родители не любят, когда тебе звонят? спросил я. - Но ты можешь быть спокойна: если к телефону подойдешь не ты, я не скажу ни слова и положу трубку".
Подруга громко захохотала. Майя тоже улыбнулась - мне это совсем не понравилось. Я повернулся и пошел. Так отвратительно на душе у меня никогда еще не было.
Но дальше было еще хуже. Я прошел всего квартала два и бросился обратно. Купил в кассе билет и ворвался в кинотеатр. На меня вдруг нахлынула такая обида, что я чуть не лопнул. Вернее, чуть не заплакал. Я хотел немедленно найти Майю и сказать ей, чтоб она никогда мне не звонила. А что я, уж конечно, тем более звонить ей не стану. И что если ей нужны фотографии, го я могу выслать на Главпочтамт до востребования. Пусть она их там получит. Еще я хотел ей сказать, чтоб она не думала, что я на нее обиделся. Просто, я сейчас очень занят и встречаться мне некогда.