- Да, - кивнула я.
Папа прокашлялся и нараспев прочел:
- "Тропинка с каждым шагом сужалась, а над головой смыкались густые ветви столетних деревьев. Вдалеке синело подернутое туманной дымкой море".
После последнего предложения в кабинете воцарилась благоговейная тишина - слова обволакивали волшебным очарованием. Правда, в эту неповторимую минуту я отвлеклась на еле слышный крик, донесшийся из глубины дома.
- Прекрасно! - воскликнула я, надеясь, что крик просто послышался. - Это действительно здорово!
- Я так долго шел к финальной сцене. - Папа с довольным видом откинулся на спинку стула, робко скрипнувшего под его тяжестью. - Десять лет трудов вылились в девятнадцать слов. До сих пор не верится, что роман закончен.
- Поздравляю от всей души!
А? Нет, не послышалось. В детской заревела Фисба, и громкий плач теперь пробивается и в коридор. Даже папа услышал и тут же радостно объявил:
- А вот и наши девочки проснулись. Давай пойдем и поделимся с ними радостной новостью!
С этими словами он вскочил со стула и едва ли не вприпрыжку бросился к детской, где нас встретили оглушительным ревом.
- Дорогая, у меня прекрасная новость! - с энтузиазмом воскликнул папа, когда я его догнала. - Наконец-то дописал книгу.
Хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: для Хайди новость, мягко говоря, не имеет никакого значения. Стоя в пижаме - просторных шортах и футболке с мокрыми пятнами на груди, - она откинула с покрасневших глаз упавшие пряди волос и с растерянным видом уставилась на нас с отцом, словно не понимала, откуда ей знакомы наши физиономии.
- Ой, Роберт! - выдавила она, еле удерживая в руках извивающуюся в плаче крошку. - Это здорово!
- А не отпраздновать ли нам знаменательное событие? - спросил папа, поворачиваясь ко мне за поддержкой. Пока я раздумывала, соглашаться или нет, он обратился к Хайди: - Давай вместе поужинаем, только мы вдвоем: ты и я. Как тебе такое предложение?
Удивительно, как отцу легко удается игнорировать детский плач, будто и не ревут под боком во все горло. А я ведь на себе испытала, еще в первый день приезда, до чего трудно бывает не обращать внимания на требовательные вопли Фисбы.
- Даже не знаю, - опешила Хайди, поглядывая на плачущую крошку. - Разве получится выйти с ней, когда она в таком состоянии…
- Конечно, нет, - быстро согласился папа. - Мы наймем сиделку. Кстати, твоя подруга Изабель как-то говорила, что не прочь помочь с малышкой.
Мачеха растерялась еще больше, напоминая контуженных пленных с фотографий военных лет из учебника истории.
- Говорила, - пролепетала в ответ Хайди, - только…
- Значит, позовем Изабель, - затараторил отец. - Пусть приступает к возложенным на нее обязанностям крестной матери. Хочешь, я сам позвоню? Какой у нее номер телефона?
- …ее нет в городе, - договорила мачеха.
- Да? - Папа на секунду задумался, а потом медленно повернулся ко мне: - Тогда… Оден, может, ты посидишь с сестричкой?
Хайди покачала головой:
- Нет-нет, так не пойдет. Нельзя сваливать на нее свои проблемы.
- Уверен, Оден не откажет в помощи, - заявил отец, а у меня спросил: - Верно? Надо посидеть всего-то пару часиков.
Может, стоило расстроиться из-за неожиданно обрушившейся на плечи обузы, но, взглянув на Хайди, я согласилась не раздумывая:
- Конечно, посижу.
Ведь это скорее дружеское участие, а не одолжение!
- Тебе же скоро идти на работу, - забеспокоилась мачеха, другой рукой перехватывая Фисбу. Кажется, крошка не собиралась успокаиваться или хотя бы сменить рев на жалобное хныканье. Потом Хайди вспомнила: - Надо оформлять платежные ведомости… завтра день зарплаты.
- Ну, - протянул папа, снова покосившись в мою сторону. - Может…
Папа в своем репертуаре! Вечно пользуется хитрым и не слишком честным приемом: резко обрывает себя на полуфразе, вынуждая собеседника самому додумать окончание. Словно вписываешь пропущенные слова в упражнение да еще берешь на себя всю ответственность за результат!
- Тогда возьму Фисбу с собой на работу, - успокоила я Хайди. - А после ужина заглянешь за ней в магазин.
- Что-то я беспокоюсь за малышку. - Мачеха не переставая покачивала сестричку. - Не до прогулок сейчас, если честно.
- Морской воздух пойдет ребенку на пользу! - поставил папа решающую точку в споре, забирая из рук жены Фисбу. Улыбнувшись при взгляде на крохотное личико, он сел в кресло-качалку и стал укачивать малышку. Хайди с беспокойством следила за младенцем, но папа снова успокоил ее: - Мы справимся сами, а ты беги в душ и прихорашивайся перед ужином.
Я кивнула в ответ на тревожный взгляд Хайди, после чего та нерешительно поплелась к двери и уже из коридора в последний раз оглянулась на отца. Тот спокойно укачивал Фисбу на руках, совершенно не реагируя на недовольный плач. Казалось, крошка не узнает собственного отца. Откровенно говоря, папа снова поставил меня в тупик.
Я бы нисколько не удивилась, если бы после ухода Хайди он сунул сестричку мне, но отец не сдвинулся с места. Более того, не только не отдал мне Фисбу, но даже не заметил, что я по-прежнему стою в дверях и наблюдаю, как он покачивает малышку на руках, поглаживая пальцами крохотную спинку.
Мелькнула шальная мысль: а не нянчился ли папа так же со мной или Холлисом? Если верить мамочке - нет. Десять минут назад я сама бы не поверила, что такое возможно. А теперь вот снова одолевают сомнения: что, если люди все-таки меняются с годами или, по крайней мере, пытаются? Впрочем, несмотря на доказательства, которые встречаются время от времени, я не слишком верю в правильность данной теории.
Прошло около недели после долгой прогулки с Илаем, и с тех пор мои скромные познания о ночной жизни Колби растут в геометрической прогрессии. Одинокие ночи, проведенные в "Уилхаус-Дайнер" или за рулем автомобиля в бессмысленном блуждании по улицам городка с непременной остановкой в "Газ энд Гроу", не сравнятся с ночными развлечениями, которые выдумывает Илай.
Сначала мы заезжаем в прачечную и пьем кофе, оценивая по достоинству последние кулинарные изыски Клайда. Потом увертываемся от бормочущих безумцев в ночном гипермаркете, покупая зубную пасту, китайские колокольчики и остальные предметы из списка Илая, который он всегда держит в голове. Затем гуляем по набережной, где после закрытия баров и ресторанов паренек по имени Мохаммед продает с тележки возле ночных клубов самую вкусную пиццу по цене доллар пятьдесят за порцию. Иногда мы рыбачим с пирса, любуясь отражением прибрежных огней в воде.
После закрытия "Клементины" я гуляю пару часов с девчонками, потом, извинившись, исчезаю. Примерно через полчаса, а иногда и час спустя мы встречаемся с Илаем в "Газ энд Гроу", и начинаются настоящие приключения.
Вчера, например, меня встретили невинным восклицанием:
- Как можно дожить до восемнадцати лет и ни разу не играть в боулинг?!
И он отвез меня в соседний с Колби городок, в котором кегельбан допоздна открыт. Дорожки оказались слишком узкими, скамейки - липкими. Я уже молчу о башмаках, которые пришлось взять напрокат, как обязательный атрибут игры. Но Илай настоял, чтобы мы отправились в кегельбан, едва услышав, что мое детство было лишено этого развлечения.
- Объясняла же, - повторила я Илаю, который ржавой скрепкой крепил к стенду лист для подсчета очков. - Родители не одобряли увлечение спортом.
- Так ведь боулинг - не уличная игра, - фыркнул он. - Значит, нужно быть в ней профи.
Я в ответ состроила недовольную гримасу:
- Знаешь, когда я призналась об упущенных прелестях жизни, то вовсе не имела в виду, что жалею обо всем без исключения.
- Смотри - действительно пожалеешь, если не сыграешь в боулинг, - пообещал Илай, протягивая выбранный им мяч. - Ну же, бери!
Приняв мяч, я всунула пальцы в отверстия, как он мне показал, а потом прошла за ним к началу дорожки.
- Когда я был еще сопливым мальчишкой, просто садился на корточки и толкал мяч обеими руками, - поведал он.
Я с опаской оглядела пустовавшие соседние дорожки. Ничего странного - уже два часа ночи, и малочисленные посетители кегельбана облепили барную стойку позади нас, едва видневшуюся в тумане сигаретного дыма.
- На корточки не сяду, - твердо решила я.
- Отлично! Тогда смотри, как надо правильно запускать мяч.
Илай поднял руки к груди, словно держал в них мяч для боулинга, потом сделал шаг назад, плавно взмахнул правой рукой, перенося вес тела на выставленную вперед ногу, и запустил воображаемый мяч по дорожке.
- Вот так. Поняла?
- Да.
Я спокойно подняла мяч под ироничным взглядом Илая, но потом не выдержала и с подозрением покосилась на него. Он пожал плечами и с деланным равнодушием отступил назад к липкой скамейке.
Так повелось еще с той первой ночи неделю назад. Мы встречаемся, когда все расходятся по домам, и расстаемся с восходом солнца, а наше общение балансирует на тонкой грани между юмором и серьезным тоном, хотя чаще всего чаша весов склоняется в сторону игривых насмешек. Встречайся мы с Илаем днем или даже вечером, я бы тоже изучила его характер. Но ночью, что бы мы ни говорили и ни делали, все приобретает больший смысл, скрытый при ярком свете дня. Границы восприятия расширяются, а время словно ускоряет и одновременно замедляет ход.