* * *
Утро г-н Назарие провел, гуляя по полям без определенной цели. Мыслями он был далек от протоистории. Впрочем, никаких надежд на сколько-нибудь удачные раскопки он и не питал - слишком монотонны были здешние просторы. К северу от усадьбы, ближе к селу, правда, начинались курганы, но г-н Назарие намеренно пошел в противоположную сторону, в поля, еще не тронутые зябью. Ни облачка, ни тени не набегало на небо, сколько хватало глаз, и все же солнце не утомляло своим светом, неизвестные птицы взметывались вверх, верещали кузнечики и сверчки: тишина великая, но живая, незастойная. Даже шум человеческих шагов вливался в эту мелодичную смесь мелких звуков, которые и были безмолвием и пустотой равнины. "Знаменитая мунтянская степь, - думал г-н Назарие. - Еще две-три недели - и все, конец каникулам. Бухарест, студенты, экзамены, рабочий кабинет. Хорошо бы хоть в Бэлэноае довести дело до конца…"
Он вернулся в усадьбу за несколько минут до назначенного для обеда часа. В парке встретил Симину, она гуляла одна.
- Добрый день, деточка, - сердечно поздоровался профессор.
- Добрый день, господин профессор, - улыбаясь, ответила Симина. - Вы хорошо спали?.. Мама вас тоже об этом спросит, но я хотела бы узнать первая…
Ее улыбка незаметно перешла в короткий смешок. Профессор смотрел и не мог отвести глаз от ослепительно хорошенького личика. Как дорогая кукла: такая безупречная красота, что кажется искусственной. И зубки слишком белы, и слишком черны кудри, и ротик ал до неправдоподобия.
- Превосходно спал, деточка, - сказал г-н Назарие, подходя к ней поближе и протягивая руку погладить ее по головке.
Дитя и впрямь было дивное, но он вдруг почувствовал, что не посмеет ее погладить, она отталкивала своей улыбочкой, и он конфузливо убрал руку. Нет, Симина уже не дитя. Девять лет, так было сказано вчера вечером, но сколько женственности в походке, сколько грации в мягких, округлых жестах.
- А вы не отрывали господина художника от работы сегодня ночью? - лукаво спросила Симина, чуть сморщив лобик.
Г-н Назарие даже не попытался скрыть удивление. Напротив, он обрадовался случаю показать, что попался на Симинину хитрость, и так скорее завоевать ее дружбу.
- Откуда же ты знаешь, что я был ночью у господина художника?
- Ниоткуда, я это придумала!
Она рассмеялась. Профессор стоял перед ней, большой и неловкий. Симина сделала серьезное лицо.
- Всегда, когда у нас двое гостей, они собираются вместе, - сказала она. - Комната господина художника самая лучшая. Туда обычно все и приходят…
Она не договорила, вернула на лицо победоносную усмешку и, подавшись к г-ну Назарие, шепотом продолжила:
- Но я думаю, что это нехорошо. Ведь господин художник работает. Он должен быть один по ночам…
При последних словах ее лицо потеряло улыбку, стало суровым, холодным, приказывающим. Профессор совсем смешался.
- Конечно, конечно, - промямлил он. - Один раз это случилось, но больше не повторится…
Симина взглянула ему в глаза, чересчур пристально, если не сказать дерзко, и, не прибавив ни слова, крутанулась на каблуках прямо перед его носом и зашагала в парк.
"Кажется, она знает что-то, чего не знаю я, - подумал г-н Назарие. - Уж не готовится ли заговор против Егора? Свидания по ночам в парке, романтические прогулки - этим обычно начинается… Симина, без сомнения, конфидентка".
Г-н Назарие зашел к себе в комнату помыть руки перед обедом. "Но довольно глупо посвящать в такие вещи ребенка, - думал он. - Да еще столь чувствительного, как Симина…"
Он поспешно спустился вниз и направился прямо в столовую. Уже прозвучал гонг. А его осведомили об этом домашнем обычае: через пять минут после гонга подают обед, сколько бы персон ни собралось. В столовой все были на местах, кроме Симины.
- Как вы почивали, господин профессор? - встретила его г-жа Моску.
Сегодня она выглядела пободрее. Или это дымчатое платье с бледно-розовым воротником ее молодило, но она была свежа, оживлена, открытые руки так и порхали над столом.
- Кажется, вы хорошо выспались, - обронила Санда, пытаясь скрыть удивление.
Экономка встала в дверях, руки за спину, глядя в пол, как будто ждала распоряжений, а на самом деле жадно слушая, что ответит профессор.
- Я спал как нельзя лучше, - ответил г-н Назарие. - Сначала, правда, не мог заснуть, но господин Пашкевич был так любезен…
Он обернул лицо к Егору. Тот улыбался, поигрывая ножом. "Неужели он все им рассказал? - подумал г-н Назарие. - И про вчерашние возлияния, и, может быть, другие интересные вещи про меня…"
- Да господин Пашкевич вам, наверное, уже рассказал, - закончил он.
- Право, не знаю, что бы я мог рассказать, - возразил Егор.
Только тогда г-н Назарие смекнул, что Егор не стал бы, постеснялся бы рассказывать, как они вчера полуночничали. Конечно, сейчас вся эта чертовщина кажется такой далекой, такой нелепой… но все же другим о ней знать ни к чему. Он посмотрел Егору в глаза. Тот делал вид, что ничего не понимает и не помнит. "Да, ему тоже стыдно, - подумал г-н Назарие. - Как и мне".
Тут в столовую быстрым шагом вошла Симина и уселась по левую руку от г-жи Моску, сначала по кругу бегло оглядев присутствующих.
- Где вы гуляете, барышня? - обратился к ней Егор.
- Я ходила посмотреть, не пришли ли письма…
Санда покачала головой. Надо будет все-таки сделать ей замечание. Не при гостях, конечно, но все же надо будет ее как-нибудь отчитать за это пристрастие к бессмысленному вранью…
Она в испуге подняла глаза от тарелки. Кто-то ел с таким аппетитом, что в буквальном смысле за ушами трещало - и этот звук стал преобладать в комнате. В наступившей неестественной тишине слышалась только работа челюстей. Это кушала г-жа Моску. Санда обомлела. Г-жа Моску часто забывалась во время обеда и переставала скрывать свой аппетит, но таких вершин прожорливости еще никогда не достигала. Никто не смел произнести ни слова, все в оторопи сидели и слушали.
- Maman! - крикнула ей Санда.
Г-жа Моску продолжала уписывать жаркое, низко опустив голову над тарелкой. Г-н Назарие в ужасе косился на нее, Егор делал вид, что ничего не замечает. Санда подалась вперед и еще раз окликнула мать, снова безрезультатно. "Ей станет дурно!" - в отчаянии думала Санда. Тогда Симина как ни в чем не бывало положила ручку на плечо г-жи Моску и тихо сказала:
- Я видела во сне тетю Кристину, мамочка.
Г-жа Моску тут же перестала жевать.
- Представь, и я вижу ее уже несколько ночей подряд. Такие удивительные сны!
Она деликатно сложила вилку и нож на краю тарелки и подняла голову. Г-н Назарие замер в предчувствии этого жеста: он боялся взглянуть в лицо только что очнувшейся от странного припадка женщины (иначе как потерей сознания он не мог объяснить то варварство, с каким она ела несколько минут назад), и для него полной неожиданностью было встретить на этом лице выражение покоя и внимания. Г-жа Моску, вне всякого сомнения, не отдавала себе отчета в своих недавних действиях и ничего не помнила.
- Вы будете надо мной смеяться, господин профессор, - заговорила она, - но я все равно вам признаюсь, что сны для меня - иной, лучший мир.
- Нисколько не буду смеяться, сударыня, - поспешил заверить ее г-н Назарие.
- Мама понимает под этим что-то свое, - вмешалась Санда, счастливая, что так легко удалось выйти из неловкой ситуации. - Во всяком случае, "иной мир" не в прямом смысле.
- Мне было бы очень интересно послушать, - подхватил г-н Назарие. - Предмет презанимательный.
Г-жа Моску с готовностью закивала.
- Да, да, мы как-нибудь об этом побеседуем. Но не теперь, конечно. - Она живо обернулась к Симине. - Как ты ее видела, моя девочка?
- Она пришла ко мне, села на мою кроватку и сказала: "Ты одна меня любишь, Симина!" Она была в розовом платье, с кружевным зонтиком…
- Да, она всегда так приходит, - в волнении прошептала г-жа Моску.
- Потом она сказала про Санду, - продолжала Симина. - "Санда меня совсем забыла. Она теперь взрослая барышня". Прямо так и сказала. И мне показалось, что она плачет. Потом попросила мою руку и поцеловала ее.
- Да, да, так, - шептала г-жа Моску. - Она непременно целует твою руку или плечо…
Все молча слушали. Санда саркастически улыбалась, поглядывая на сестру. "Нет, надо ее отучить раз и навсегда от этой дурной привычки", - думала она с нарастающим гневом и наконец взорвалась:
- Зачем ты лжешь, Симина? Я уверена, что никто тебе не снился, никакая тетя Кристина.
- Я не лгу, - твердо возразила Симина. - Она правда со мной говорила. И что про тебя сказала, я очень хорошо помню: "Санда меня совсем забыла". И у нее были слезы на глазах, я видела…
- Лжешь! - ожесточенно повторила Санда. - Ничего ты не видела! Симина смело по своему обыкновению выдержала взгляд сестры, потом ее ротик сложился в ироническую улыбку.
- Ну, пусть будет "не видела", - сказала она спокойно и отвернулась к матери.
Санда кусала губы. Еще и дерзкая стала, девчонка, даже гостей не стесняется. Она вдруг по-новому взглянула на Егора, и ее захлестнуло теплом. Как хорошо, что она не одна, что рядом есть человек, на чью любовь и поддержку она может рассчитывать.
- Но откуда же девочка знает тетю Кристину? - нарушил молчание за столом г-н Назарие. - Ведь она, сколько я понял, умерла молодой…
Г-жа Моску встрепенулась. Профессор еще не видел ее в таком воодушевлении. Наплыв волнующих, рвущихся наружу воспоминаний даже стер с ее лица неизменную улыбку. Егор не без удивления и не без опаски наблюдал, как загораются неестественным блеском, превращаются в налитые влагой линзы ее глаза.