Около полудня я спустился вниз - в надежде найти хотя бы лоскуток какой-нибудь карты. Когда я вернулся на палубу, Анна встретила меня радостным сообщением: "Земля!" - и указала на узкую, недлинную полосу, темневшую вдали. Это был остров с высокой скалистой горой. Но мы были еще очень далеки от него. Я взобрался на верхушку мачты и долго размахивал оттуда лоскутом белья. К счастью, ветер быстро гнал нас к берегу. Скоро я уже ясно видел мыс, лес и, быть может, впрочем, мне лишь казалось, что я видел - блестящие крыши городских доков.
- Но как это странно, Анна... Это порт... Я вижу что-то вроде мола... Где же мы находимся? Это не острова Фаннинг. На них нет гор... И я не понимаю, какой бы это мог быть город...
Час спустя мы заметили плывшую к нам шлюпку. Когда она приблизилась, мы с удивлением увидели в ней белых матросов. Мы отчего-то рассчитывали увидеть байдару и туземных дикарей. Анна плотнее закуталась в одеяло, она была очень мила в этом облачении, с одним обнаженным плечом. На носу стоял боцман в обшитой галуном куртке.
- Кто вы? - крикнул он нам по-английски.
- Французы, переезжающие Тихий океан. Буря прошедшей ночью причинила нам большие повреждения. Мы могли бы починить здесь наше судно?
Он смущенно замялся.
- Не сумею вам сказать... Как Комиссия решит. Прежде всего надо войти в гавань...
Я бросил ему канат и попросил его взять нас на буксир.
Он предложил нам перейти в шлюпку, но мне не хотелось уходить с нашего судна, Анна же, голая под своим одеялом, не хотела очутиться в таком туалете в обществе чужих мужчин, да еще одна... Он подхватил тогда конец каната и повел нас к берегу. Анна и я недоумевали: какой страны могли быть эти люди? Фуражки их не похожи были ни на фуражки английских, ни американских матросов.
- Австралийцы, что ли?
- Нет, не думаю.
На корме развевался странной формы белый флаг с девятью женскими лицами.
Гавань была небольшая, но опрятная, даже нарядная. На молу, выкрашенном, как и шлюпка, в синий и белый цвета, развевался тоже белый флаг с девятью женскими лицами. Я впихнул в мешок кой-какие вещи, и мы сошли на берег. Наш спаситель повел нас в чистый барак, и спросил, чтобы нам желательно было получить до прибытия Комиссии. Анна выразила желание иметь платье, я - брюки, и один из матросов быстро побежал в город. Я спросил, есть ли тут французский консул.
- Нет, - ответил боцман, - здесь никаких консулов нет. Остров - частная собственность.
- Частная собственность? Чья же?
- Артиколей.
- А кто такие Артиколи?
Он завел опять речь о Комиссии. Мы ничего понять не могли.
- Вы тоже Артиколь? - спросила Анна.
- О, нет! - ответил он с смущенной скромностью, словно одно такое предположение было для него честью, - о, нет, я - Бео.
- Странно! Ну, а туземцы?
- Здесь нет туземцев.
- Как же называется остров?
- Когда-то он назывался Майяна. Теперь это остров Ар- тиколей.
В это мгновение подошел матрос с пакетом, вручил его нам, почтительно поклонился и удалился.
Анна сбросила с себя одеяло и надела платье. Оно сшито было из легкой голубой ткани и перехвачено в талии шнуром. В пакете оказалась нитка крупного желтого янтаря.
- Подумайте! - сказала она, - какая внимательность... Они очаровательны, - эти таинственные люди!
Мы старались оба вспомнить, не слышали ли, не читали ли когда-либо про Майяну и про Артиколи. Но тщетно напрягали память: имена эти были нам совершенно незнакомы.
IV
На маленьком домике, облицованном лакированными досками, мы прочли выведенную на металлической дощечке надпись:
Temporary Immigration.
Я ждал, что нас приведут в закуренное таможенное бюро, увешанное деловыми бумагами. Нас ввели в очаровательную комнату с большим полированным столом посередине, окруженным глубокими мягкими креслами. Подали чай - как его подают в английских помещичьих домах: розовый торт, зеленый торт, исполинских размеров кекс и тоненькие, поджаренные на масле ломтики белого хлеба. Вдоль стен стояли полки с плотными рядами книг.
В трех креслах сидели наши судьи. Когда мы вошли, они быстро встали. Сидевший слева был мужиковатого вида человек с небрежно, кое-как расчесанной бородой, с кроткими, глубокими глазами. У сидевшего посередине, рослого, крепко сколоченного, было почти японского типа лицо, умное и суховатое. Сидевший справа был моложе этих двух и казался воздушным каким-то, готовым каждый миг сорваться и улететь. Его пушистые, вьющиеся волосы были льняного цвета, глаза синевато-серые. Председательствовал, по-видимому, сидевший посередине. К изумлению нашему, он заговорил с нами по-французски. Говорил он приятным голосом, немного нараспев, с забавной манерностью в оборотах речи.
- Позвольте вам представить, - начал он, - моих товарищей, - Ручко (это был коренастый бородач) и Снейк (красивый, воздушный молодой человек). - А я Жермен Мартен, и оттого, что я француз по происхождению, мне выпала честь председательствовать на допросе, которому мы должны вас подвергнуть. Считаю, однако, нужным поставить вас в известность насчет того, что литературный язык на этом острове - английский. Попрошу вас теперь сказать нам, кто вы и как вас зовут.
- Меня зовут Пьер Шамберлан, а мою спутницу - г-жа де Сов. Не знаю, дошли ли до вас французские газеты, печатавшие статьи о нашем намерении переплыть в небольшом судне Тихий океан. Буря отчаянно трепала нас несколько дней, и судну нашему причинила тяжелые повреждения. Мы хотели попросить у вас разрешения починить его здесь, и тогда мы двинемся дальше. У меня осталось на судне немного денег на оплату расходов по починке. Если бы этих денег оказалось недостаточно, то у г-жи де Сов имеются деньги на текущем счету в Вестминстерском банке, и я полагаю, что по телеграфу можно будет....
- Да полноте говорить о деньгах, - с оттенком раздражения в голосе прервал меня Жермен Мартен. - Какие пустяки! Наши Бео приведут ваше судно в порядок, и счастливы будут возможности услужить вам. Для нас, для комиссии Временной Иммиграции, важно выяснить прежде всего, можете ли вы получить разрешение на пребывание в стране Артиколей, а затем - не представится ли для нас необходимость удержать вас здесь на несколько месяцев.
- На несколько месяцев! - ужаснулся я. - Но...
- Прошу вас, - внушительно и как будто кокетничая своей властностью, прервал меня Мартен, - не волнуйтесь! Увидите, все устроится к общему удовольствию. Сударыня, садитесь... Чашку чаю - разрешите?
Анна, умиравшая с голоду, с удовольствием разрешила. Снейк налил нам чай, мы удобно уселись, и Мартен опять заговорил:
- Ну, вот... Вы, стало быть, вдвоем в этом суденышке, которое мы сейчас видели, совершаете путешествие по Тихому океану? Можете вы нам объяснить, что вас толкнуло на такую странную затею?
- Только любовь к морю и пресыщение жизнью на людях. Г-жа де Сов и я одинаково жаждали уйти на время от цивилизованного мира. Оба мы опытные моряки, и путешествие это предприняли на товарищеских началах
Мартен быстро поворачивался лицом то к одному, то к другому товарищу. Глаза его ярко блестели.
- Очень интересно! - сказал он, с густым нажимом над словом "очень". Ручко долго вглядывался в меня своими красивыми глазами.
- Дорогой м-р Шамберлан, - заговорил он ласковым своим, задушевным голосом, - Анна де Сов была вашей любовницей до путешествия, или это произошло уже во время путешествия?
Анна гневно поставила свою чашку на стол.
- Что за вопросы! Я не его любовница! Мы товарищи по спорту - только всего! И какое вам до этого дело?
Мартен Жермен смеялся. Странный был у этого человека смех: и детский, и дьявольский одновременно.
- Друг мой, - обратился он к Ручко, - не торопитесь. Прежде всего - терпение! Но тон ее вспышки очаровательный, а? Вы что скажете, Снейк?
- Да-а, - мечтательно протянул Снейк. - И сколько непосредственности.
- Дорогие гости, - начал опять Мартен, - будьте снисходительны к нашему другу Ручко. Он думает, что все любят, как он, исповедь на людях. Но, и я заранее прошу у вас прощения, его вопрос входит в число обязательных вопросов, какие мы, комиссары при иммиграционном ведомстве, должны вам предложить. Говорите без опаски. Вы здесь в стране, где давно упразднены законы условной морали. Если вы близки, то мы примем это к сведению, и никто из нас осуждать вас за это и не подумает. Даже наоборот, - добавил он со странной какой-то усмешечкой.
- Я безо всякой утайки отвечаю на ваши вопросы, - вставил наконец я. - То, что сказала вам г-жа де Сов, - совершенная правда. Мы только путевые товарищи.