Я развернула ответную кампанию. На каждой брошюре я толстым маркером писала имя человека, у которого ребенок гей или лесбиянка: Шер, Барбара Стрейзанд, Дик Гепхардт, Майкл Лэндон. И просовывала их под дверь ее спальни.
В конце концов, оказавшись загнанной в угол, я согласилась встретиться с ее священником. Он задал мне вопрос, как я могу так поступать с женщиной, которая вырастила меня, как будто моя сексуальная ориентация была протестом против нее лично. Он спросил, не хочу ли я пойти в монашки. Но ни разу он не спросил меня, не страшно ли мне, ни одиноко ли, не волнует ли меня мое будущее.
Возвращаясь из церкви домой, я спросила у мамы, продолжает ли она меня любить.
- Я пытаюсь, - ответила она.
И только моя первая постоянная подружка (чья собственная мать, когда она ей призналась, пожала плечами и ответила: "Думаешь, я этого не знала?") помогла мне понять, почему моя мама отреагировала совершенно по-другому.
- Ты для нее умерла, - сказала она мне. - Всему, о чем она мечтала для тебя, всему, что она для тебя придумала, не суждено случиться. Она видела тебя в загородном доме с обычным мужем, двумя-четырьмя детьми и собакой. А ты взяла и все разрушила.
Поэтому я дала своей маме время погоревать. Я никогда не выставляла напоказ своих подружек, никого из них не приводила на праздничный обед, не подписывала рождественских открыток. И не потому, что я стыдилась, а просто потому, что любила свою маму и понимала, что именно этого она от меня и хотела. Когда моя мама заболела и легла в больницу, я заботилась о ней. Мне хотелось думать, что, прежде чем морфий застил ей разум, - перед смертью, - она поняла, что моя сексуальная ориентация значит намного меньше того факта, что я хорошая дочь.
Я рассказываю вам, чтобы объяснить: я уже через это проходила и горела таким же желанием повторить это, как человек, которому необходимо пломбировать второй корневой канал. Но когда Зои просит пойти с ней к Даре, чтобы рассказать о нас, я знаю, что пойду. Потому что для меня это первое доказательство того, что - может быть! - Зои не просто примеряет на себя свой новый голубой образ, но и не собирается его сбрасывать, вернувшись к своей старой, традиционной личности.
- Нервничаешь? - спрашиваю я, когда мы стоим рядом у двери квартиры матери Зои.
- Нет. Да. Немного. - Она смотрит на меня. - У вас же хорошие отношения. Хорошие, верно?
- Твоя мать одна из самых непредубежденных женщин, каких я знаю.
- Но она считает, что знает меня как свои пять пальцев, - отвечает Зои. - Она вырастила меня одна.
- Что ж, я тоже выросла в неполной семье.
- Это совсем другое, Ванесса. Мама до сих пор звонит мне на мой день рождения в три минуты одиннадцатого, кричит и часто дышит в трубку, чтобы оживить в памяти процесс родов.
Я непонимающе смотрю на нее.
- Это просто удивительно.
Зои улыбается.
- Знаю. Она уникальная. Это и благословение, и проклятие одновременно.
Глубоко вздохнув, она звонит в дверь.
Дара открывает. В руках у нее сломанная вешалка для пальто.
- Зои! - восклицает она обрадованно. - Не знала, что вы заглянете!
Зои натянуто смеется.
- Ты понятия не имеешь…
Дара стремительно обнимает и меня тоже.
- Как дела, Ванесса?
- Отлично, - отвечаю я. - Как никогда.
Где-то позади раздается мужской голос, низкий и успокаивающий. "Почувствуйте воду. Почувствуйте, как она поднимается снизу…"
- Ой, - смущается Дара. - Сейчас выключу. Проходите. - Она бросается к стереосистеме и выключает проигрыватель, достает диск и кладет назад в пластмассовую коробку. - Это мое домашнее задание по биолокации. Вот почему у меня в руках вешалка.
- Ищешь воду?
- Да, - отвечает Дара. - Когда я обнаружу воду, палочки начнут двигаться и перекрещиваться в моих руках.
- Позволь избавить тебя от лишних хлопот, - говорит Зои. - Я стопроцентно уверена, что вода льется из крана.
- Маловеры! Чтоб ты знала, моя практичная дочь, биолокация - очень выгодное умение. Скажем, ты захочешь вложить деньги в землю. Разве тебе не интересно узнать, что скрывается в ее недрах?
- Я, скорее всего, найму компанию, которая занимается бурением артезианских скважин, - говорю я. - Но это мое личное мнение.
- Возможно, Ванесса, ты и права, но кто укажет этой компании, где именно бурить? - улыбается она мне. - Вы проголодались? У меня в холодильнике вкусный кекс к кофе. Одна из моих подопечных пытается представить себя в роли кондитера…
- Знаешь, мама, на самом деле я пришла сказать тебе одну важную новость, - говорит Зои. - По-моему, очень хорошую новость.
Дара удивленно распахивает глаза.
- Мне сегодня приснился сон. Дай сама догадаюсь… Ты возвращаешься в институт!
- Что? Нет! - отвечает Зои. - О чем ты говоришь? У меня уже есть диплом магистра!
- Но ты могла бы закончить отделение классического вокала. Ванесса, ты когда-нибудь слышала, как она поет?
- Да.
- Мама, - обрывает ее Зои, - я не вернусь в университет на отделение вокала. Меня полностью устраивает моя работа музыкального терапевта.
Дара смотрит на дочь.
- Тогда, может быть, на отделение джазового фортепиано?
- Ради бога, я не собираюсь возвращаться в университет. Я пришла сказать тебе, что я лесбиянка!
Это слово раскололо комнату пополам.
- Но, - через секунду пришла в себя Дара, - ты же была замужем!
- Знаю. Я была с Максом. Но теперь… теперь я с Ванессой.
Дара переводит взгляд на меня. В ее глазах читается боль - как будто я предала ее, выдавая себя за лучшую подругу Зои, хотя на самом деле…
- Понимаю, это несколько неожиданно… - начинаю я.
- Зои, это не ты. Я тебя знаю. Я знаю, кто ты.
- И я тоже. И если ты думаешь, что теперь я стану разъезжать на "харлее" и одеваться в кожу, то ты вообще меня не знаешь. Поверь, я удивилась не меньше тебя. Никогда не думала, что такое может произойти со мной.
Дара обхватывает руками лицо Зои и начинает плакать.
- Ты могла бы еще раз выйти замуж.
- Могла бы, но я не хочу, мама.
- А как же внуки?
- Как видишь, я не смогла родить тебе внуков даже с мужчиной, - отвечает Зои и берет маму за руку. - Я встретила человека, с которым хочу быть. Я счастлива. Неужели ты не можешь за меня порадоваться?
Мгновение Дара сидит не шелохнувшись, опустив голову. Потом убирает руку.
- Мне нужна минутка, - говорит она, берет свои "ивовые прутья" и идет в кухню.
Когда она уходит, Зои поднимает на меня полные слез глаза.
- Слишком большое потрясение даже для ее широких взглядов.
Я обнимаю Зои.
- Дай ей время. Ты сама еще до конца не привыкла к новым чувствам, а прошло уже несколько недель. Нельзя же ожидать, что она оправится от шока за пять секунд.
- Как думаешь, с ней все хорошо?
Теперь понимаете, за что я люблю Зои? Даже в критический для себя момент она беспокоится о маме.
- Пойду посмотрю, - успокаиваю я и направляюсь в кухню.
Дара стоит, опираясь о кухонный стол, сломанная вешалка лежит на гранитной столешнице.
- Может быть, это моя вина? - спрашивает она. - Наверное, мне следовало второй раз выйти замуж. Чтобы в доме был мужчина…
- Вряд ли это что-то бы изменило. Вы были отличной матерью. Именно поэтому Зои так боится, что вы откажетесь от нее.
- Откажусь от нее? Не говори глупостей. Она же сказала, что лесбиянка, а не республиканка. - Дара шумно вздыхает. - Просто… мне нужно к этому привыкнуть.
- Вы должны ей об этом сказать. Она поймет.
Дара смотрит на меня, потом кивает. Возвращается через вращающиеся двери в гостиную. Я собираюсь последовать за ней, но хочу дать Зои минутку побыть наедине с матерью. Хочу, чтобы у них было время пересмотреть и переоценить свои отношения - чего я не смогла сделать с собственной мамой, этого сальто-мортале любви, когда все встает с ног на голову, тем не менее они обе все еще удерживают равновесие.
Поэтому я решаю подслушать. Приоткрываю дверь и слышу голос Дары.
- Я не смогла бы любить тебя больше, если бы ты прямо сейчас сказала, что у тебя традиционная ориентация, - произносит она. - Но я не могу любить тебя меньше только потому, что ты призналась, что лесбиянка.
Я осторожно прикрываю дверь. Оглядываюсь, замечаю на столе вазу с фруктами, темно-синий тостер и кухонный комбайн. Дара забыла свои "ивовые прутья". Я беру их и некрепко сжимаю в руках. Несмотря на то что кран и трубы находятся меньше чем в полуметре, "прутья" не начинают подпрыгивать или перекрещиваться. И я представляю себе, что обладаю пресловутым шестым чувством, уверенностью в том, что искомое находится на расстоянии вытянутой руки, несмотря на то что все еще невидимо.
Кинотеатры - отличное место для голубых. Как только гаснет свет, никто не станет пялиться на тебя, если ты возьмешь подругу за руку или придвинешься к ней поближе. Все внимание в кинотеатрах, по определению, сосредоточено на происходящем на экране, а не в зрительном зале.
Я не из тех, кто публично выражает свои чувства. Я никогда не стану целоваться на людях; мне просто не присуща та беззастенчивая развязность, которую можно наблюдать у подростков, когда парочки постоянно занимаются сексом на глазах у посторонних или ходят по улице, засунув руки друг другу в трусы. Я не к тому веду, что обязательно идти по улице в обнимку с любимой женщиной, - но мне бы доставило удовольствие знать, что, если мне приспичит, меня не будут преследовать шокированные, вызывающие неловкость взгляды. Нам привычнее видеть мужчин, сжимающих оружие, а не мужчин, держащихся за руки.