Появилась коробка дорогих конфет. Мама захлопотала, усадила гостя за стол.
В этот вечер она была необыкновенно обходительна с нами, и мы догадались, что она надеется заручиться нашей поддержкой.
Также мы поняли, что мама пригласила в дом не просто знакомого, а своего сердечного друга.
Могла ли она рассчитывать на нас?
Мне было уже пятнадцать лет. Сестре – на три года меньше. Не помню, чтобы мы ссорились или искали повод для ссоры. В том-то и дело, что мы неплохо уживались, хотя в школе считалось что со мной нелегко поладить. Но то – в школе. А дома я проявляла не больше упрямства, чем сестра или мама. Мне можно было не объяснять, как важны взаимные уступки.
По крайней мере, так было все прошлые годы.
Поэтому мама рассчитывала на нашу доброжелательность. И потому с ее стороны не могло поступить никаких практических указаний. Ведь в таком деле не дают указаний.
Она лишь улыбалась и глядела на нас с надеждой.
Николай Андреевич был добрый человек. Был умный. Не говорил каждый раз одно и то же, как это делают люди, лишенные воображения. Изъяснялся просто и доступно. Ни разу не разразился длинной, бестолковой речью, а когда что-нибудь рассказывал, всегда спрашивал наше мнение: "А вы как думаете?" Он держал нас с сестрой за равных. Он хотел подружиться с нами.
После того, как он пришел в первый раз, мы стали видеть его каждый вечер. Десять дней подряд. Но только три дня все складывалось неплохо. А затем мой характер раскрылся с неожиданной стороны: я приняла решение не признавать этого человека. Без какой-либо причины, а просто так, из вредности.
Возможно, мне хотелось привлечь к себе внимание, или, может быть, мне было скучно. Во всяком случае, это привело к необратимым последствиям.
Я решила держаться холодно. Не отвечала на вопросы. Больше не принимала ничего, что было от Николая Андреевича, даже любимые пирожные, эклеры. И когда он оказывался рядом, всегда церемонно удалялась.
Я проходила мимо, вскинув подбородок. Убрала с вешалки свое пальто, чтобы оно не висело рядом с "чужим" пальто. Передвинула свою обувь. Да еще подговорила сестру проделать то же самое.
Однажды я ошарашила Николая Андреевича обидной фразой: "А почему это вы обращаетесь ко мне на "ты", я вам что – подружка?"
Николай Андреевич смутился, растерялся.
Дальше было хуже. Я стала его оскорблять, но не открыто и не бранными словами, а произнося глупости, вроде этой: "Чем это воняет?" Дети ведь не говорят "плохо пахнет", а именно "воняет". Николай Андреевич, к примеру, сидел в кухне за столом, а я, выходя из своей комнаты, громко возмущалась насчет неприятных запахов. "Ну и вонь!" – громко восклицала я, хотя ничем не пахло. А потом добавляла: "А-а, ну, понятно… Здесь же чужие…"
Наш гость принимал это, конечно, на свой счет. Ему было очень неприятно.
Мама была в отчаянье. Сколько раз она пыталась меня остановить!
"Доченька, что ты делаешь? – спрашивала она. – Скажи, что не так? Мы это исправим. Только, пожалуйста, не веди себя так жестоко… Это негостеприимно… Это плохо…"
А я только фыркала. Ведь я и сама не знала, зачем вредничаю.
Однажды я пожалела, что взялась действовать так нехорошо и глупо, но мне показалось что отступать поздно и позорно. Ах, детское самолюбие! Из-за него дети бывают так жестоки!
Вот и я была жестокой.
Мамина надежда на счастье стала улетучиваться. Каждый день Николай Андреевич чувствовал себя неловко. Еще бы! Стоило ему прийти, я убегала в комнату, с шумом захлопывала дверь и отказывалась выходить. Наш гость кое-как проводил вечер в нашем доме, а в одиннадцать часов уходил, так как мама не решалась пригласить его остаться на ночь.
Разумеется, из-за меня.
Я отказывалась ужинать со всеми за одним столом. Кричала из комнаты, что ужинать буду только у себя или позже, когда кухня опустеет.
Мама заходила в мою комнату с печальным лицом. Качала головой, вздыхала. И всегда спрашивала: "Доченька, неужели ты по-другому не можешь?" А иногда говорила: "Ну что же мне делать? Ведь он уйдет! Он чувствует себя так неловко!"
Я шипела: "Пусть уходит! Воздух будет чище!"
Мамочка не знала, что думать. Искала ответы на вопросы и не находила их. Обращалась ко мне: "Значит, дядя Николай Андреевич тебе совсем не нравится? Совсем?"
"Да, не нравится!" – кричала я.
Мама предположила, что это из-за папы. Будто я не принимаю ее кавалера потому, что надеюсь, что однажды папа вернется.
"Папане вернется, – как-то раз сказала она. – Мы с ним уже давно чужие люди…"
А я вопила: "Мне все равно!"
И все-таки мама решила, что это из-за папы. Она чувствовала себя подавленно. И так же, как и Николай Андреевич, она была сильно растеряна.
И однажды Николай Андреевич ушел из нашего дома навсегда.
Затем он расстался с мамой. Это было в конце зимы, и этот день остался у меня в памяти. Мама пришла после работы очень печальная и не стала ужинать. Не выходила из своей комнаты.
Я принесла ей чай и печенье, но она к ним не притронулась.
Мы с сестрой подумали, что у мамы неприятности на работе. А потом, через два дня, мама сказала: "Николай Андреевич уехал на жительство в другой город".
Она снова осталась одна.
Поначалу я не чувствовала за собой никакой вины, даже малой. Мне казалось, что я имею право на свое мнение. Что произошло? Ничего особенного. Просто-напросто мое мнение не совпало с маминым.
Этим я пыталась оправдать свое коварное упрямство.
Я не знала, как непросто зрелой женщине с двумя детьми устроить свою личную жизнь. Но при этом я точно знала, что я не хотела бы вреда для себя. Ведь это естественно. Вряд ли найдется нормальный человек, желающий, чтобы ему испортили жизнь.
Итак, я не желала ничего плохого себе, зато другому человеку доставила большие неприятности. И мне пришлось за это расплатиться…
Мамочка была замечательным человеком. Она и подумать не могла о том, чтобы свести со мной счеты. Она даже ни разу не упрекнула меня. Лишь однажды сказала: "Ах, доченька! Жизнь такая сложная штука! Вот вырастешь и все поймешь. Когда женщина одинока, и нее при этом двое детей, ей очень непросто устроиться…"
Мамочка потужила, попечалилась и решила, что такова ее судьба.
А я, глупая, думала, что если ей повстречался Николай Андреевич, то повстречается и другой мужчина, и еще какой-нибудь.
Уже в семнадцать лет я стала переживать за маму. Мужчины перед ней не крутились. Никто ею не интересовался, и она превратилась в молчаливую женщину. Читала книги, Агату Кристи, пила чай с печеньем или сухариками.
Превратившись в домоседку мама перестала прихорашиваться. Стала выглядеть старше.
Один раз я сказала ей: "Почему ты не сходишь куда-нибудь? В кино, в театр. Может быть, познакомишься с мужчиной…"
Мама махнула рукой: "Зачем? Кому я нужна?"
Я увидела, что мамочка не верит в свою удачу, и в этом есть и моя вина. Она обожглась на коварстве своей дочери и решила, наверное, что это дурной знак.
Через два года она заболела, а еще через два года умерла.
Я ни разу не попросила у нее прощения…
Вскоре ко мне пришла расплата. О, как нелегко сложилась моя жизнь – сколько в ней было коварства! Я выпила не одну огромную чашу горького разочарования и не один раз свалилась в скверную яму чужой подлости.
Мою жизнь словно заколдовали – словно там, на небесах, в большой бухгалтерской книге записала что со мной должна происходить одна и та же нехорошая история.
И в моей жизни стал повторяться один и тот же случай.
Это были мужчины… Они появлялись тогда, когда я думала об этом и хотела этого, и всякий раз мне приходилось сильно жалеть – часто со слезами, а порой в полном отчаянье.
Когда я повстречала своего первого мужчину, я подумала, что проживу с ним всю жизнь. Вот он – мой будущий муж, с которым мы заведем детей и наживем добро. Михаил. Играет на гитаре, шутит. Умеет готовить мясо и рыбу. Сильный, крепкий человек.
Мы познакомились в гостях. Моя знакомая указала мне на него, как на хорошую книгу: бери, не пожалеешь. Михаил сказал, что дома у него тесно: отец, мать, бабушка и брат. И я пригласила его к себе.
Незадолго до этого мы с сестрой разменяли нашу квартиру и разъехались оставшись не только сестрами, но и подругами. Каждой из нас досталась однокомнатная квартира. Михаил пришел ко мне с гитарой и рюкзаком. Сразу спел мне какую-то песню. И я подумала, что передо мной мечтатель и романтик. И сказала себе: "Ну вот и хорошо".
После школы Михаил учился в техникуме, получил неплохую профессию, связанную с металлургией. Сказал, что ждет хорошего места. Я работала на пищевой фабрике. Уходила из дома в половине восьмого утра и возвращалась вечером в половине шестого. Когда я отправлялась на работу, Михаил еще спал, а когда приходила, он лежал на диване и бренчал на гитаре.
Прихожу с работы, а Михаил лежит на спине, перебирает струны и иногда напевает. Приветствует меня тоже лежа. На полу – пепельница с окурками. На столе – немытая посуда.
Он любил пить чай, грызть десертные сухари, смотреть телевизор и возиться с гитарой. И очень любил часами напролет лежать на диване.
Я не сразу поняла, что все эти мелочи указывают на вполне определенный склад личности, на сложившийся характер.
Михаил оказался лентяем и бездельником. Какое разочарование! Я получила от него множество неправдоподобных объяснений насчет его незанятости. Почему он не на работе? Почему не приносит деньги? Почему не моет после себя посуду и не ходит в магазин?
Этому человеку были неприятны мои расспросы, и он стал уходить от них.