Очень мало кто дожидался жилья, так называемой "отдельной квартиры", и, отработав положенные три года по направлению вуза, многие уезжали в другие места. Особенно из глухих районов.
Перейдя в другую систему, я утратил статус молодого специалиста и связанные с ним льготы. Особенно жалел о квартучёте. Ведь теперь предстояло отрабатывать три года, чтобы меня только поставили на очередь! И не в льготном, а в общем порядке! Правда, в Чернобыле нового строительства я не наблюдал, так что квартирная перспектива мне одинаково не улыбалась ни там, ни в Припяти. Одно только нравилось: Припять – сказочно красивый город… Увы, был.
В первые дни новоселья встретился с другом детства. Не терпелось за пивом поведать хорошую новость. А он – нет, чтоб поздравить – без обиняков, заметил, что квартиру я получил благодаря аварии на ЧАЭС.
– Ну да… – ответил я, понизив голос и опустив глаза.
Спорить с обывательской логикой нелегко. Да и верно говорят: не рассказывайте друзьям о своих радостях, поберегите их нервы.
А если серьёзно, то припятчане, до аварии жившие в квартирах, почти ничего не "выиграли". А кто-то и проиграл, из-за чего поговорка "кому война, а кому и мать родна" получила новое хождение.
Повезло (?) тем, кто из общаг – со смутными видами на жильё – въехали в отдельные апартаменты. Но можно ли в самом деле считать это выигрышем? Не лучше ли – частичной компенсацией за пережитые стрессы и утраченное здоровье? Оставляю риторику на суд читателей.
В ликвидации последствий аварии на ЧАЭС решающую роль сыграла государственная система с жёстко централизованным управлением. Порой ностальгирующие по "совку" рассуждают, что случись нечто подобное в нынешнее время, последствия оказались бы намного ужасней, в том числе и для переселенцев.
Что им ответить? Пожалуй, любая система способна мобилизоваться и самоорганизоваться, если ей грозит большая беда.
Я не вижу смысла гадать, справились бы нынешние, пропитанные либеральными идеями, власти с такими вызовами, к счастью, гипотетическими. Могу лишь пожелать всем нам, чтобы такая "база сравнения" никогда не появилась.
Глава 17. Когда кончается война. Эвакуированные, ликвидаторы и лже-ликвидаторы. Заложники мирного атома
Ликвидация последствий аварии на ЧАЭС – понятие более широкое, чем остановка реактора, возведение саркофага, дезактивация грунтов. Утраченный кров, оставленное имущество, подорванное здоровье – чем не последствия? И разве не подлежат они… ликвидации? Я не касаюсь политической подоплёки трагедии, престижа страны и репутации атомной энергии как самой безопасной. Не моя компетенция. За скобки вывожу и вопрос об эрозии доверия органам власти, о дискредитации "руководящей и направляющей" [28] (не случайно катастрофа на ЧАЭС фигурирует среди основных причин развала СССР).
Хорошо известны слова Александра Суворова: война заканчивается тогда, когда похоронен последний солдат. Как мы помним, отрезок времени от 26 апреля и далее назывался послевоенным. Даже с высоких (и не очень) трибун эта аллегория нет-нет да и проскальзывала. И хотя в классическом смысле аварию на ЧАЭС никак не назвать войной, её последствия – сродни военным. Их постепенно ликвидировали. Пострадавшие получали то, из-за потери чего их и называли пострадавшими. Людям предоставлялось жильё, облучённым – лечение, пересадка костного мозга по методике доктора Гейла. [29] Тем, кто собирал осколки графита, обеззараживал территорию, – ликвидаторам то есть, – назначались досрочные пенсии, выдавались путёвки в санатории, прочие блага.
Вот о ликвидаторах и следует сказать особо. Как показали события двухлетней давности, – забастовки "чернобыльцев" в Украине, вызванные урезанием льгот, – их проблемы решены не до конца. А значит, если вернуться к суворовской максиме, война не окончена.
На устранение последствий аварии направлялись не только призванные военкоматом, но и добровольцы. Им без проблем присваивали статус ликвидатора на основе командировочного удостоверения. С нами же, служащими горадминистрации, дела обстояли хуже. Не составляло труда доказать чиновникам, что мы – эвакуированные: вот паспорт с пропиской, справка об эвакуации. Но убедить, что и нам доводилось посещать город-призрак, оказалось невозможным.
Прежде я упоминал, что мы ездили в Припять за рабочими документами, входили в состав комиссий по оценке утраченного имущества – то есть в устранении последствий аварии участвовали (так нам объясняло руководство, хотя за язык его никто не тянул). Конечно, не рядиться нам с атомщиками, огнеборцами и вертолётчиками, засыпавшими энергоблок песком. Но мы тоже работали в "запретной зоне" и подвергались облучению. Вот только удостоверений командировочных нам никто не выписывал. Считалось, что мы едем к себе на работу, а не в командировку.
Беда в том, что обещания начальства не отразились на бумаге. Я не видел документов, гарантировавших нам словесно обещанный статус. Когда же обратился за "корочкой", с меня потребовали… командировочное удостоверение.
– А раз его нет, – говорили мне в любой инстанции, – значит, никуда вы не ездили и никакого ликвидатора вам не полагается.
Так мне отвечали в конце 80-х при Совке, а затем и в 90-х при Незалежной. Отсюда претензии к обоим государствам. С первого, ясно, как с гуся вода. А второе кивнуло на первое и тоже не шевельнулось. Вот и остался я (да разве я один?) со статусом обычного эвакуированного. Его-то, надеюсь, никто не отымет. Хотя… разве есть что-то невозможное для государства?
Поначалу не сдавался. В архиве взял копии ведомостей о пятикратной зарплате за дни пребывания в Припяти, ещё какую-то справку. Не хватало приказа с подписью руководителя и главбуха по месту работы. А его и быть не могло! Да и где оно, место работы? Горфинотдел давно не существовал. Облфин отказался от функций правопреемника. Архив таковым не является по определению. В результате я впервые споткнулся о канцелярскую формулу "дайте справку, подтверждающую вашу справку". Прежде считал её утрированной, чем-то вроде анекдота.
Вскоре появились и псевдо-ликвидаторы. Ведут себя тише воды, льготами пользуются, вздрагивая каждый раз от слухов об очередной проверке. Да и чего распространяться? Иногда, правда, вешают лапшу на уши непосвящённым, но не подозревают, что разоблачение может выплыть самым неожиданным образом. Простейший пример:
– Я вот на днях ликвидатора получил.
– Какого ликвидатора?
– Чернобыльского. Я ж месяц там отпахал.
– В самом Чернобыле? На атомной? – крадётся вопрос-ловушка.
– Ну да, в самом Чернобыле, на атомной, – искренне удивлённый лже-ликвидатор и не ждёт подвоха.
– А в Припяти?
– А что в Припяти?
Вот и вся разгадка. Хотелось бы надеяться, что псевдо-ликвидаторы всё же в меньшинстве.
Ближе к эпилогу
Год назад я мне пришло письмо от друга, ныне живущего в далёкой стране. В 89-м Игорь (так зовут моего корреспондента) работал в одном из киевских НИИ. Тогда и получил задание в порядке шефства оказать помощь какому-то колхозу. Игорю не сказали, что объект находится близ 30-километровой зоны отселения. Только утешили:
– Вас и ещё троих сотрудников отвезут микроавтобусом. Так что не заблудитесь.
Поначалу шефы обрадовались возможности хотя бы на день, да за обещанные отгулы, оторваться от городских будней, вдохнуть чистого воздуха, может, где и молочка парного испить.
По мере отдаления от Киева, пишет Игорь, скучнее и мрачнее выглядели придорожные сёла. Всё чаще на глаза попадались усадьбы без признаков жизни. А на подъезде к месту назначения – недостроенные дома без крыш, заставленные лесами. Вокруг кирпич, вёдра, носилки. "Куда же нас везут?" – догадки сменяют одна другую. Вдоль дороги тянется забор из колючей проволоки. Кое-где таблички "Запретная зона". Тогда-то все и поняли, что "попали".
А вот и объект. Кирпичный заводик. Из рабочих – только женщины. Вручную формуют кирпич-сырец, укладывают на вагонетки, вручную же толкают их в печь. Игорь выпытывает у председателя колхоза, мордастенького крупного мужичка:
– А как у вас с радиацией?
Тот широко и немного лукаво улыбается:
– Мы за тридцатикилометровой зоной. У нас если что и есть, то в пределах нормы. Это там… – Указывает на забор.
– Так-так. За "колючкой", значит, радиация есть. А тут – вроде как нет? Ну-ну… – иронически замечает Игорь. Ответа не последовало.
Сделали шефы то, зачем приезжали, сняли необходимые размеры, что-то там ещё. Покормили их в колхозной столовой. Бесплатно. Шикарный обед – борщ с пампушками, жареная свинина с картошкой – оказался для Игоря единственным приятным воспоминанием о поездке.
Интересно, а радиация знает, что ей отвели только тридцать километров радиуса действия? А люди – в курсе? Они тут завод модернизируют, быт налаживается помаленьку, домики строятся полным ходом.
– И сколько ж таких сёл, – думал Игорь на обратном пути, – где "всё в пределах нормы"? А народ себе обживается, дети вырастают, но никто не ведает, что попал в заложники мирного атома.