- Да-да, - покачал он головой. - Так бывает…
- Расскажите мне стих какой-нибудь, - снова попросила она.
- Стих… - задумался он. - Стих… Прости, солнышко, я ведь детских-то стихов и не знаю совсем… Пару песен знаю, а вот стихов… У меня ведь детей-то никогда не было…
- Что ж вы так… - произнесла она. - Взрослый уже совсем, а детей нет.
- Вот как-то так - смутился он и виновато улыбнулся. - А ты знаешь… Ты знаешь, я всегда дочку хотел…
- Жениться надо было, - сказала она наставительно. - Была бы вам дочка.
- Да, - кивнул он. - Только вот как-то…
- Ну ничего, - добавила она, успокаивая. - Вы ж еще молодой совсем, какие ваши годы. Женитесь, заведете себе детей - дочку и сына. Будете жить-поживать да добра наживать…
- Спасибо, милая, - поблагодарил он. - Только ты знаешь, я никогда это выражение не любил: "завести детей"… Звучит как-то… Заводят собачек, кошечек, рыбок аквариумных…
- Ну ладно, - согласилась она. - Родите себе детей и будете жить-поживать… Только вы их не бейте никогда. Даже если они что-то ну очень плохое сделают, вы их все равно не бейте, ладно? Обещаете?
- Обещаю, - еле выдавил он, проглатывая комок, невесть откуда взявшийся в горле.
- Да, только вам нужно за ум взяться сначала, - продолжала она.
- Это как же, маленькая? - удивился он.
- Я вас много раз пьяным видела, - пояснила она.
- А… - растерялся он. - Ты об этом… Ну это, видишь ли… Я возьмусь за ум, конечно…
Дедок напротив, который от нечего делать давно уже прислушивался к их разговору, хрипло закашлял, закхекал и захрюкал.
- Смышленая девчонка, - похвалил он.
- Соня… Сонечка… - Иван не знал, как ему начать.
- Ну? - отозвалась она.
- Ты вот что… Ты ведь одна живешь, я слышал…
- Одна, - кивнула девочка.
- Трудно тебе…
Она пожала плечами.
- Вы стихи обещали рассказать…
- Да-да, спохватился он. - Конечно… Не знаю, что бы тебе прочитать… Ну… Ну разве что вот это, как раз к случаю… Называется "Дождик"…
- Дождик, - повторила она.
Он помолчал с минуту, вспоминая давно заброшенные, почти уже забытые рифмы. Потом прочитал:
Дождь над городом пролился,
Дождь по крышам пробежал,
В переулке порезвился,
Мне в окошко постучал.
Посмеялся над прохожим,
Под крыльцо загнал кота.
Стал на сорванца похожим,
Напевая "тра-та-та".
А потом, насупив брови,
Отчего-то загрустил
И всплакнул на полуслове - Как малыш - смешон и мил.
Солнце, выглянув из тучки,
Стало дождик утешать;
Тихо взяв его на ручки,
Стало слезки вытирать.
Вот вздохнув, смешно надувшись,
Дождь похныкал… Перестал…
И, по-детски улыбнувшись,
Вдаль по лужам убежал…
- Вот, - закончил он.
Соня задумчиво улыбалась.
- Хороший дождик, - произнесла она. - Веселый. И добрый. Не то что наш, - кивнула она на небо. - А кто эти стихи придумал?
- Их я сочинил, Сонюшка. Давно.
- Правда?! - восхитилась она. - Здорово! Хорошие стихи у вас получаются!
- Ну не то чтобы… - почему-то смутился он.
Дед между тем раскурил вонючую сигарету, закашлялся глубоко, сипло, с бульканием и присвистом.
- Бросать тебе надо, дед, это дело, - сказал ему Иван.
- Это какое, милок? - не понял тот.
- Курить тебе надо бросать - помрешь ведь.
- Помру, - кивнул старик. - А что ж…
- Сонечка, а… а ты хотела бы в городе жить? - спросил Иван осторожно.
- Нет, - ответила она почти не задумываясь.
- Почему?
- Не знаю, - пожала она плечами. - Я в деревне привыкла.
- Да конечно! - вставил дед. - Знамо дело, кто ж свой дом на город променяет. Тяжко в городе - дышать нечем. Люди как чужие все али обиженные друг на друга ходят. СлОва никому не скажи - облают.
- Так ведь трудно одной, - настаивал Иван.
- А я не одна, - ответила девочка просто. - Баба Аня мне помогает.
- Кто это - баба Аня?
- Соседка. Постирать или печь истопить она всегда поможет.
- Ну соседка - это… Это же посторонний человек… Печь истопить… В городе вот ее и топить не надо… А хочешь, мы… с тобой…
- Ну что, граждане попрошайки, - произнес чей-то голос за его спиной, - как успехи?
Менты…
И как же они их проворонили. Ведь как из-под земли выросли прям. Участковый, местный видать, и с ним два шкета совсем в затасканной форме не поразмеру. Солдатики, наверное, из милицейского батальона, с Прохоровской. Ну ладно, они с Соней заболтались, но дед-то куда смотрел!.. Эх, хрыч старый, слепой, наверное, совсем. Ну теперь жди беды… Если бы местные менты или один участковый, так они бы возиться не стали. А эти, солдатики, они молодые да злые, им план сделать надо, чтоб вечером в казарме не ответить перед стариками-то. Пиши пропало…
- Соня, - повернулся капитан к девочке. - Ты бы шла отсюда, а.
- Не лезь к девочке, кэп, - набычился Иван. - Она-то тебе что?
Удар справа, со стороны одного из щеглов, неожиданным был, только поэтому Иван и сложился пополам, теряя дыхание. А так слабенький был ударчик. Что этот задохлик восемнадцатилетний, метр с кепкой, сделать мог. У него и кулачонко-то с воробья размером. Неожиданностью взял.
- Ну ты это, как тебя, - захрипел на солдатика участковый.
- Сержант Сенцов, - пробубнил солдафон.
- Ты это, сержант Сенцов, - наставительно выговорил капитан, откашлявшись, - ты давай-ка, чтоб никаких телодвижений без команды. Всосал?
- Так точно, - нахохлился шкет.
- Лады. Этого и старика берите, ведите в опорник, - распорядился участковый. - Только без эксцессов.
- Может не надо, капитан? - отдышавшись уже, взмолился Иван. - Прошу тебя, как человека, не надо. Мы уйдем, сгинем, а?
Рядом пыхтел и кашлял старик, дышал хрипло, астматично.
Заморыш потащил Ивана за рукав. Иван прям всем затылком, кожей и волосами ощущал, какая злость исходит от этого гаденыша. Если бы не участковый, утащили бы и запинали.
Участковый Ивану ничего не ответил. Обернулся только, посмотрел секунд несколько, словно задумавшись, потом махнул рукой, буркнул "Ведите" и отошел к Соне.
Вот плохо было то, что Иван не на своей территории. Участкового этого, капитана, он видел пару раз, но знакОм с ним не был, ни разу не сталкивался. Плохо было то, что менты патрульные тоже не местные, не городские. С теми-то можно договориться - побалагуришь, анекдот похабный стравишь, сыграешь им "Мурку" или "Владимирский централ" по дороге - они и отмякнут. Не злобливые они и за бомжами-попрашайками не гоняются, если только уж совсем не припрет их план. А эти воины - они вцепляются как бультерьер в добычу, без разбора, и уже не отпускают. Ни анекдоты не помогут, ни "У солдата выходной", ни балагурство. Глаза у них стеклянные, бездушные и бездумные - то ли после дозы, то ли от недоедания и недосыпания. Псы, одно слово. Единственная была надежда - на то, что участковый сейчас порешает с Сонечкой и догонит, не оставит щеглов одних на маршруте…
Но этого не случилось. Участковый не догнал. А два эти выродка, запершись в опорном пункте, глумились над Иваном и стариком долго, холодно и бесчувственно, без азарта. А когда мент без азарта бьет, он же не пар спускает. Так бы спустил пар и - все, отошел, остыл. А тут получается, что просто глумится ментеныш, изощряется - от скуки ли, от забитости своей, от ненависти ли ко всем вокруг за то, что ему службу тащить приходится, а не девок щупать по общагам, напившись и обкурившись допреж.
А Иван, пока лежал на полу, пристегнутый к трубе, корчась и охая под пинками кирзовых берцов, все думал о Соне. И потом, пока ментеныши курили, стряхивая не него пепел, он думал о девочке и о цветах, которые должен ей купить.
А потом один из шпанцов взялся за его аккордеон. Иван дернулся, но наручники не позволили ему даже встать дальше, чем на колени. Так он и стоял, замерев, не дыша, глядя как ментеныш тычет по кнопкам и клавишам, раздвигая меха, заставляя инструмент издавать никчемный набор звуков. Второй комментировал матерно упражнения первого и хихикал мерзопакостно. Старик, вместе с которым Ивана забрали, тоже был бит, хотя и менее жестоко. Теперь он лежал в углу как куча ветоши и постанывал тихо и редко.
Потом два эти шибздика принялись обсуждать, сколько может стоить аккордеон, если толкнуть его на барахолке. Иван холодел и подрагивал при одной мысли о том, что менты действительно могут оставить его без инструмента.
Наконец, договорившись о чем-то, они отстегнули его от трубы и велели:
- Вали отсюда, чмо.
- Аккордеон, - промычал Иван разбитыми губами.
- Чё? - сплюнул первый шибздик, который был злее, который первым ударил Ивана еще при участковом. - Ты чё, чмырь, о***вший, совсем нюх потерял, что ли?
- Инструмент отдайте, - набычился Иван. - И старика отпустите, на кой он вам.
Он поймал летящий к его лицу кулачок легко и непринужденно, успев мысленно похвалить себя за сохранившиеся навыки. Остановив ментовскую ручонку блоком левой, правой Иван несильно, но быстро и резко врубился в эту злобную перекошенную мордашку, в эти вытянутые трубочкой губы, в эти суженные мерзкие скользко-серые глазенки, в этот пупырышек-нос. Голова мента дернулась и полетела к стене, увлекая за собой враз утратившее координацию движений тело. Второй, кажется и сообразить ничего не успел, так неожиданна, невозможна и непредсказуема для этих уродцев была иванова выходка. А когда сообразил, потащил из колечка на поясе резиновую палку.