- Ты это, - огрызнулась трубка, - прибереги соль для салата. Нечего товарищу раны посыпать.
- Ладно, привезу тебе водку, - пообещал я. - Утешу страждущую душу.
Пообещал и забыл. Закрутился в предотъездной суете: оформлении документов, подготовке выступлений, согласовании встреч с московскими издателями, сотрудниками журналов, критиками. О просьбе Зеева я вспомнил только в самолете, когда стюардесса, проталкивая по проходу тележку "Duty free", задела мою руку с чашкой, и капли чая, черные, словно слезы трубочиста, оросили инструкцию Сохнута.
Кофе я не люблю, и почти двадцать лет жизни на Ближнем Востоке, пронизанного бесконечным кофепитием, не переменили моего мнения. Кофе тут варят по любому поводу: обжигающе горячий, крепкий, с кардамоном. Первое время я пил его наравне со всеми, но скоро почувствовал, что поры моего тела потихоньку закупориваются хрусткими коричневыми крупинками.
С тех пор я употребляю исключительно чай. Горячая душистая влага распаривает кожу, выгоняя вместе с потом раздражение и обиды. Чай успокаивает, очищает, а от кофе я становлюсь нервным и озабоченным.
Черную бурду, подаваемую в самолете, трудно было назвать чаем, но я попросил полную чашку и решил, наконец-то, ознакомиться с инструкцией Сохнута, которую мне настойчиво рекомендовали прочитать несколько раз и вообще, на всякий случай, всегда носить с собой.
Инструкция представляла собой собрание самых зловещих случайностей и совпадений, которые когда-либо могли выпасть на долю израильтянина, оказавшегося в России. Она напоминала правила поведения на стрельбище, которые нам вбивали во время прохождения военной службы.
- Не с каждым такое может случиться, - объясняли офицеры, проводившие инструктаж перед началом каденции резервистов, - но каждый пункт данного документа написан кровью.
В глазах составителя сохнутовской инструкции Россия представлялась чем-то наподобие прерий Дикого Запада, которые вместо лошадей и ковбоев населяли белые медведи и милиционеры.
Не успел я насладиться чтением этого в высшей мере увлекательного документа, как меня толкнула тележка стюардессы. Чай пролился и по прихотливой игре ассоциаций я вспомнил про обещанную водку и поспешил купить бутылку "Абсолюта". Мне выдали ее, элегантно обтянутую в предохраняющую от ударов полиэтиленовую сеточку, и завернули в мешочек с эмблемой "Эль-Аль", украшенный кокетливой надписью про небесный магазин с ценами ниже земли.
Таможенный досмотр, паспортный контроль и прочие прилетные процедуры прошли в Шереметьево быстро и без проблем, как в любом аэропорту Европы. Сотрудники были вполне любезны и шустры, а уголовных носильщиков, готовых вырвать из твоих рук багаж, чтобы за бешеную цену перенести его на сто метров к автомобильной стоянке, и вовсе не оказалось. Тележки, точно как в Бен-Гурионе, ничего не стоили и стояли на каждом углу.
"Устарела, устарела инструкция", - подумал я и, взвалив чемодан на бесплатную тележку, покатил искать встречающего. Он, в полном соответствии с забракованным мною документом, стоял у выхода, сжимая в руках табличку, на которой красовалась моя фамилия.
Ехали долго, и я с интересом разглядывал несущиеся навстречу рекламные щиты. Большинство из них были такие же, как в Израиле: Икеа, Нокиа, Панасоник. Удивляло то, что все по-русски, но и к такому можно привыкнуть.
Среди плакатов иногда попадались перлы:
"Мы вас любим и делаем скидки!
Для настоящего коммерсанта пятнадцать лет не срок!
Хватит мечтать, пора обLADAть!
Замочил соседа - застрахуй квартиру!"
Войдя в лобби гостиницы, я с подозрением огляделся. Для самого большого публичного дома Европы лобби выглядело весьма прилично, никаких намеков на буйство разврата мой встревоженный взгляд не обнаружил. Девушки у стойки администратора держались очень приветливо, но не более того.
Затащив чемодан в номер, я быстро разложил вещи, узнал по телефону как звонить ко мне из-за границы, отправил жене SMSку и пошел в ванную. Кран с горячей водой оказался почему-то не слева, а справа и это небольшое напоминание о российской реальности чуть не обожгло мне руку. Из крана текла не вода, а кипяток, хоть чай заваривай. Пока, отыскивая баланс, я лихорадочно крутил "холодную" ручку, зазвонил телефон.
- Жена, - подумал я. - Приятная оперативность.
Но это оказалась не жена.
- Лечебный массаж? - вкрадчиво спросила трубка. - Релаксация, полное снятие напряжения?
Судя по тону, мне предлагали снимать напряжение совершенно конкретного вида.
- Спасибо, - сказал я. - Обойдусь своими силами.
- Но это вредно, - огорчилась трубка.
- Про свои силы - это в другом смысле, - поправился я. - В том, что я не нуждаюсь в ваших услугах. Всего хорошего.
Завтра мне предстояли две встречи с читателями и множество звонков. Я принял ванну, улегся в двуспальную кровать и моментально заснул. Разбудил меня стук в дверь. Еще плохо соображая, что происходит, я накинул халат и отворил. За порогом стояла девушка в гостиничной униформе. От стандартной она отличалась длиной юбки, и глубиной декольте.
- Мужчина? - спросила она, изображая соблазнительную улыбку. - Хотите отдохнуть?
- Да, да, да! - зашипел я, наливаясь злостью. - Очень хочу…
Но не успел я завершить фразу, как девушка воскликнула:
- Чудесно! Сейчас вам пришлют девочку.
И тут я совершил стратегическую ошибку.
- Спасибо, но у меня уже есть, - произнес я, начиная закрывать дверь.
С девушкой произошла моментальная метаморфоза. Соблазнительность точно ветром сдуло, ярость исказила ее черты, она резко всунула ногу в щель и так наподдала дверь, что я, не ожидавший удара, отлетел в сторону.
- Зойка! - заорала красавица, вглядываясь в темноту номера. - Ты опять, тварь, по чужим клиентам шастаешь? Все, блин, это твой конец!
- Мужчина, - обратилась она ко мне, берясь за ручку двери. - Отдайте мне эту шалаву. А я вам в сто раз красившую пришлю. И без денег.
- Нет, - твердо сказал я, окончательно проснувшись. - Катись отсюда. И отпусти дверь, или я позвоню в милицию.
- Звони, сколько хочешь! - красавица презрительно наморщила лоб. Можно было подумать, что вся милиция, начиная от последнего постового до первого министра, находится у нее на прикорме.
Лобик-то она нахмурила, но ручку, тем не менее, отпустила.
Я захлопнул дверь, выдернул из телефона шнур и завалился в постель.
День начался серым рассветом над кровавыми стенами Кремля. Он стоял за моим окном приукрашенный реконструкцией, желтеющий куполами соборов, новым золотом крестов. Приземистое здание правительственного дворца тяжело бугрилось под зеленой крышей. Я задернул штору, наложил тфиллин и начал утреннюю молитву. Близкое соседство с сердцем бывшей империи зла не мешало. В Кремле теперь сидели другие люди, и я помянул их в молитве, попросив Всевышнего благословить их мудростью и терпением.
А потом все покатилось, застучало колесами метро, шипением эскалаторов, гулким отзвуком шагов в переходах. Встречи с читателями проходили неплохо, я уже привык к настороженному блеску глаз перед началом и научился находить тропинку к сердцу аудитории.
На человека, стоящего перед публикой, всегда смотрят настороженно. Видимо, тут срабатывает некое чувство локтя - мы вместе внизу, а он один на сцене. Само расположение сразу приводит к непроизвольному отталкиванию, пусть незначительному, но вполне ощущаемому, когда смотришь в зал с высоты подмостков.
К Зееву я добрался только через два дня. Он сидел в своем офисе, охраняемом, словно блокпост на ливанской границе, и грустно пил чай. Впрочем, байстрюка, возникшего в результате сочетания кипящей воды с бумажным пакетиком, трудно назвать этим благородным именем.
- Ну, как твои впечатления от обновленной столицы? - спросил он, пододвигая стул.
- Неоднозначные впечатления, - сказал я, выкладывая на стол "Эль-Алевский" пакет. - Правда, в метро чувствуешь себя, как дома.
- В каком смысле дома? - подозрительно хмыкнул Зеев.
- Похожие плакаты, похожие объявления по радио, даже памятники похожи.
- Что-то я не припомню памятников в Тель-авивском метро. И самого метро, честно говоря, не припомню.
- Не трогать вызывающие опасение предметы, обращаться в милицию, при виде подозрительных личностей, памятники жертвам террористических актов - это тебе ничего не напоминает?
- А, вот ты про что…. - Зеев наморщил лоб. - Чаю хочешь?
- Ты хотел сказать эрзац-чаю?
- Не хочешь, не пей. А террор действительно пришел в Россию. Вернее, вернулся. Палестинские выкормыши школ КГБ передали свой опыт чеченским братьям по вере. Мера за меру, знаешь, что это такое?
- Пьеса Шекспира.
- Очень смешно! Хотя, пьеса тоже так называется. Как и один из главных законов управления нашим миром.
- Закон туда, закон сюда, а людей жалко. Люди-то не виноваты! Они о Брежневе только на уроках истории слышали.
- Люди не виноваты, - согласился Зеев и отхлебнул из кружки. - Так налить? Между прочим, настоящий лондонский "Earl grey".
- Наливай, уговорил.
Бергамотовый сбор в этом компоте заменяла изрядная доля эссенции, не заметить этого мог только человек, совершенно не разбирающийся в чае. Но я не стал наставлять Зеева, а молча принялся поглощать пахучий напиток.
- Скажи мне, - спросил Зеев, - а в чем провинилась немецкая девчушка из Дрездена, по которой проехался взвод изголодавшихся советских солдат? В том, что ее соседи сделали то же самое в какой-нибудь белорусской деревне? Но ведь девчушка сама никого не насиловала?
А безвестная "японамать" в Хиросиме? Ее-то за что сожгли вместе со всем семейством? Она ведь не бомбила Перл-Харбор?