Рассказ Алисы Ганиевой - яркая, образная зарисовка жизни современного Дагестана, его нравов, обычаем и современного уклада.
Алиса Ганиева
Шайтаны
Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку "Спасибо", тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
1
Автомобиль заглох, застряв в тумане.
- Сюда, давай, - послышались голоса. Зашуршали пакетами, захлопали дверями "газели". Стало слышно, как кто-то, приближаясь, чавкает грязью.
- Здесь сыро, надевайте кофты, - сказали Наиде женщины, закутывая круглые головы в длинные, с бахромой, платки и неловко вылезая наружу с полиэтиленовыми пакетами.
Пахло землей, чабрецом, сыростью, а издалека - вареным мясом. В тумане встретились невидимые голоса и руки.
- Облако село, сейчас сойдет, - произнес чей-то хриплый бас.
После глухих приветствий, вздыхая и перешептываясь, начали красться вверх по каменистой улочке. Их вел Шапи, сын покойного Хасана. За ним - отец Наиды и приехавшие друзья Шапи, кто-то лакец, кто-то - цунтинец, кто-то русский. За Наидой, касаясь ее руками, шли родственницы.
Пение слышалось еще издали, мешаясь с далеким шумом реки и голосами. Миновав еле видный внутренний дворик, где растаял Шапи с друзьями, Наида и спутницы прошли в комнату, набитую женщинами, которые сидели на треугольных бацадинских табуретках, подушках, а то и просто на коврах и читали зикр. Начались тихие соболезнования, объятия и всхлипывания. Наида протянула хозяйке свой пакет с подарочными носками и полотенцами, та прижала ее к груди. Пришедшим сразу подали белые вышитые подушки, и они уселась у порога, поджав колени и склонив головы.
Бахý в коричневом бархатном платье сидела в центре и медленно, с придыханиями читала аят, предшествующий тысячекратной священной формуле. Затем звякнула четками и завела громко лаилаhа илалаh, и вместе с ней - хором, остальные. В проеме двери показалась и снова исчезла любопытствующая детская фигурка. Потом за стенкой загремел, скатившись, металлический чан и снова стал слышен только ускоряющийся рефрен "нет божества, кроме Аллаха".
Раскрасневшись, Баху качала головой из стороны в сторону, упрямо ударяя на первое "ла", как будто силясь столкнуть со скалы большой камень. Кто кричал громко, прикрыв глаза, кто едва шевелил губами, развернув ладони к лицу так, будто собирался умыться. Наида поймала себя на том, что бессознательно слегка нагибается при каждом повторе.
Закончив зикр, принялись за разговоры. Баху, откинувшись, отдыхала.
- На Белала букIоне Санит после зикра в обморок упала, - сказала тощая белокурая женщина в темно-синей юбке. - Прямо после шахада свалилась.
- Ба! - удивилась молодая в шифоновой косынке.
Занесли глубокий таз, в котором дымились большие, похожие на пельмени, курзе с мясом.
- ХIасанил рохIалье щвайги , - пробасила Баху, беря хинк в руки и высасывая из него бульон.
- Амин, амин, - заговорили остальные, протягивая руки к еде.
- Как Амир твой, Бильма? - вполголоса обратилась к приехавшей с Наидой женщине сидящая рядом толстушка.
- Ничего, пу-пу машалла.
- Я слышала, у него проблемы были, - продолжила толстушка, тревожно заглядывая Бильме в глаза.
- У кого? - послышались вопросы.
- У Бильминого сына.
- Оставь да, Тайбат, тебе больше всех надо что ли? - отмахнулась молодая в косынке.
- Я переживаю просто, ва! Хасан, мунагьал чураяв , живой был, даже спрашивал про Амира. Амир, говорят, с убитым Абуса сыном общался.
- Его уже замучили этими хабарами. Что все пристали к нему, не пойму? - вспылила Бильма. - Один раз с человеком поговорил, тут же повсюду таскать начали.
- Щиб ккараб ? - заволновались бабушки, вытягивая ноги в темных шароварах.
Им перевели.
- Абуса жена тоже говорит, ее сын ни при чем был. Думает, его похитили, оружие ему подкинули, а потом убили, - сообщила Тайбат.
- Астаупирулла , - раздалось со всех сторон.
- Может так и было, откуда мы знаем, - вставила Бильма, - а вообще, я не знаю, мне главное, чтобы от Амира отстали. Сейчас, пу-пу, машалла, его не трогают.
Все хором заговорили.
- Что говорят? - спросила у Бильмы оказавшаяся в комнате лачка.
- Жениться, говорят… - улыбнулась Бильма. - Женишь их теперь, трудно стало женить.
- У вас много таких ребят? - спросила лачку Тайбат.
- Вагон! - хлопнула та ладошами. - Все их знают.
- У нас тоже знают, - удовлетворенно отметила Тайбат, высоко поднимая полную руку с капающим хинком. - Даже в некоторых селах свои мечети есть у них.
- Уллубий здесь мечеть, видели, построил! - обрадовано сообщила Баху, с аппетитом доедая содержимое таза. - Миллион, говорят, отдал из кармана!
- Я в Махачкале у них в новом доме была, - тут же загорелась Тайбат. - Три этажа, короче, а на мансарде мечеть себе сделали от души!
В комнату, обнимая по очереди дочерей и племянниц покойного, зашли новые соболезнующие.
- Вая-я-я, еле доехали, - вздохнула белолицая женщина в просторном темном платье с блестками. - В Хаджал-махи пробка была на все село, потом, когда асфальт кончился, мотор заглох. Сразу какие-то машины остановились с ребятами, момент, - починили.
- Сейчас дороги хорошие, Манарша, ты же помнишь, как раньше в скалы рельсы вбивали, сверху деревянные доски клали и так ехали, - сказала хозяйка, складывая на животе запачканные мукой руки.
- Развернуться нельзя было! - с чувством подтвердила Манарша, обращаясь к лачке.
Потом перебралась к бабушкам и они заговорили на аварском о родне, о том, как жарко в Махачкале, и какие там комары, и как покойный Хасан в молодости бывал на праздниках и свадьбах ряженым, прыгал в маске зайцеволка или козла, сыпал толокно, наливал вино, и как покойная Хапсат не хотела за него замуж и три раза сбегала из села, и ее ловили по пути в райцентр.
Наида вышла в соседнюю комнату, устланную убранными от дождя клеенками, на которых сушились раскрытые абрикосы. Тут же на полу в глубоких мисках лежали еще не заправленные медом тюркские сласти.
Дальше, на кухне, было шумно. Резали, натирали, кипятили, чистили, раскатывали, шинковали. Было много девушек: и сельских, и приезжих, городских.
- А, Наида, как выросла! С папой приехала? Мама поправилась? - зажужжало вокруг. Ей подвинули стул, нож и ведро картошки.
После приветствий продолжили разговор о недавнем наводнении. Река подмыла фундамент школы и чуть не снесла железный мост.
- А Тайбат же есть, - тихо зашептала Наиде в ухо соседка, - пошла из реки камни таскать. Вот так юбку задрала, - соседка провела ребром ладони чуть выше своих колен, - камни туда сложила и несет. Какой позор был, вая-я-я!
На кухню, широко улыбаясь, шумно зашла белолицая Манарша.
Звонко перецеловавшись почти со всеми, она остановилась у тонкой узкоплечей девушки, складывавшей на блюдо нарезанные кругами помидоры.
- Этой девочки у нас свадьба осенью?
Та смутилась, оглядываясь на мать.
Мать, с большой родинкой на румяной щеке, всплеснула руками:
- За три месяца все залы забиты, не знаем, что делать. Она хочет только в "Маракеше", я ей говорю, зачем в "Маракеше", давай в "Европе" сделаем.
- Там беспонтово, мама-а, - тихо протянула девушка.
- Хабиб мне тоже говорит, мол, люди скажут, что мы деньги пожалели.
- А в "Эльтаве" нельзя что ли сделать? - спросила Манарша, беря нарезанный девушкой помидор и отправляя его в рот.
- В "Эльтаве" у ее подружки была, она не хочет там же.
- А чемодан взяли уже, да? - спросила хозяйка, заливая молозиво в конвертик из теста и защепляя концы.
- Не говори, - отмахнулась мать, - столько всего дали они, на три года ей хватит. Цепочка вот такой толщины, как горох! Шубу дали, трубку, одежду…
Манарша подсела к Наидиной соседке и тихо зашептала
- Там Бильма приехала, а Тайбат говорит, что ее Амира не просто так на допросы водили. Почему, говорит, он на мавлид сюда не приехал? Потому что, говорит, они зикр не признают. А я ей говорю, да нормальный парень Бильмин сын. Мы же все его знаем. То, что он с Абуса сыном общался, ничего не значит.
- Не говори, Манарша, - шептала собеседница. - Все нервы измотали им, пока мальчика таскали. Этого знаешь? Того знаешь? Эти книги откуда? Те книги откуда? 20 лет ему всего, зачем мучают? Братья хорошо его избили. Чтобы с кем не надо не связывался…
- Баху чай просит! - раздался чей-то крик.
Низенькая крепкая девица разлила густой до черноты чай в стеклянные стаканы и расставила их на подносе, бросив с краю горсть карамелей.