Я обернулся. Дариус был одет в рабочий комбинезон. Он отрастил небольшую бородку и волосы до плеч. Я не видел его почти что с той самой викторины: вскоре после нее он уехал учиться в подготовительную школу на Восточном побережье. Теперь он совершенно не напоминал того зануду с длинной шеей, с которым я когда-то учился. Глаза его казались необыкновенно ясными, тем более что очков он больше не носил.
- Господи Исусе, неужели это ты, Дариус?
- Меня зовут Таро. А с кем имею честь?
- Да это же я! Натан Нельсон.
Дариус вскинул брови и сделал шаг вперед:
- А, привет! Как тебя сюда занесло?
- Сам не знаю. Просто захотелось на тебя взглянуть. Выглядишь ты… ну, не так, как раньше. Я вчера встречался с твоим стариком.
Дариус подошел к столу:
- Замечательно. И как он там? А ты с ним встречался… как сказать… по делу?
- Это долгая история, - ответил я.
- Я слышал про твоего отца… Прими мои соболезнования.
Он стоял прямо, вытянув руки по швам.
- Спасибо.
- Пойдем ко мне в комнату, чаю выпьем, - предложил Дариус.
Я поймал себя на том, что сравниваю его со своей мамой. Она бы обязательно предложила гостю так называемого чаю: какой-нибудь дряни вроде дарджилинга с померанцевой травой.
Мы прошли через гостиную, где с потолка свисал шелковый парашют, а на полу валялись турецкие диванные подушки. Потом поднялись по расшатанной лестнице и вошли в комнату в конце коридора. Тут на полу лежал хлопчатобумажный матрас, а рядом стояло нечто похожее на большой пластиковый гроб.
- Что это за штука? - спросил я.
При более тщательном рассмотрении эта вещь оказалась похожа скорее не на гроб, а на гигантское сплющенное яйцо.
- Камера сенсорной депривации. Я провожу в ней по часу каждый день, - ответил Дариус, нежно погладив камеру по пластиковому боку.
- И что ты там делаешь?
- Плаваю.
- А зачем?
- Ну, представь, что ты плаваешь в воде, нагретой до температуры тела и насыщенной солями. Там абсолютно темно. Ты остаешься один на один со своими мыслями. Это то же самое, что плавать в своем собственном сознании.
- Звучит пугающе.
Дариус подошел к стоявшему в углу столику и спросил:
- Ты как чай пьешь?
- А у тебя какой?
- Солодковый или из корней лопуха.
- Я, пожалуй, не буду пить чай.
- Это очень полезно для печени.
- Не меньше чем джин, - сострил я.
- Насчет этого не знаю, - невозмутимо ответил Дариус, - никогда не пробовал.
Он показал на свой узенький матрас, и мы сели. Возникло продолжительное неловкое молчание: мы оба задумались о цели моего визита. Я поглядел на книги, стоявшие на полках: "Уолден, или Жизнь в лесу", "Книга перемен", Бхагават-гита.
Камера сенсорной депривации вдруг открылась, и на джутовый коврик, отряхиваясь, вышла девушка лет девятнадцати-двадцати. Она была совершенно голая, на бледном лице резко выделялись веснушки.
- Сегодня не получилось, - сказала она и взяла полотенце, чтобы вытереться.
- А что не так? - спросил Дариус, по-видимому слегка расстроенный ее словами.
- Слишком много "меня", - ответила та.
Потом улыбнулась мне, совершенно не стесняясь своего вида. Я пялился на ее голый живот и груди.
- Это мой старый друг, - представил меня Дариус. - Вместе в школе учились.
Я поднялся, чтобы пожать ей руку, но она не обратила на представление никакого внимания. Похоже, в этом доме правила приличия не играли никакой роли. Если не считать порнографии, то я видел полностью обнаженную женщину в первый раз. До нее моим самым большим сексуальным впечатлением была голая по пояс Тереза на фоне модели собора. Девушка выскользнула из комнаты. Совершенно ошеломленный, я проводил ее взглядом.
- Ну а чем ты занимаешься? - спросил я Дариуса, когда пришел в себя. - Твой отец говорит, что ты обучаешь людей йоге и медитации.
- Ну, примерно так.
- А почему ты не стал поступать? Ты же был такой головастый.
- У меня действительно был высокий ай-кью. Такой, который обозначается словом "умный". И отец думал, что из меня получится врач. Но мне все это показалось слишком банальным.
- А что бы ты хотел в идеале?
- Жить. Просто жить.
- Я тоже отказался в этом году поступать. Теперь расставляю книги по полкам в городской библиотеке, - сказал я. - Могу дорасти до библиотекаря, который ставит штампы на книги. Тогда я буду носить на поясе такой кожаный мешочек с маленькой резиновой печатью.
Дариус рассмеялся.
- То, что ты делаешь, - это не то же самое, чем ты являешься, - сказал он.
Я еще раз оглядел его комнату. На стене висел портрет какого-то индийского гуру в венке, с выражением безмятежного спокойствия на лице.
- Это мой учитель, - сказал Дариус.
- Мне кажется, твой отец не самый лучший психиатр.
- Он обычно делает правильные предположения, но слишком привязан к человеческим страданиям.
- Что ты имеешь в виду?
- Люди приходят к нему, чтобы рассказать о своих страданиях. Страдания эти нереальны. Мы рождены для блаженства, а страдания - это наше незнание. Что касается психотерапии, то заниматься ею - все равно что переставлять мебель в горящем доме. Вместо этого надо обратиться к корню всех проблем.
- К корню, - повторил я за ним.
- Да. Надо забыть то, что мы уже знаем. Наши знания и есть корень всех проблем.
Он подтянул к себе одну ногу и стал массировать подъем ступни обеими руками.
- А я очень много чего знаю. И не все, что я знаю, важно, - произнес я.
- Важен только тот, кто знает. Свидетель знания. Вот почему все эти ай-кью - ложь. Твое подлинное "я" - это только свидетель всей этой дряни.
- Где ты этому научился?
- В разных местах.
- Так что произошло? Ты увидел Бога?
- Бог - это всего лишь уровень сознания. Моя цель - обретение единства. Того состояния, когда заканчивается все личное.
Лицо его было таким серьезным, что я не выдержал и отвел взгляд.
- Ну ладно, я, пожалуй, пойду, - сказал я. - Сам не понимаю, зачем приехал. Как-то нелепо все вышло.
- А может, задержишься ненадолго? У нас сегодня во второй половине дня собрание.
- Собрание?
Я услышал в коридоре пение и узнал голос веснушчатой девушки. Она, по-видимому, выходила из душа. Голосок у нее был детский, высокий и ясный.
- Ну что ж, - сказал я, - почему бы и не остаться?
Участники собрания прибыли из Мэдисона на старом школьном автобусе, у которого сбоку была нарисована картина, посвященная освобождению сельскохозяйственных рабочих. Сразу после обеда за домом зарокотали барабаны. Барабанщики сидели кружком, а в центре, покачиваясь, барабанила девушка с дредами. Они выбивали какие-то первобытные африканские ритмы на пять восьмых. Бородатый человек сидел в горячей ванне вместе с полуобнаженными женщинами. Под старым дубом развели костер. Я бродил среди толпы, пытаясь найти какое-нибудь тихое местечко. Мне хотелось уйти отсюда совсем, но в то же время я чувствовал притягательность этого вечернего празднества. В нос шибал сладкий запах конопли, и здоровенный, размером с кота, кальян дымился на веранде. Я почувствовал, что мне нравится смотреть людям в глаза, говорить, смеяться.
Сначала я пробовал передвигаться незаметно и для этого принял вид расслабленного чувака. Я сел между напоминающей вигвам палаткой и горячей ванной, под небольшой березкой. Оттуда я увидел, как Дариус, он же Таро, проходит сквозь толпу. Зубрила с тонким голосом и безжизненными жестами, которого я знал в школе, превратился в настоящего харизматика, двигавшегося неторопливо и уверенно. Чувствовалось, что в свои девятнадцать лет он уже нашел в жизни все, что ему нужно.
Через несколько часов уши привыкли к барабанному бою, и он превратился в незаметный звуковой фон. Приезжие валялись на траве или раскачивались в креслах-качалках на веранде. Одна парочка расположилась под деревом и не спеша, медитативно занималась сексом. Я услышал, как женщина издала стон - такой, словно она опускалась в теплую ванну. Секс все еще оставался для меня загадкой: он был подобен скрытым во Вселенной неизвестным силам, готовым притянуть меня к себе. Дариус не пил и не курил. Он стоял, окруженный группой очень серьезных с виду марксистов из Мэдисона. У одного из них на голове была кепка со звездой, как у председателя Мао. Я поднялся на веранду, чтобы попрощаться. Вдруг рядом оказалась та веснушчатая девушка. Она раскачивалась в такт уже замиравшему барабанному бою.
- Ты что, уезжать собрался? - спросила она, взяв меня за руку.
- Типа того.
- Сделай затяжку, потом уедешь.
Я посмотрел на кальян. Его обвивал изрыгавший дым бронзовый дракон.
- А я не умру от этого? - спросил я.
- Я тебя спасу.
Она улыбнулась одними уголками губ - это была не столько улыбка, сколько обозначение улыбки. Я сразу вспомнил про Терезу.
- Что надо делать? - спросил я.