– Уже оформил, – самодовольно в ответ, – через месяц-полтора, сказали, получу на сберкассу. А щас я тут по другим делам. Недавно женился.
– Поздравляю! Это ж мы не виделись с того, как ты сказал, что "радиацию выбрасывают"? – припомнил я последнюю ночь доаварийной эпохи. – Слушай, а как ты это сделал?
– Я сам не знаю! – с гримасой неподдельного удивления пожал плечами Володя. – Чёрт его… ляпнул сдуру – вот те…
– И прямо в точку! Пророк ты наш великий!
Ещё пара мелких реплик, шуток, обмен телефонами, чтобы никогда не созвониться – и на том распрощались.
Наконец-то попадаю в кабинет. Моё бойкое "доброе утро!" принимается неоднозначно. Кто-то из посетителей отвечает тем же. Коллеги бурчат: "Уже день давно!"
Как назло, именно в те минуты в кабинете оказался Веселовский (председатель горисполкома):
– Ну, Евгений Николаич, ты уж прям как министр, – и ворчливо, себе под нос: – Спасибо, хоть вообще пришёл.
– Извините, Алессан Афанасич, задержался, – вроде как прощения прошу, но держусь нагловато. Ожидаемого клише – "задерживается только начальство" – не последовало. Веселовский уходит. Дел у него и без меня под завязку.
Прихожане с удивлением взирают на самоуверенного типчика (на меня, то есть), в пиджачишке не по сезону и нараспашку, в цветастой рубахе с двумя расстёгнутыми пуговицами (притом не верхними), в неуместных джинсах (исполком таки, госучреждение) и… с наполовину застёгнутой змейкой!.. Ну не дотянул чуток! Спешил! К вам же летел, чтоб скорее решить ваши проблемы…
Пока вальяжно добирался до персонального полукресла, кто-то из посетителей незаметно для остальных ткнул меня пальцем в плечо и одними глазами указал на "причину конфуза". Я тихо издал звук "А!", но не на выдохе, а на вдохе. Гримаса – как после отрыжки на светском рауте.
Теперь-то я понял, почему на меня так странно поглядывали редкие прохожие и над чем подтрунивали исполкомовцы, когда спрашивали, не забыл ли я чего. Исправив неприятность, я вслух заметил:
– Нагрузки не выдерживает.
Мало кто что понял, а я, словно буратино, повращав улыбкой во все стороны, сел за стол и как ни в чём не бывало – первому из очереди:
– Слушаю вас?
День, обычный день, начался и для меня.
Глава 16. Квартирный вопрос
С середины лета припятчане разъезжались в новые квартиры по Украине и другим республикам Союза. Кто не претендовал на столичные города, ещё в июле-августе мог насладиться звоном ключей. Кто не вцепился за первую же возможность, дождался более интересных вариантов или… попал на "разбор шапок".
Семьям атомщиков и строителей ЧАЭС досталось жильё в стольном граде Киеве, что нанесло моральный ущерб местным жителям, годами ждавшим заветного ордера. Для молодых поколений поясню, что речь идёт об ордере на получение жилья. Когда эта выстраданная бумага наконец-то попадает в руки претендента на квартиру, тот законно вселяется, и уж ни одна инстанция не имеет права "передумать" и отнять ордер, а вместе с ним и жильё. Таков порядок и закон.
Известно, что нет правил без исключений. Последних допускалось немало именно осенью 86-го при распределении жилья. Рассказывают, что у отдельных киевлян, выждавших десятки лет в очереди на "квартучёте" и, наконец, получивших ордера, их едва из рук не вырывали в пользу эвакуированных. Людей приглашали в различные инстанции, беседовали, взывали к сознательности, гражданской совести:
– Понимаете, возникла государственная необходимость ещё на годок-два подвинуть вашу очередь, чтобы расселить пострадавших. А потом вам обязательно дадут жильё. Вот, смотрите – генплан. Тут есть и ваша квартира, но… ещё немножко потерпите. Сколько вы на квартучёте? А, двадцать лет… Ну, ещё годик или чуть больше – и непременно, безотлагательно получите квартиру. Обещаю! Слово коммуниста!
Тогда ему (слову) ещё кто-нибудь, да верил.
Переселение в Киев имело и другую сторону. Знакомые рассказывали, что даже при полном праве на жильё в столице их приглашали не куда-нибудь, а в КГБ! На беседу. Вопросы – вполне ожидаемые для того времени:
– А почему вы хотите жить именно в Киеве? Не устроит ли вас другой город?
На простые вопросы давались незамысловатые ответы:
– У меня растут дети. Хочу, чтобы они получили хорошее образование. Да и для карьеры Киев более перспективен.
– В другой город? Нет, не хочу. Я на Киев имею право, им и воспользуюсь.
Не знаю, может, кто и поддался мягкому прессингу кагебистов, но таких не встречал.
Счастливцы, наконец-то пересёкшие порог нового жилья, узнавались по глазам, по выражению лиц, да и не только. Своя "хата" давала свободу и от своих же "домашних" (?!). Странно вроде звучит, но как-то подходит ко мне одна из молодых новосёлок и давай издалека – мол, квартиру получила, скоро уволится из… (не буду называть учреждение), муж на вахте до конца месяца, а затем – с места в карьер:
– Женька, приезжай в гости. В субботу. У нас компашка намечается. – И, едва не умоляюще: – Приезжай, а?
– Ладно, – говорю, – приеду. Только можно с женой?
На лице разочарование, сменяющееся задорным:
– А привози и жену! Мы ей тоже кого-нибудь найдём!
Вот те на-а!.. Попал в одноходовую ловушку. Но, конечно, никуда не поехал.
Жильё в столице обещалось и сотрудникам госучреждений, в том числе и финотдела. Да не случилось. Некий припятский чиновник заверил вышестоящие инстанции, что служащие горадминистрации претендовать на Киев не будут. Якобы в порыве сознательности. Правда, с нами никто не советовался и мнения не спрашивал. Вот и довольствовались незаказанной синицей в руке. Что до журавля в небе, то в неформальной беседе (в смысле, за бутылкой) один из высоких начальников сказал: "Женёк, если когда-нибудь захочешь обматерить того, кто не дал тебе квартиру в Киеве, то знай: это…".
Нет, нет, и – нет! Переступить этический порог и озвучить имя "виновника" – даже не просите! Среди живых его давно не осталось. И ни подтвердить ему, ни опровергнуть сказанное, ни одобрительно похлопать по плечу, ни в дыню врезать, если есть за что. Да и материть кого-либо оказалось без надобности. Мне понравилась ирпенская квартира, хоть потом и напрягали ежедневные поездки на работу в Киев.
В октябре-ноябре 86-го начались долгожданные новоселья и у нас. Дом девятиэтажный. Уже не "хрущёвка", но ещё не "евро". С пластмассовой канализацией, но спасибо – водопровод металлический. Строение панельное. Стены прослушиваются. Хорошо, хоть не проглядываются.
В квартиру мы с Таней впервые попали в ноябре. Жаль, под рукой не оказалось кошки, чтобы вперёд запустить, согласно традиции. Но один из обычаев соблюсти удалось: отперев замок и открыв дверь, я подхватил Таню на руки…
– Ай! Что ты делаешь? – не поняла она моих намерений.
– Так надо, – говорю, – традиция.
…и торжественно внёс её в наш первый рай-шалаш. С тех пор Таня мало изменилась, и подобный трюк я смог бы повторить хоть сейчас. Дело лишь за новым "шалашом".
В тот же день на кухне появились две табуретки, ящик из-под яблок в качестве стола, а в комнате – раскладушка. Её, правда, вскоре пришлось выбросить: ткань порвалась, да в самый неподходящий момент… Ну, не будем уточнять.
Не обошлось без неполадок. Дом-то строился спешно. На строителей мощно давили сверху: партийным и советским органам надлежало срочно отчитаться о решении жилищной проблемы переселенцев. Поговаривали, будто акт на сдачу дома был подписан досрочно, с условием, что подрядчики в течение тридцати дней устранят все недоделки.
Они сдержали слово, и целый месяц жильцы, не выходя со двора, могли найти любого спеца – будь то сантехник, столяр, электрик. Да и как без них, если то дверь не вписывается в проём, то в стекле дыра с пятак, а то и унитаз со щербиной, точно зуб, поражённый кариесом. И по первому зову, без малейших возражений, приходили и столяр, и сантехник, и электрик. Подправили в ванной раковину, а то шаталась, как с бодуна.
Жуткая зима – 35°-37° по Цельсию – легко вскрыла другие недостатки. Да мы уж сами справились.
Кто помнит те времена, возможно, заметил, что квартира мне досталась в очень молодом возрасте. Так везло далеко не всем. Многие из однокурсников надолго застряли в очередях квартучёта. И это несмотря на льготы для выпускников, если они работали не по прежнему месту жительства, а в других городах по вузовским направлениям.
В моём случае главную роль сыграло то, что я оказался в гуще событий, связанных с аварией на ЧАЭС. А не случить глобальной катастрофы – когда бы, интересно, я перебрался из общаги "под крышу дома своего"?
В горфинотдел пришёл я в феврале 86-го. Переход из "родной потребкооперации" в другую систему – Минфин – изменил отношение государства ко мне как претенденту на жильё. Ведь до финотдела я считался "молодым специалистом". Достоинства такого статуса следующие:
– молодой человек получает гарантированное место работы на три года;
– никто не может уволить его/её в течение трёх лет. Вернее, может, но для этого нужны ТАКИЕ основания – что не дай вам бог;
– по приезде ему/ей платят "подъёмные" в размере месячного оклада. Это просто так, ни за что, лишь бы мог купить самое необходимое: вилки, ложки, сковородку, простыни и т. п.;
– постановка на квартучёт в льготном порядке, т. е. "вне очереди";
Других преимуществ уж не припомню, да и не в них дело.
Недостатки распределения часто являлись обратной стороной достоинств, а именно:
– невозможность уволиться в течение трёх лет (!!!),
– полная зависимость от руководства в вопросе получения жилья (!!!), что на практике могло обернуться смещением в очереди на более поздний период – и притом всё делалось законно, так что и не придерёшься.