Кстати, уже несколько минут мы, будто старые приятели, сидели за круглым столиком и пили чай. Чернышевский вёл себя на удивление просто, без всякой напыщенности. Между тем человек, получивший несколько престижных литературных премий, не мог не понимать, что он на самом деле из себя представляет. А представлял он из себя личность незаурядную. Но я где-то слышала фразу: "Чем человек значительнее, тем проще он ведёт себя с окружающими". Надо сказать, что жизнь, с её порой необычными встречами только подтверждает эту истину.
Ну, не буду отвлекаться. Я, кажется, остановилась на том, что Александр Иванович Чернышевский любезно согласился выпить со мной чашечку душистого чая. Во время нашего разговора Андерсен преспокойно сидел у писателя на руках. "Чувствует, с кем имеет дело", - подумала я.
Итак, набравшись наглости, я спросила Александра Ивановича как это ему удалось наткнуться на моего "Кота".
- А очень просто, - ответил он. - Совершенно случайно. Зашёл я как-то в Дом книги, чтобы по привычке пошуршать листочками, то есть полистать новых авторов…
Так он и выразился "пошуршать листочками". У Чернышевского, как я успела заметить, особенное чувство юмора.
- …Ну вот, вижу обложка привлекательная, котик на ней внушительный. Дело в том, что у меня, Любовь Сергеевна, очень похожий кот был, совсем такой же, как у вас на обложке. Моего Жориком звали. Кстати, а чьи это у вас коты в книжке фигурируют?
- А это разные коты, - любимцы моих друзей, знакомых. А вот Андерсен, к сожалению, совсем не любит фотографироваться: как увидит направленный на него фотоаппарат, сразу уходит, - пожаловалась я.
- Ну что ж, надо уважать право личности на свободу, - рассмеялся Чернышевский. - Так вот, Любовь Сергеевна полистал я в Доме книги вашу книжечку. Вижу, картинки вроде бы симпатичные, бумага хорошая. Дай думаю, куплю, может, когда и почитаю от скуки. Ну вот и почитал.
- И как? - с замирающим сердцем спросила я.
- Ну… - он замешкался с ответом. Во время этой паузы, мне казалось, что моё сердце вот-вот лопнет от напряжения.
- Как? - переспросил он. От этого его "как" я чуть не упала в обморок. - Ну, как, - задумчиво повторил он. - Живо и позитивно.
Я облегченно вздохнула. Будто груз с плеч свалился.
- Не скучно написано, не скучно, - одобрительно прибавил он.
- Правда? - немного недоверчиво спросила я.
- Правда, правда. Продолжайте в том же духе. Читается легко, - поддержал меня Чернышевский.
- А что вам… больше всего… - начала было мямлить я.
- Вот Андерсен ваш больше всего мне и понравился, - сказал Александр Иванович. - Видите, даже зашёл, чтобы взглянуть на такого удивительного кота.
Как назло Андерсен сейчас не выглядел особенно мудрым. Он сильно похудел за время болезни, а выздоровев, на радостях так разрезвился и разыгрался, что теперь с его мордочки не сходило незнакомое мне прежде выражение наивного восторга.
- Андерсен недавно тяжело переболел, Александр Иванович, поэтому сейчас он далеко не в лучшей форме, - оправдывалась я.
- Ну что ж, главное, что кот поправился. А лучшая форма - это дело, по-моему, наживное, - сказал писатель.
- Спасибо. Спасибо вам, Александр Иванович, - расчувствовалась я. - За всё. За ваше доброе отношение, за снисходительность, за… - от волнения я запнулась и совсем смешалась.
- Всегда пожалуйста, Любовь Сергеевна, обращайтесь, - весёлым тоном сказал он. - Мне ведь зайти-то к вам было совсем не трудно: у меня неподалёку от вашей лавки одно важное дело внезапно образовалось. К тому же, при всех моих недостатках я не слишком ленив. Да и семь верст ведь - не околица!..
Чернышевский помолчал, а потом заговорил уже серьёзнее:
- По моему глубокому убеждению, Любовь Сергеевна, если человек начинает писать о чём-нибудь добром, его нужно поддержать. Раньше, быть может, ещё несколько лет назад, это и не так важно было… Но не сейчас. Слишком много нынче негатива и в жизни, и в книгах. Читаешь порой нынешних авторов и даже разболеешься сердцем и душой. Один, кажется, всю мыслимую и немыслимую грязь собрал и вылил на страницы своей книги; другой старается без передышки окунать читателя в самое безнадёжное отчаяние, - такое, чтобы ни просвета, ни выхода. Идея у всех этих авторов одна: "Всё вокруг плохо, а выхода никакого нет и быть не может", - только подают они её по-разному. Но, если фантасты, по крайней мере, пытаются предложить какой-нибудь альтернативный мир, то так называемые реалисты-упадочники, как правило, вообще ничего не предлагают. Не хватает сейчас позитивной литературы. Есть, безусловно, настоящие авторы и в нынешние времена… Но их не так уж много. А вот упадничество в литературе во всех его проявлениях цветёт и пахнет. А пахнет-то оно как море в прибрежной полосе, в пору цветения водорослей. Не были у моря в такую пору? А я бывал. Запах, надо сказать, очень неприятный. Вот в чём дело-то… Потому я вам и советую, Любовь Сергеевна: продолжайте писать… Да, чуть не забыл!.. Мои-то книжки тоже не забывайте почитывать! - и он хитро прищурился..
- Я их читаю, читаю, Александр Иванович, - обрадовано затараторила я. И это была чистая правда!
- Ну и читайте на здоровье!- серьёзно сказал он. - Я рад, что вам мои книги нравятся! По крайней мере, я стараюсь писать душой, не врать.
И в самом деле: почти в каждом произведении Чернышевского ощущалось присутствие его светлой и чистой души.
- Ну всё, мне пора, - вздохнул Александр Иванович, снимая Андерсена с колен. - Миссию я свою выполнил, на Андерсена посмотрел, а заодно и вас, надеюсь, хоть немного да поддержал. Пора двигаться дальше. К новым, так сказать, вершинам… Вперёд и выше!
Я чуть не заплакала от огорчения: мне так хотелось удержать Чернышевского ещё хотя бы на несколько минут!.. Не так уж часто удаётся вот так запросто встретиться с талантливым, к тому же любимым писателем.
- А… а есть у вас какая-нибудь заветная писательская мечта, Александр Иванович? - неожиданно выпалила я.
- Пожалуй, - уклончиво ответил Чернышевский. - А у вас?
- Тоже есть, - кивнула я и разом выпалила: - Мне бы хотелось однажды написать такой роман, как у Ли Харпер.
Зажмурив глаза, я ожидала реакции гостя: мне казалось, что Чернышевский сейчас непременно рассмеется.
- Такой же как "Убить пересмешника"? - серьёзным тоном спросил он.
- Да, - призналась я. Ну вот, теперь-то он и рассмеется!..
- Такой-то роман мне и самому хотелось бы написать… - серьёзно сказал Чернышевский.
"Скромность - сестра таланта", - мысленно перефразировала я Чехова. Чувство благодарности к этому незаурядному и в то же время деликатному человеку переполняло меня.
Чернышевский попрощался с Андерсеном и, дружески помахав мне рукой, ушёл.
"А я даже не сумела толком поблагодарить его за доброту и великодушие, - сокрушалась я. - Не смогла найти подходящих слов, чтобы высказать восхищение его работой. Ведь не имею же ни малейшего представления, где его теперь разыскать!.." Совсем распереживавшись, я стала нервно ходить взад и вперёд по комнате. Андерсен удивлённо смотрел на меня. Похоже, он не разделял моей беспричинной грусти. "А ведь и в самом деле: это же такая радость, что мне удалось в течение целых двадцати минут пообщаться с любимым писателем!.." - постепенно дошло меня. Так о чём же я грущу?
Яркий и знаменательный для меня день подходил к концу. Мне лишь хотелось верить, что такая встреча была не последней. Что ж, - почему бы и нет? Ведь, судя по всему, чудеса иногда случаются!
Мы с Кристиной собираемся слушать джаз
Кристина зашла в "Затерянные Миры" за полчаса до закрытия. Мы собираемся сегодня на джазовый концерт. Я не очень люблю джаз: его ритмы и мелодика мне не созвучны. А вот Кристина, наоборот, обожает такую музыку, но почему-то ей одной на концерт идти не хочется. Она попросила составить ей компанию и я согласилась.
- Можешь себе представить, с кем я только что общалась? - спросила я Кристину. Приятельница, конечно, представить такого не смогла.
- С Чернышевским, - сказала я. - Автором "Весенних ливней".
- Да ты что? - удивилась Кристина. - Здесь в лавке? И зачем же он сюда забрел? Верно, коллекционирует что-нибудь, да?
- Представляешь, он захотел на Андерсена взглянуть, а заодно и меня добрым словом поддержать.
- Да ну?!. - удивилась Кристина. - Шутишь, Люба? Саморекламой решила заняться, да?
- Тебя не проведешь, - отшутилась я. - Но только Чернышевский, Кристина, и вправду сюда заходил и в самом деле поддержал меня добрым словом. Вот честное слово!
Для убедительности я даже прижала руку к сердцу.
- И что же именно он тебе сказал? - недоверчиво спросила Кристина.
- Он о моём "Коте" высказал своё мнение. Сказал: "живо и позитивно".
- Ну, ладно, это очень может быть, - великодушно кивнула Кристина. - Ты понимаешь, Люба, сейчас ведь писатели - если только речь не о фэнтези идёт, - или "порнуху", или "чернуху" пишут. Все сплошь чернушниками стали, "светляков" маловато. Есть, но маловато.
Занятно! С определениями "порнуха" и "чернуха" я, конечно, знакома. А вот про "светляков" сейчас впервые услышала. Спасибо Кристине, теперь буду знать.
- Слушай, ты рассуждаешь прямо как Чернышевский, - удивилась я. - А как же фэнтези, Кристина? Неужели её ни к чернухе, ни к порнухе, ни к светлякам нельзя отнести?
Я, между прочим, прямо-таки преклоняюсь перед осведомленностью Кристины во многих вопросах. Порой мне даже кажется, что она вообще знает все на свете.