При последних словах он в упор взглянул на Симину, но та не проявила ни малейших признаков беспокойства. Опустила глазки, как положено благовоспитанной девочке, когда ее распекают взрослые. И ни на секунду не дала Егору понять, что его слова имеют для нее и другой, недоступный присутствующим смысл.
- И правда, это, наверное, не самое подходящее зрелище для ребенка, - примирительно подхватил доктор. - Вот когда барышня вырастет большая…
Симина по своему обыкновению усмехнулась. Г-н Назарие различил в ее едва заметной усмешке торжество и презрение. Он начинал бояться эту девочку. Его приводил в смущение, а порой и парализовывал Симинин взгляд, дерзкий и уничтожающий, выражение ледяного сарказма, неприложимого к столь ангельскому лику.
- Я рад, что наша милая Санда скоро поправится, - заговорил он, чтобы нарушить молчание. - И заставит господина художника поработать кистью.
Егор просиял, обернувшись к нему. Но все же у него подрагивали губы и в лице была необыкновенная бледность. "Как это никто не замечает, что с ним", - еще раз удивился г-н Назарие, но, перехватив жесткий, проницательный взгляд Симины, залился краской. Она как будто услышала его, прочла его мысли. "Симина заметила, она одна все понимает", - в волнении подумал г-н Назарие.
- Несколько дней, и она поправится, так ведь, доктор? - спросил Егор.
Доктор пожал плечами, но мину сделал вполне бодрую.
- А как же охота? - вдруг спросила г-жа Моску. - Вы ничего не рассказали нам про охоту. И потом, я сгораю от нетерпения отведать дичи. Сколько новых ощущений, дичь - что может быть лучше!
На миг она воодушевилась, руки затрепетали, как бы предвкушая прикосновение к чудесным охотничьим трофеям.
Только тут Егор заметил, что в дверях столовой обосновалась кормилица. За обедом подавала какая-то новая прислуга. "Возможно, она за ней просто присматривает", - подумал Егор себе в успокоение. Ему совсем не нравилось, что кормилица явилась сюда. У него было гадкое чувство поднадзорности: он читая издевку в кормилицыных глазах, улавливал, как они с Симиной переглядываются, будто знают, что с ним происходит по ночам…
- Милостивая государыня! - с пафосом начал доктор. - Должен вам признаться, что в охоте я дилетант. Все же я льщу себя надеждой…
В эту минуту кормилица подкралась к стулу г-жи Моску и выпалила:
- Большая барышня за вами послали.
- Что же ты стоишь тут и молчишь! - в сердцах крикнул на нее Егор, вскакивая.
Кормилица вместо ответа только стрельнула глазами в Симинину сторону и поджала губы. Г-жа Моску поднялась с растерянным видом. Но Егор уже выбежал из столовой, не дав ей вымолвить ни слова.
* * *
Санда с покорным видом лежала высоко на подушках. Она вздрогнула, увидев входящего Егора.
- Что случилось? - с порога спросил он.
Санда молча смотрела на него с бесконечной любовью и страхом - слишком велико было это счастье и слишком поздно оно пришло к ней.
- Ничего не случилось, - слабым голосом сказала она наконец. - Я хотела видеть маму… - И добавила быстро: - Чтобы она мне почитала.
Егор возмутился: "Ложь без всякой логики, сама себя выдает… С утра ее утомляло чтение, а сейчас ей, видите ли, хочется послушать стихи, для этого она отрывает мать от обеда…"
- Госпоже Моску здесь нечего делать, - резко сказал он. - По крайней мере сейчас.
Он прикрыл за собой дверь и повернул ключ в замочной скважине. Его бросило в краску от собственной смелости, но решение было принято. Он должен узнать все, любой ценой…
- Ну, говори, прошу тебя, - ласково приказал он.
В глазах Санды мелькнул ужас. Столько мыслей проносилось в голове, столько чувств - она спрятала лицо в ладонях. Минуту спустя рука Егора легла ей на лоб.
- Говори же, родная моя, - тихо просил он.
Санда не отрывала ладоней от лица. Дыхание ее стало судорожным, плечи тряслись.
- Ведь и я должен тебе многое сказать, - продолжал Егор. - Доктор посвятил меня в тайну твоего недомогания…
Санда встрепенулась, подняла голову и пытливо заглянула ему в глаза.
- Но прежде, - продолжал он, - я хотел спросить у тебя одну вещь. Ты часто видишь Кристину? Я имею право спросить, потому что я ее - вижу…
Санда потеряла бы сознание, если бы Егор не склонился над ней, не стиснул с силой ей руки. Боль от этого пожатия причащала к жизни.
- …Я ее вижу, - снова заговорил Егор, - как вы все тут. Но это безумие, Санда, долго не продлится. Вампиру надо пронзить сердце, и я это сделаю!..
Он сам содрогнулся от звуков своего громоподобного голоса. Слова слетали с губ как бы помимо его воли. Еще минуту назад он не собирался так открыто, так беспощадно говорить с Сандой.
- Я думала прежде всего о тебе, любовь моя, - угасающим голосом вдруг проговорила она. - Ты-то ни в чем не виноват, по крайней мере ты должен спастись, уехать отсюда как можно скорее.
- Однако вчера ты просила меня остаться, - заметил Егор.
- Это мой грех, - ответила Санда. - Если бы я могла предположить… но во мне говорила любовь, Егор, я люблю тебя…
Она расплакалась. Егор отпустил ее руки и погладил по голове, по щекам.
- И я люблю тебя, Санда, и ради твоего же блага…
- Нет, не делай ничего, Егор, - прервала она его. - Нам обоим будет только хуже… Тебе особенно… Я за тебя беспокоюсь. Тебе надо уехать, уехать как можно дальше отсюда. Я потому и позвала маму - сказать ей, что ты… что ты в ее отсутствие вел себя со мной… дерзко… Что тебя нельзя больше пускать ко мне в комнату… В общем, чтобы тебе указали на дверь…
Она заплакала еще отчаянней. Егор выслушал ее спокойно, так же ласково, по-братски гладя по голове. Он был готов воспринять самую чудовищную, самую убийственную весть. Но Кристина приказала всего-навсего выгнать его. "И Санда полагает, что делает это для моей же пользы, что так она меня спасет…"
Тут снаружи нажали на дверную ручку. Санда вздрогнула, залилась румянцем. "Краска стыда, - подумал Егор, - значит, еще не все потеряно, чары еще можно перебороть".
- Заперто? Почему? - послышался голос г-жи Моску.
Егор поднялся и, подойдя к двери, заговорил, тщательно подбирая слова:
- Это Санда попросила меня запереть дверь на ключ, сударыня. И не пускать кого бы то ни было из вас. Она боится. Ей надо отдохнуть… Она задремала, и ей привиделась тетя Кристина, ее покойная тетя…
Г-жа Моску не откликнулась ни единым словом, вероятно, там, в коридоре, на нее нашла полнейшая оторопь. Егор вернулся к Санде, взял за руку и, наклонясь, шепотом сказал на ухо:
- Они подумают, что мы заперлись как любовники. Пусть думают, что хотят. Это тебя скомпрометирует, и тебе придется выйти за меня замуж… Мы должны объявить о нашей помолвке прямо сейчас, Санда…
Г-жа Моску снова затрясла дверную ручку.
- Но это недопустимо! - крикнула она изменившимся голосом. - Что вы себе позволяете!
Санда собралась подняться и отпереть дверь, но Егор обхватил ее обеими руками.
- Господин Пашкевич! - зазвенел голосок Симины. Егор снова подошел к двери.
- С этой минуты Санда - моя невеста, мы помолвлены, - твердо сказал он. - Она просит моей защиты и не велит открывать никому. Она не хочет сейчас видеть никого, кроме меня…
- Хорошенькая помолвка, заперлись на ключ в спальне! - отчетливо сказала Симина.
Санда с плачем зарылась с головой в подушки. Егор с трудом овладел собой.
- Мы готовы уехать в любую минуту, госпожа Моску, - объявил он. - Санде здесь больше нечего делать…
Он услышал, как удаляются по коридору шаги, и сжал виски ладонями. "Что я сделал? Что сделал?" Как это вырвалось у него вдруг? Откуда вдруг эта смелость и безрассудство?
- Ты не жалеешь, Санда? - спросил он, возвращаясь к ее постели. - Не жалеешь, что поневоле стала моей невестой?!
Она затихла и со страхом в глазах обвила руками его шею. Это было первое движение любви, и Егор снова почувствовал прилив сил, уверенности, счастья.
- Нет, правда не жалеешь? - еще раз повторил он дрогнувшим голосом.
- Только бы дожить до свадьбы… - прошептала Санда.