– Всё едино, надо спрашивать дозволения, – Георгий бросил косой взгляд на сотника.
Страшко стоял молча, обсыхая на солнце. Он не вмешивался, не оправдывался, не защищал княжича, зная лишь, что после нареканий малому, достанется и ему.
Напрямую от озера тропинка вела к городским воротам по отлогой луговине. Вокруг душистый аромат таволги, клевера. И над морем цветущего разнотравья раскинулось бездонной синевы солнечное небо летнего дня. Изумительный мир! Это смягчало настроение. Княжич радостно, вприпрыжку бежал впереди, а двое взрослых мужей шли степенно сзади, поодаль – младший отчитывал старшего:
– Ты, Страшко, умудрённый жизнью муж, вдвое старше меня, ужель не разумеешь, что нельзя идти на поводу у прихотей княжича?
– Ладно, Симоныч, не ворчи. Ишь, какое дело. Озеро-то рядом. Разве может ребёнок удержаться от соблазна ополоснуться, в такую-то жару?
– Надо же наперво проверить, какое дно, нет ли коряг, омутов. Озеро сие впервые видим. Князь Владимир особливо наставлял, не пускать княжича к воде в незнакомых местах. Переживает он до сих пор тот случай на Стугне, когда его брат Ростислав у него на глазах утонул. Да и князь сам чуть не утоп.
– Ну, то совсем иное дело. Ведь Ростислав в доспехах в воду бросился, понадеялся, что конь вынесет. Половцы-то на пятки наступали.
– Вот-вот, спасался от одной погибели, а нашёл другую.
– Но здесь-то я прежде сам дно проверил, и княжича далеко не пускал.
После прогулки дядька принялся за воспитание княжича.
– Понимаешь, Юрги, я перед твоим батюшкой за тебя головой отвечаю.
Юрий сделал большие удивлённые глаза, дескать, как это "головой"?
– Я вижу, как Страшко тебя любит, и всё, что не попросишь, он для тебя делает, разрешает. Но тебе ещё многому надо учиться.
– А когда на коня посадишь? – встрепенулся Юрий. – А когда из лука стрелять научишь?
– Прежде, надо выучить буквицы, научиться читать слова.
– Это скучно, – скуксился княжич.
– Поначалу может быть и скучно, но когда станешь книги читать, узнаешь много интересного, в них мудрость всей жизни человеческой записана. Но прежде нужно выучить буквицы. Не такое уж это скучное занятие. Просто надо иметь желание. Твой дед князь Всеволод не только много книг читал, но и на пяти языках разговаривал.
– А плавать научишь?
Дядька кисло улыбнулся, почесал затылок.
– Я тебе о книгах говорю, а ты меня не слышишь. И плавать научу. Обязательно.
Дядька раскрыл книгу.
– Это вот какая буквица? Юрий засопел, нахмурился.
– Аз.
– Верно! А эта?
– Скучно, – княжич сморщил нос.
– А мы с тобой давай так договоримся: выучишь две буквицы – десять раз из лука стрельнёшь по чучелу. Согласен?
Юрий кивнул головой.
– А ещё пять буквиц выучишь – пять раз на озеро сходим. Вот и ладно. Научу тебя плавать. Только яви терпение. Зато, когда научишься, будешь Волгу переплывать. Широка она, как Днепр. Был ты, Юрги, кочтником днепровским, теперь станешь ушкуйником волжским, – дядька весело рассмеялся. – Родился ты на Десне, но помнишь ли эту реку?
Юрий чуток задумался. Нет, не помнит он ни Десну, ни Чернигов.
– Трубеж помню, – ответил он задумчиво.
– Жизнь у тебя только-только начинается, ещё увидишь много разных рек и градов, коих в Руси не счесть. Неведомо, долго ль будем мы с тобою сидеть в Ростове, но это земля твоего батюшки, и нам велено её стеречь, – дядька ласково посмотрел на Юрия, потрепал его выгоревшие за время путешествия кудряшки. – Мы с тобой в полной воле твоего батюшки, как он скажет, куда пошлёт нас, туда и идём. Вот нынче мы пришли в Ростов, и здесь будем исполнять его волю до тех пор, пока князь Владимир не соизволит послать в другую его отчину. А может, меня – в одну волость, а тебя – в другую.
– Не хочу без тебя в другую волость.
– Но ведь я же строгий, не всё тебе позволяю. Найдётся другой дядька-пестун, с коим тебе не будет скучно.
– Не хочу другого дядьку, – гнусавил Юрий.
– Как всё сложится – не ведомо, а твой батюшка, как и все мы, в воле Божьей. Такова жизнь. Днесь же будем познавать Ростовскую волость. Надо в разных градах побывать, посмотреть, как чадь ростовская живёт. Где худо – чем-то помочь, где жирком обросли – там поземь увеличить. А как реки льдом покроются, отправить полетное в Переяславль. Нелегко будет путешествие по волости. Взял бы я тебя с собой, но такой путь по силам только взрослым мужам. Так что, будешь с сотником Страшко в Ростове меня дожидаться.
Юрий капризно сморщился.
– Хочу с тобой, дядька Гюрги.
– Но ты и без того устал от путешествия.
– Хочу с тобой, – ныл княжич.
– Ну ладно. Подумаем. Может быть, и впрямь надо показать людям поросль Мономахову. Вишь, как нас ростовцы радостно встретили. Через день-другой скликнем мужей ростовских на думу, поговорим, выясним, что да как, а потом начнём выезжать в другие грады. Ярославль мы видели, с тамошними мужами поговорили. А есть в сей земле ещё пригороды: Суждаль, Клещин, Белозерск. Сёл много есть княжьих, и в них надо побывать. Дел у нас с тобой охо-хо сколько.
Неуютно в горницах княжьего двора, не обжито. Застоялый воздух пропитан запахами плесени и мышиного помёта. А тут ещё и сумрак тоску наводит.
– Пора бы нам свечи возжечь, – дядька взял подсвечник, поднёс фитилёк к лампадке, и с особой торжественностью возжёг от свечи все остальные светильники в горнице. – Ну вот, так-то веселее. Да будет свет над землёй Ростовской! – шутил дядька, чтобы хоть чем-то позабавить княжича. – Мы теперь, Юрги, волостели сей земли, и нам нельзя допустить, чтоб она прозябала во мраке невежества. Как ты думаешь, возожжём мы с тобою зарю над Залесьем?
Княжич устало хлопал снулыми глазами, не до шуток ему, ведь столько обрушилось впечатлений за последнее время. Но предстоящее путешествие будоражило ум Юрия.
Шли дни. И вот однажды княжича стали наряжать в дорогое платье. Поверх белой сорочки надели опашень из золотой ткани, на голову – унизанную жемчугом шапку, подбитую пушистым мехом. Ноги обули в червлёные сапожки, расшитые золотом. Дядька тоже был одет в самую дорогую и красивую одежду. Он взял Юрия за руку и повёл в просторную гридницу. Там на скамьях, покрытых алым сукном, вдоль стен в разноцветных шерстяных опашнях, в высоких шапках с горностаевыми оторочками сидело много бородатых мужей. Они при появлении княжича и посадника встали, поснимали шапки, склонили головы и забасили, славя князя Владимира и его сына Юрия.
Княжич с дядькой воссели на столцы. Дворовый тиун стал по очереди называть присутствующих. Названные вставали, кланяясь, подносили подарки, которые сразу же куда-то уносили отроки. Посадник вглядывался в лица.
Вот с приветливым прищуром взгляд Буты Лукича. Во всём его облике чувствуется основательность, говорит несуетно, мягко, вкрадчиво, каждое его слово входит не только в сознание, но и в душу собеседника. Крепкий муж, видный, с большим достоинством.
А это боярин Кучка. Много о нём уже наслышан посадник: кто-то восхвалял боярина, а кто-то и поругивал осторожно. Посадник удивлялся, как в нём может уживаться одновременно эдакая разухабистость с живой рассудительностью, расчётливостью. Внешностью особо не выдавался, так, что-то среднее между мерей и славянином.
Вот другой муж. Из-под лохматых бровей смотрят светлые глаза. Взгляд бесхитростный, на лице улыбка во всю ширь гнилозубого рта. Здесь камня за пазухой не ищи – сама открытость. Это старейший боярин Матвей Контратьич.
А это что за диво? Настоящий русич-богатырь! В плечах косая сажень, борода рыжеватая, лохматая, нос – репа, глаза навыкате, прямо-таки кистень в руки – и на большую дорогу. Страшен муж. Улыбки на лице нет, но взгляд доверчивый. Бориславом кличут.
Под стать ему и другой вятший боярин – Никодим. Постоянно мнёт бороду в кулаке, взгляд усталый.
А вот маленькие юркие глаза-угольки с выцветшими ресницами и такими же белёсыми бровями. На голове три волоса. Улыбается, а себе на уме. Это староста купецкий Назар.
Ну, а этот, с козлиной бородой в тёмной рясе, каков он, протоиерей Иаков? Глаза вёрткие, прямо не смотрит – это настораживает. Не хотелось бы иметь такого духовника.
Однако рано делать догадки, надо получше узнать мужей.
Настороженность посадника постепенно исчезала. Разве можно ждать какого-то подвоха от столь добрых людей – ни одного тревожного, недоверчивого, неприветливого взгляда. Это вятшие и нарочитые мужи, но ещё предстоит узнать молодших бояр.
Наконец, представление закончилось. Георгий Симоныч поблагодарил всех за радушие и подарки. Начался пир и бесконечные здравицы. Это Юрию понравилось больше, чем скучные разговоры дядьки с боярами.
Княжич скоро объелся. Перед его носом появлялись, то куря верчёное с привезённым из Царьграда лимоном, то спинка осетровая, то порося под рассолом, то уха раковая, курник, калач крупичатый, кисель белый с молоком пресным.
Даже к хмельным медам потянулся, но дядька (вот вредный – всё видит!) вовремя заметил.
– Юрги, сие не для тебя. На-ко, отведай, этого ты ещё не пробовал, такое лишь в Ростове делают, – подвинул он ароматный напиток.
Княжич двумя руками обхватил кубок, жадно глотнул и прищёлкнул языком от удовольствия. То был квас с мёдом, заправленный хреном.
Глаза княжича от сытости слипались. Дядька кликнул отрока, и тот отвёл Юрия в опочиваленку.
Между многочисленными блюдами и здравицами Иван и Бута делились впечатлениями о новом посаднике.
– Вот и кончилось твоё всевластие, тысяцкий, – подшучивал Иван.
– Зело молод посадник. Пообтешется, пообвыкнется, и мы притрёмся, глядишь, в одну дуду будем дудеть.