- Не останется, дорогой Ондрик! - сказал Орфанидес- Если бы я думал, что все останется как есть, я перестал бы верить в человека, в людей… Лучше уж умереть! Если бы я в это поверил - жизни бы себя лишил! Нет, нет!
У старого учителя сорвался голос, потом и вовсе пропал, и по лицу потекли слезы. Плакал он с закрытыми глазами. Мужчины переглянулись, погрозили друг другу пальцами. Стояла долгая тишина, пока наконец Мартин Пиханда не затянул: "Если ты кузнец умелый, так скорей берись за дело, ты подкуй меня, подкуй!" Ондрей Надер и Петер Гунар присоединились, и все трое затянули второй куплет: "А ковать коль не умеешь, коли в том не разумеешь, так оставь меня, оставь!" А стали повторять первый куплет, учитель открыл глаза, улыбнулся и тоже подхватил.
Они перестали говорить о политике, и им сразу стало лучше и легче. Пели они до полуночи и продолжали бы до утра, да женщины разогнали их.
4
Жуфанкова артель поутру наспех привела себя в порядок, и в полшестого все уже были у новой постройки трактирщика. Грундиг встречал их с бутылкой в руке. Широко расставив ноги и улыбаясь, собрался поднести им по рюмке.
- Погодите! - удержал Жуфанко нетерпеливую руку трактирщика. - Видите там этих ребят? Что это должно означать?!
Те стояли, опершись о стены соседнего дома. Их было двенадцать - среди них Жуфанко узнал каменщиков Митану и Балцо. Они скручивали цигарки, покуривали, но при сем пристально следили за трактирщиком и Жуфанковой артелью.
- А плюньте на них, на этих золоторотцев! - рассмеялся трактирщик, настойчиво всовывая в руку мастера рюмку. - Работать неохота, хотя за душой ни гроша.
- Вчера мы с ними толковали, - признался Жуфанко, - они просят больше того, на чем мы сошлись, но это ваше и их дело. И все ж таки нам бы хотелось каждое утро просыпаться в добром здравии!
- Неужто вы их боитесь? - ухмыльнулся Грундиг. - Пусть только посмеют тронуть вас - жандармы тут же их сцапают. Еще есть какая-то справедливость на свете!!
- Так дело не пойдет! - сказал Жуфанко и взглянул на товарищей. - На такое мы своего согласия не даём.
- Будете работать или нет?! - рявкнул с вызовом трактирщик, расплескав в дрожащей руке половину рюмки.
- Ну как, ребята? - спросил Жуфанко. - Рискнем?
- Оно конечно, что до меня… - заколебался Само Пиханда-Пчела. - Вы же знаете, в душу вашу, - вскричал он вдруг, - что мне деньги нужны, женюсь я!
Трактирщик Грундиг злорадно рассмеялся.
- Зачем тебе жениться? - уязвил Пчелу Мудрец. - Не пори горячку, Мара еще обождет!
- Выпейте и айда работать! - понукал их трактирщик и опять налил рюмку верхом.
Жуфанковцы поглядели друг на друга, на трактирщика Грундига, на каменщиков, стоявших поодаль, и вдруг стали собираться. Трактирщик злобно фыркнул и опрокинул рюмку в себя.
- Так, стало быть, нет, мужики, язви вас в душу! - возопил Грундиг. - За ночлег заплатите!
- Нá вот и за вчерашнее пиво! - Жуфанко вдруг стал тыкать трактирщику и бросил ему под ноги гульден. - Айда, ребята! - крикнул он и гордо зашагал прочь.
Все двинулись за ним.
Местные каменщики издалека улыбались. Митана и Балцо, подбежав к жуфанковцам, крикнули почти разом:
- Ребята, каждому ставим по пиву!.. Только не у этого борова! Пошли в другое место! Пока найдете работу, в горле изрядно пересохнет!
Жуфанковцы выпили с собратьями-каменщиками, внесли и свою долю, а в семь утра уже отправились за тридцать километров в славный город Тисовец. В десять часов хлынул дождь, но в одиннадцать уже прояснело. В двенадцать они поели на скорую руку. Приунывшие, оглядели Кленовский Вепор и пошли дальше. В два часа были в Тисовце, а в четыре столковались отделать местный трактир на тех же условиях, какие предлагал им корчмарь Грундиг. Работы там было самое большее недели на три, но они решили остаться.
5
С лесов каменщику открывается больший простор, нежели крестьянину за плугом. Прошло два дня, пока Жуфанкова артель возвела вокруг всего трактира леса, а уж потом все могли полюбоваться на старинный городок Тисовец, который столетиями мостился на берегах реки Римавы у подножья Градова. С лесов все было ближе - словно под носом. И бугор Шайба, и величавый храм со стройной колокольней, липы и парк вокруг него, приход, тисовские усадьбы, река и крестьянские дворы. Вся римавско-гемерская область утопала в лесах, тут еще попадались последние могутные тисы. Гемерско-малогонтский комитат вытеснил Тисовец на свою северную окраину, но как раз оттуда и было рукой подать до Брезно, Банской Бистрицы, Зволена, Мартина и всего Липтова. При надобности, а она случалась нередко, можно было без труда добраться до Пешта, Вены и Прешпорка. Угру с юга или севера могло казаться, что тисовцы расселились где-то в самой середке земли, однако те-то мудро решили, обосновавшись именно там: хоть и не обретались на самом перекрестке, но ни одна дорога не обходила их стороной. За долгие столетия тисовцы научились понимать, что одними господскими подачками сыт не будешь, и потому в недород, или когда град побивал урожай, или сгорали поля, либо по каким другим причинам не хватало картошки - они добывали себе пропитание в окрестных лесах и реках и так перемогали нужду.
Надо сказать, что за те два дня, пока жуфанковцы возводили леса, местные возчики, нанятые трактирщиком, навезли мелкого песку, извести и цемента. Кирпичи, камни и щебенка у трактирщика были под рукой, и потому на третий день они уже могли потихоньку начать штукатурить изъеденные стены, бетонировать лестницы и в задней, жилой части трактира строить веранду. Раствор для них замешивали и подносили три замужние женщины, которым от завтрака до обеда, а потом и после обеда помогала Стазка Дропова - разумеется, за половину недельного жалованья. Кроме того, шестеро мужчин складывались еженедельно - каждый по гульдену - и платили Стазке за стряпню.
- Ты заработаешь больше, чем в Липтове мужик, - донимал Стазку Мельхиор Вицен-Мудрец.
- Но и наработаюсь! - отрезала Стазка. - А если завидуешь, мог бы сюда свою милашку Квету притащить. Да ты, должно, испугался, что ее тут облапают, а то и вовсе отобьют у тебя!
Мудрец онемел, а три замужние женщины - Гана, Зуза и Мара - ко всему еще подняли его на смех. Ох и ехидины! Сущие фурии - таких поискать только!! Ноги толстые, зады широкие, груди большие, руки мощные. Каждая из них рожала раза по четыре, и потому от шести утра и до шести вечера круг них мотался целый табун ребятишек - каменщики то и знай их отгоняли. Они путались под ногами, галдели, а подчас и на нервах играли. Но при всем при том было оживленно, весело, и день протекал - будто его вол толкал. Каменщики обшлепывали трактир штукатуркой, залечивали его старые раны, нанесенные ветром, дождями и морозами, и, конечно, ворчали: такая работа была им не по душе. У настоящего каменщика только тогда сердце веселится, когда под руками растет толстая стена, пахнущая новизной. Погладит ее каменщик руками, подравняет прижмуренным глазом, а когда поутру подойдет к ней, то снова, обласкав взглядом, берется за дело. Возня со старыми постройками каменщика не тешит, и делает он это по нужде. А при работе, которая тебя не захватывает, все кругом отвлекает. Каменщики на лесах замечали каждого входящего в трактир, замечали скупщиков, купцов и возчиков на площади, крестьян, что шли в поле и с поля, женщин с узлами, молодок с подоткнутыми юбками, кучеров, служанок, слуг и поденщиков. Всякий день пополудни их внимание привлекала фигура крепкого, среднего роста старца с большой бородой и длинными усами, который неторопливо проходил по городку куда-то к северу и спустя этак час возвращался.
- Знаете, кто это? - шепнула как-то раз каменщикам Мара, указав на старца.
- Нет, не ведаем! - признался Само и окинул взглядом остальных, но все лишь пожали плечами.
- А должны бы! - сказала Мара. - Чего только не вынес этот человек за словацкий народ! И под виселицей стоял!
- Воюет с теми, кто нас и за людей не считает, - вставила Гана.
- И впрямь болеет за словаков, как никто! - добавила Зуза.
- Сокол наш!
- Золото - не человек!
- Уж не раззодоривайте нас так, скажите наконец! - перебил женщин Само Пиханда.
- Штефан Марко Дакснер! - выпалила Мара.
- Он еще жив? - опешил Бенедикт Вилиш.
- Осел! - вскричал Матей Шванда-Левша и порядком двинул Самоубивца. - Не знаешь - не вякай!
- Да я только… - Самоубивец хотел что-то сказать, но смолк, заметив, что никому и дела нет до него. Все как завороженные глядели на медленно удалявшегося Дакснера.
- Надо сходить его поприветствовать! - высказался Мудрец.
- И пойдем! - поддакнул Матей Шванда-Левша и взглянул на мастера Жуфанко.
Тот одобрительно кивнул. Дакснер исчез за домами, а мужчины и женщины, поплевав на ладони, опять взялись за работу… Вечером, когда умылись, поели, снова завели разговор о Дакснере.
- А примет ли он нас? - засомневался Мельхиор Вицен.
- А почему не принять, коль мы пришли поздороваться, - возразил ему Самоубивец.
- Надо будет, верно, и к руке приложиться, - сказал Феро Дропа-Брадобрей. - Почтить его наилучшим образом.
- Выдумал тоже! - оборвал его Само Пиханда-Пчела. - Вдруг от обиды он тебя шляпой по башке хлопнет.
- А как же тогда?