Румынские солдаты нашли смертельного раненого красноармейца и решили донести его до ближайшего села…
Мирча Элиаде
Иван
Первым его увидел Замфир. Переложил карабин в левую руку, подошел. Легонько потрогал лежащего носком ботинка.
- Не жилец, - определил он, не оборачиваясь.
Раненый смотрел на него широко раскрытыми глазами. Он был молодой, белобрысый, веснушчатый, и губы его все время подрагивали, как будто он силился улыбнуться. Замфир тяжело вздохнул и опустился рядом с ним на колени.
- Иван! - позвал он громко. - Иван!
Отцепил фляжку и осторожно поднес к губам раненого. Дарий остановился за его спиной. Снял каску и отер лоб рукавом гимнастерки.
- Умирает, - сказал он, - жалко воды.
Рука раненого порывисто, испуганно дернулась и бессильно обмякла, упав слишком далеко от кармана. Пальцы судорожно впились в ком земли. Замфир вынул у него из кармана револьвер и с улыбкой протянул Дарию.
- Вам, господин студент. Трофей…
Дарий надел каску, взял револьвер, повертел его в руках.
- Не заряжен. Мало проку.
Хотел зашвырнуть револьвер в кукурузу, но раздумал и в нерешительности держал его на ладони, словно взвешивая. Подошел Илиеску.
- Отходит. Без свечи, как собака, - вымолвил он с расстановкой, качая головой. Отвернулся и сплюнул в обе стороны. - Неужто всем так? - добавил он, понизив голос.
Дарий еще раз взглянул на револьвер и опрокинул ладонь. Глухо стукнуло, револьвер упал на застывшую комьями землю, рядом с рукой раненого.
- Если вам жалко человека, - сказал Дарий, - не пожалейте пули. Что зря мучается…
И устало отошел в сторону, озираясь, как будто искал на кукурузном поле место, защищенное от зноя, где можно отдохнуть. Вернулся пасмурный, с нераскуренной сигаретой в углу рта, буркнул:
- Пора.
Замфир встал с колен, но глаз от раненого не оторвал.
- Ежели бы я знал по-русски, я бы попросил его нас благословить, - робко произнес он, словно ни к кому не обращаясь. - Так у нас говорили: ежели тебя благословит, кто умирает, это на счастье.
- Я тоже слышал, - подхватил Илиеску. - Только надобно, чтоб от чистого сердца благословил… А это ж большевик…
- Да хоть кто, лишь бы благословил по своему закону, на своем языке…
Он обернулся к Дарию.
- Вот вы, господин студент, вы знаете столько языков…
Дарий зажег свою сигарету. Обескураженно пожал плечами, хотел улыбнуться, но не вышло.
- Его языка я не знаю. Вот теперь-то и пожалею, что не выучил русского… - Помолчал, глядя на раненого, глубоко затянулся. - Но, может, как-нибудь… Может, он знает другие языки…
В сомнениях прошло еще несколько секунд. Дарий снова пожал плечами.
- Попробуйте, господин студент, - услышал он шепот Замфира. - Попробуйте - авось поймет…
Дарий отбросил сигарету, неуверенно подошел к раненому, поймал его взгляд - и вдруг разразился жаркой, захлебывающейся речью:
- Nous sommes foutus, Ivan! Nous sommes des pauvres types! Save our souls! Bless our hearts, Ivan! Car nous sommes foutus!..
Раненый тихо застонал, но губы его сложились в гримасу, напоминающую улыбку. Он обвел их всех по очереди вопросительным взглядом.
- Blagoslovenie! - воскликнул Замфир, снова опускаясь рядом с ним на колени. - Boje, Christu! Благослови нас, Иван!
Он замедленно перекрестился, возвел глаза к небу, соединил вместе ладони и прикрыл веки, как будто молился, потом снова, настойчиво, пристрастно, уставился на раненого.
- Сделай, как я, Иван! - громко настаивал он. - Сотвори крест, как я. Boje, Christu!..
Он смолк, и все трое устремили взгляд на раненого, ожидая.
- Не понимает, - вздохнул наконец Замфир. - По-ихнему бы с ним…
- Чертова бестия! - вырвалось у Илиеску. - Нарочно прикидывается, что ничего не кумекает.
Дарий взглянул на него с конфузливой усмешкой.
- Хочешь, чтоб он тебя благословил, а сам обзываешься.
- Велика важность! Когда человек помирает, ему уже ни до чего, он все простит. - Илиеску все же встал на колени и нагнулся над ухом раненого. - Прости, Иван, прости, - шепнул он.
И тут заметил, что раненый смотрит не на него. Обернувшись, он увидел поодаль, на краю поля, собаку.
- Домашняя, - сказал Илиеску, поднимаясь с колен и подзывая ее свистом. - Жилье, должно, близко.
Собака была тощая, оголодавшая, с медной шерстью, густо присыпанной пылью. Она робко пошла на зов, не смея даже вилять хвостом. Раненый повернул голову набок и ждал. У него вдруг перестали дрожать губы, лицо посуровело, застыло.
- Ежели это большевик и его никто не научил, откуда ему такое знать, - сказал Замфир, тоже поднимаясь. - Но чтоб он не слышал про Господа Бога и про Иисуса Христа и чтоб не умел перекреститься, быть того не может.
Он отступил на шаг назад и позвал: "Иван!" Потом широко раскинул руки и замер, не сводя глаз с раненого.
- Christu! - крикнул он снова. - Христос на кресте. Ты тоже сотвори крест. Сложи три пальца щепотью и благослови нас…
Лицо раненого озарилось, смягченное широкой улыбкой. Собака лизала ему руку, сжимавшую ком земли.
- Прикидывается, - повторил Илиеску и в ярости сплюнул в обе стороны.
Замфир вошел в кукурузу и минуту спустя вернулся с двумя початками.
- Иван! - крикнул он, ища взгляд раненого. - Смотри сюда, Иван! - Он сложил початки крест-накрест. - Гляди хорошенько и вспоминай. Это - крест Иисуса Христа, Спасителя нашего. Его распяли на кресте. Понимаешь теперь? Христос?! - спрашивал он, подходя и держа початки крест-накрест. - Вспомнил? Христос.
Раненый следил за его манипуляциями с неожиданным интересом, хотя и не без опаски. Он попытался приподнять голову, но застонал от боли и на миг закрыл глаза. А когда открыл, то улыбнулся, видя, что Замфир ждет со сложенными крест-накрест кукурузными початками.
- Christu! - выговорил раненый. - Christu!
- Чудо Господне, - прошептал Замфир, снова опускаясь рядом с ним на колени и кладя ладонь ему на лоб. - Ты понял, о чем я тебя прошу. Благослови нас!
- Beni-nous, Ivan! - загорелся и Дарий. - Beni-nous, bless our hearts! Tu t'envoles au Ciel. Au Paradis, Ivan, aupres du Dieu Pere. Aupres de la Vierge. - Внезапная, непонятная усталость появилась в его голосе. - Ты будешь рядом с Пречистой Матерью Божьей Приснодевой Марией…
Раненый слушал, охваченный легкой дрожью. Потом обвел всех глазами. Он больше не решался приподнять голову, но зашевелил пальцами, как будто хотел указать на что-то.
- Мария! - удалось ему вытолкнуть из себя в конце концов. - Мария…
- Дошло, - прошептал Илиеску. Он проследил взгляд раненого и добавил вслед удаляющейся с понурой головой собаке: - Может, он узнал собаку. Может, он местный.
Раненый забормотал что-то, все судорожнее дергая пальцами, то прикрывая, то резко распахивая глаза, словно присутствие людей пугало его все больше и больше.
- Вот что - надо попробовать донести его до жилья, - решил Замфир.
Дарий смерил его долгим, недоверчивым взглядом.
- Трудновато будет. Он вот-вот кончится.
- Жалко. Только до него дошло… - возразил Илиеску. - Ежели он протянет еще час-два до села, глядишь, и благословит нас…
Собака остановилась метрах в десяти, на краю поля, поджидая их.