– Спасибо. Но я не смогу,– ответила Зоя, подойдя к стене. Медленно, одну за другой, она начала снимать пожелтевшие изображения известных балерин. Откалывая от стены кнопки, она стопочкой складывала фотографии на пианино,– как вы думаете, что мне теперь делать со всем этим? Ведь чудо уже точно никогда не произойдет, и глупо продолжать на это надеться.
– Уберите куда-нибудь, без них и вправду лучше. Вы только не отчаивайтесь, может, вам устроиться в театр кем-нибудь, можно в хозяйственную часть, костюмером, например? Как вам? Я мог бы договориться.
– Не стоит. Я видела себя в этом заведении в другом качестве, иного мне не надо,– Игорь Станиславович подошел к Зое и обнял сзади ее за плечи,– Мы с вами обязательно придумаем что-нибудь, вы только держитесь. Хотя все это такая несправедливость. Я пойду, вы не возражаете? Уже поздно.– Зоя повернулась к гостю лицом и тихо ответила:
– Конечно, идите. Конечно,– Игорь Станиславович надел свое старое, изношенное пальто, черные, изъеденные солью ботинки и, собираясь выходить, откинул крючок и открыл дверь комнаты.
– Я теперь сама пойду,– вдруг кинула ему Зоя.
– Куда?– застыв в двери, спросил старик.
– К Зорину.
– Как знаете,– ответил Игорь Станиславович и закрыл дверь. На минуту ему показалось, что она и вправду не в себе, ведь ей уже не семнадцать лет, чтобы не понимать элементарных вещей.
Выйдя из дома, он медленно побрел по улице, думая о Зое. Как она будет жить, одинокая, несчастная и неспособная выбраться из своих иллюзий. Город был пустой и серый, ночь разогнала людей по домам, и только он долго шел одиноко, ссутулившись, как неудачная копия самого себя. Проходя вдоль гигантского серого, растянувшегося на всю улицу здания диспансера с решетчатыми окнами, он увидел у ворот старушку, стоящую с протянутой рукой. Это показалось ему странным, просить милостыню в такой поздний час, да еще и в таком месте, но, подойдя ближе, высыпал в ее ладонь всю мелочь, что скопилась в кармане его старого, залатанного пальто. Старушка поклонилась ему, продолжая стоять в той же позе.
Гвоздь. Вон отсюда. По пятьдесят. Алло. Веселюсь
Распахнув шторы на окне и провожая взглядом своего учителя, Зоя еще долго стояла и смотрела во двор. Мысли о том, что она обманывала себя столько времени, не оставляли ее. Неужели все ушло? Слез больше не было, только мысли о том, что будет. Взяв с подоконника тяжелую хрустальную вазу, она со всего размаху запустила ее в огромное на полстены зеркало у станка, в эту же секунду оно с грохотом посыпалось на пол. На его месте зияла старая кирпичная кладка, голая, как кость, торчавшая из тела. Через минуту Зоя вбивала в стену гвоздь, что есть силы она лупила по шляпке, то попадая, то промахиваясь. Закончив и кинув молоток в сторону, она отошла к противоположной стене, посмотрела на свое творение и, достав из шкафа старую фотографию, на которой она с улыбкой позирует в пуантах и балетной пачке, наколола ее на только что вбитый гвоздь. "Вот это совсем другое дело!"– подумала Зоя и принялась срывать со стен оставшиеся картины, фотографии, журнальные вырезки. На всех этих изображениях должна была быть она. Достав свои истрепанные пуанты, она отрезала ножницами ленточки и бросила все в кучу только что разбитого зеркала. "Теперь это мои белые тапочки",– сказала она и села на пол. У двери слышался какой-то шум, потом раздался громкий, продолжительный стук. "Эй, ты что там творишь?"– загудело по ту сторону. "Ты слышишь? Или померла?"– не унимаясь, кричал мужчина.Зоя нехотя встала, подошла к двери и распахнула ее. Через секунду перед девушкой предстал высокий мужчина в темной растянутой футболке с надписью "MERGE". Явно нетрезвый, он, ухватившись за дверь, смотрел на Зою серьезным, пристальным взглядом.
– Что ты творишь?– спросил ворвавшийся в ее переживания человек.
– Разбила зеркало,– растерянно ответила Зоя.
– Понятно,– покачиваясь, сказал мужчина и, чуть отодвинув ее, вошел в комнату. – Ты что тут затеяла? Ремонт что ли?– продолжил он, осматривая своим пьяным взглядом разгром, учиненный Зоей только что.
– Что вам надо?– резко спросила Зоя незнакомца.
– Мне? Ничего. Ты шумишь тут и мешаешь нам. Тоже мне, фифа,– он наклонился и поднял с пола старую, пожелтевшую фотографию Агриппины Вагановой,– открытки собираешь что ли?– сказал он, рассматривая еще несколько фотографий и открыток.
– Собираю! Не ваше дело! Дайте сюда и выйдите из моей комнаты,– Зоя подошла к нему и выхватила из рук поднятые им изображения.
– Э, ты что?– оскорбившись, ответил незваный гость,– не бузи давай, поняла? Выхватывает она, кому нужна такая дрянь,– засмеявшись, сказал мужчина.
– Выйдите, не мешайте мне, пожалуйста, я занята,– спокойно попросила его Зоя, подойдя к входной двери. Гость же, проигнорировав ее просьбу, прошел к пианино и открыл его.
– Играешь? Играешь. Я каждый вечер слушаю твои концерты, думал, что это у тебя магнитофон, а ты, оказывается, ученая.– Он начал беспорядочно нажимать на клавиши, уставившись на Зою, продолжавшую стоять у входа,– сыграй мне что-нибудь.
Устав терпеть издевательства ночного гостя, Зоя быстро подошла к инструменту и резко захлопнула его, так что гость едва успел убрать пальцы.
– Вон отсюда!– крикнула она, оттолкнув мужчину рукой от пианино,– пошел вон!
– Успокойся! Ты! Балерина! А то я тебя сейчас толкну,– мужчина сел на корточки и продолжил рассматривать валявшиеся повсюду изображения и статьи. Зоя же, не зная, что делать, стояла у инструмента и молчала. В какую-то секунду она даже хотела уйти сама, но потом поняла, что на улице ночь и идти ей некуда.
– Я давно за тобой наблюдаю, все думаю, что ты такое за человек. Не поздороваешься, шмыг в свою комнату и сидишь тут. И только слышишь, мелодии да трели всякие из твоей комнаты доносятся. Я знал, что ты ненормальная. Вот теперь еще раз в этом убедился. Нормальная не будет громить свою комнату, тебе так не кажется?– он встал и вопросительно посмотрел на Зою.
– Это не ваше дело,– спокойно сказала она,– что вам надо от меня?
– Мне? От тебя? Да на кой черт ты мне сдалась-то,– подойдя к Зое вплотную и прижав ее своим телом к пианино, сказал мужчина,– меня Женя зовут, запомни,– добавил он и провел своей рукой по ее голове. Зоя всеми своими силами оттолкнула его и отбежала к двери.
– Хватит. Выйдите, мне завтра рано вставать на работу.
– Хорошо, я уйду,– улыбнувшись, согласился мужчина,– но только если ты выпьешь со мной.
– Я не пью,– громко сказала Зоя.
– Зря. Иногда полезно. Может, поэтому ты такая чокнутая. Надо знать, что пить, сколько и с кем,– он подошел к Зое и, стоя на пороге, шепнул,– я сейчас приду, а если закроешь дверь, выломаю. Нас тут много, помогут, не переживай,– он вышел из комнаты и пошел в свою, которая была рядом. На кухне, как всегда шумела компания, голоса, перекрикивая друг друга, возмущенно что-то обсуждали. Все было серым, грязным, отвалившиеся частями обои, висевшие гирляндами через весь коридор электрические провода, старое пианино, заваленное тряпками, рваной обувью, книгами. Квартира утопала в безразличии, черствости, разрухе чувств и достоинства. Люди жили в каждом углу, в кладовке, в ванной, бесконечные встречи и проводы, никто не знал, сколько человек здесь проживает. Иногда, пьяные и уставшие от споров, дебоша, празднований и поминаний, свалившись кто где, обессилев, компания затихала, вдруг наступала тишина. В такой момент, валяясь в кровати и мучаясь от бессонницы, Зоя слышала, как на кухне из крана капает вода. С двадцати лет она жила в этой квартире, и все эти годы вода бесконечным потоком, по каплям, бежала и бежала, как песок из песочных часов, как будто отмеряя чье-то время.
Зоя вошла в комнату и прикрыла дверь, в надежде, что этот пьяный незнакомец оставит наконец-то ее в покое. Она подошла к окну и стала смотреть на падающий снег. Мысли снова вернулись к ней, чем теперь жить, о чем мечтать, во что верить. Для чего все это. Балет, величественный, родной, столь ею любимый, сегодня стал окончательно недосягаем. Ее глаза снова стали наполняться слезами, лицо заблестело, всхлипывая и вздыхая, она оплакивала тридцать два года своей жизни.
– Тук, тук, тук,– неожиданно раздавшийся голос вырвал ее из навалившихся душевных терзаний,– заждались?– в двери стоял все тот же мужчина с бутылкой коньяка в руках. Зоя повернулась, вытирая слезы с лица.
– Что опять,– устало, сказала она.
– Что значит, что? Пришел, как и говорил. Доставай бокалы, будем пить коньяк,– мужчина вошел в комнату и поставил бутылку на пианино,– ты что, плачешь что ли? Из-за зеркала?– он подошел к ней, рассматривая ее лицо.
– Я собираюсь спать, так что идите и пейте его с кем-нибудь другим.
– С другими я уже выпил, было как-то невкусно, теперь хочу выпить с тобой.
– Что же это такое,– тихо, как будто про себя сказала Зоя. Мужчина открыл дверцу шкафа и уставился, разглядывая его содержимое.
– Откуда у тебя столько пластинок? Ты музыкантша что ли?
– Что вы там ищете?– возмущенно спросила она.
– Я ищу бокалы,– ответил он, доставая большой альбом с пластинками.
– Прекратите лазить по моим вещам!– Зоя захлопнула дверцу и, открыв соседнюю, достала оттуда два бокала,– я сама достану. Вижу, вы решили окончательно меня доконать своим хамством.
– Хватит, что ты мелешь,– наливая коньяк, он рассматривал не сорванные еще открытки с изображением балерин,– давай, выпьем по пятьдесят,– сказал он, протягивая Зое бокал.
– Черт с вами.
– Пьем за меня, так как если бы я сегодня к тебе не зашел, то мы бы так и не познакомились,– громко продекламировал он
– Обошлась бы и без этого знакомства,– держа в руках бокал, ответила Зоя и удалилась от своего гостя в другой конец комнаты.