* * *
- А, это ты, - сказала Аллисон, младшая сестра Остина, открывая дверь. Она произнесла это с таким презрением, что сразу становилось ясно - весь день тренировалась.
- Заходи, Джаред, - сказала миссис Пэйс с улыбкой. Слишком приветливой улыбкой. Её муж сидел в глубине комнаты в кресле и читал газету. В тот момент, когда я переступил порог, он быстро сложил газету, встал и вышел в другую комнату. Остина нигде не было видно.
- Чувствуй себя как дома, - проговорила миссис Пэйс. В её обращении было столько воодушевления - хватило бы на целый стадион болельщиков.
Меня так и подмывало брякнуть: "Знаете, всё это просто ни в какие ворота. Можно, я лучше уйду?" Вместо этого я сказал:
- Спасибо, - и уселся, сделав вид, будто никогда в жизни мне ещё не было так уютно, хотя на самом деле чувствовал себя так, словно сижу на подстилке из гвоздей.
- На обед у нас жаркое, томлёное в горшочке, - всё так же радушно прощебетала миссис Пэйс. - Ты же кушаешь мясо, правда?
- Думаю, кушает. Сырым, - съязвила Аллисон.
По ступенькам медленно, прихрамывая, спустился Остин. Вообще-то, последние пару недель он ходил совершенно нормально, но стоило ему увидеть меня - и его хромота таинственным образом возвращалась. Я не возражал и даже подыгрывал ему. После того, что Теневой клуб учинил над ним, Остин имел полное право постоянно наступать на мою больную мозоль.
- Всё ещё болит? - спросил я.
- Только когда двигаюсь.
Я изобразил улыбку, но, конечно, не мог скрыть, что чувствую себя не в своей тарелке. Остину, казалось, становилось хорошо оттого, что мне нехорошо. Я встал и протянул ему руку, отлично зная, что пожимать её он не станет. Он и не стал. Зрелище того, как я опускаю руку, похоже, доставило Остину ещё один миг удовлетворения.
- К твоему сведению, - произнёс он, - затея с обедом - не моя. Это всё мама.
Стол был накрыт на пятерых, но обедающих оказалось только четверо. Мистер Пэйс не присоединился к нам, хотя я слышал шелест газетных страниц, доносившийся из соседней комнаты.
Миссис Пэйс внесла кушанья, и я буквально набросился на еду - не потому, что был голоден, а чтобы занять свой рот жеванием - тогда мне не нужно будет разговаривать. Остина, наверно, осенила та же идея, но у его сестры были иные планы.
- Так что, - поинтересовалась Аллисон, - каково это - быть не у дел?
Я опустил взгляд на свою тарелку и пожалел, что мясо слишком мягкое - будь оно пожилистее, я бы мог его как следует пожевать несколько минут, прежде чем отвечать.
- У меня теперь много времени на размышления, - сказал я.
- А я думал, для того, чтобы размышлять, нужно иметь мозги, - проговорил Остин.
- Остин, - одёрнула мама, - Джаред сегодня наш гость.
- Спасибо, что напомнила.
В соседней комнате зашелестела газета.
Наконец я не выдержал и задал вопрос, терзавший меня с того момента, как я получил приглашение:
- Миссис Пэйс, надеюсь, вы не станете возражать, если я спрошу... зачем вы меня позвали?
- Чтобы пообедать, конечно, - ответила она.
На помощь матери пришёл Остин.
- В книге по самосовершенствованию, которую штудирует мама, говорится, что мы должны помириться со всеми людьми, которых ненавидим.
- А тебя, - подхватила Аллисон, - мы ненавидим больше всех.
- Ещё фасоли, Джаред? - предложила миссис Пэйс.
В седьмом классе я делал доклад о средневековых пытках: про то, как людей растягивали на дыбе или заключали в "железную деву" - металлический остов, внутри утыканный острыми лезвиями. Думаю, "обед у Пэйсов" мог бы стать органичным дополнением к этому докладу.
Я не отрывал взгляда от своей тарелки, возя в ней вилкой, пока картошка не превратилась в озерцо коричневой каши вокруг острова - куска мяса.
- Послушайте, - сказал я, пряча глаза, - Теневой клуб был ошибкой. То, что мы делали, было неправильно. И я очень сожалею об этом.
- Ах ты сожалеешь? - прогремел позади меня мужской голос. Я обернулся. На пороге столовой стоял мистер Пэйс. - Считаешь, что от твоих сожалений изуродованная лодыжка и шрамы на ногах Остина исчезнут?
- Нет, - проговорил я и заставил себя смотреть ему в глаза, хоть и чувствовал себя при этом полным ничтожеством. - Но я всё равно сожалею.
Мистер Пэйс ушёл, но я продолжал ощущать на себе его взгляд.
- Что-то мне расхотелось есть, - буркнул Остин, со стуком бросил вилку на тарелку, вскочил и кинулся к выходу, лишь на половине пути вспомнив, что надо хромать. Оставил меня со своей мамой, чтобы меня окончательно добила её доброта.
Я быстро доел, вежливо поблагодарил и направился к двери, понимая однако, что не могу вот так взять и уйти. Я обязан был что-то сказать Остину, хотя и понятия не имел что. Я нашёл его в гараже, переоборудованном под игровую комнату - он играл сам с собой в бильярд.
- Ты ещё здесь? - ощерился он и выстрелил в меня шаром, но промахнулся. Либо он был плохим игроком, либо моё присутствие слишком сильно нервировало его. - Чего надо?
Я вдохнул поглубже. Что же мне сказать? Я не был уверен до самого последнего мгновения, но тут слова сами собой заторопились из моего рта:
- Я ушёл из команды, я извинился перед тобой тысячу раз... Похоже, всё напрасно. Скажи, что мне сделать, чтобы искупить свою вину? Я перед тобой в долгу и пойду на что угодно, лишь бы ты остался доволен.
Остин опустил кий.
- Да тебя, похоже, мучает, что я тебя ненавижу! Я прав?
- Ты имеешь полное право ненавидеть меня, - признал я. - Меня, и Шерил, и Рэндала, и всех остальных...
Остин сделал шаг ко мне и произнёс:
- Тогда разреши мне ненавидеть тебя... потому что именно это и доставляет мне удовольствие.
* * *
- Ну, как прошёл обед у Пэйсов? - спросил отец, когда я вернулся домой.
- Хорошо, - сказал я.
Ответ, который, по сути, ни о чём не говорил. Так теперь сложилось между мной и родителями. Раньше я охотно беседовал с ними на любую тему, но со времени пожара на маяке между нами словно пролегла полоса отчуждения; мы утратили способность общаться друг с другом. Я как будто стал для них пустым местом. Они смотрели прямо на меня, но видели при этом что-то другое, не знаю, что. Это очень неприятно, когда ты не в состоянии увидеть отражение себя самого в глазах собственных родителей - надеюсь, вы понимаете, о чём я.
- А подробнее? - настаивал папа, желая получить больше информации.
- Просто хорошо и всё.
Папа открыл холодильник, словно бы собираясь поесть, но на самом деле он притворялся, лишь бы не смотреть на меня. Этот трюк был мне знаком, поскольку я частенько прибегал к нему сам.
- В школе всё нормально?
- Ты имеешь в виду - если не считать тех, кого растоптал бешеный слон?
Он уставился на меня, придерживая одной рукой дверь холодильника.
- Пап, я шучу.
Он захлопнул дверцу.
- У тебя чувство юмора, как у твоей мамы.
Забавно, потому что мама всегда обвиняла меня в том, что у меня чувство юмора как у моего папы. В последнее время никто из них не хотел признавать себя хоть каким-то боком причастным ко мне.
По дороге в свою комнату я думал о бывших членах Теневого клуба: о Шерил, которая подхватила невзначай высказанную мной идею объединить всех "вторых" ребят в тайную организацию и сделала её реальностью; о её младшем брате Рэндале, которому всегда не хватало сотой доли секунды, чтобы стать лучшим пловцом школы; о Даррене Коллинзе, баскетболисте, которому никогда не доставалось той славы, которой он заслуживал; о Джейсоне Пересе, мечтавшем о соло на трубе, которого ему не поручали; о Карин Хан по кличке "О_о", которой постоянно не хватало всего одного очка, чтобы стать лучшей ученицей; об Эбби Сингер - второй по популярности девочке в школе. И, конечно, о себе - вечном серебряном призёре на стометровке...
Всё это казалось страшно важным всего лишь несколько месяцев назад, но когда терроризируешь своих врагов так, как это делали мы, жажда крови притупляется. И хотя мне по-прежнему хотелось совершенствоваться в своём любимом занятии, стремление стать лучше, чем кто-то, пропало.
В конце концов, я примирился с самим собой, я примирился с тем, что мы натворили, но с ненавистью на лице Остина - нет, с ней я примириться никак не мог.
- Тайсон, ты меня ненавидишь? - спросил я, переступив порог его спальни тем же вечером. Когда-то это была наша гостевая комната, но теперь в ней постоянно проживал только один гость - Тайсон.
Вместо ответа он показал мне рисунок, над которым работал.
- Нравится? - спросил он. Это был изящный карандашный набросок городского пейзажа на фоне неба.
- Нравится, - ответил я с хитрой усмешкой. - Тут нет огня.
- Ха-ха, - сказал Тайсон. Думаю, он был единственным человеком, с которым я мог шутить на эту тему - наверно, потому, что я сам присутствовал при его последнем поджоге, когда Тайсон уничтожил собственный дом и едва не угробил нас обоих. Нет, я не считаю себя причиной всех бед мира, но в том пожаре была большая доля моей вины: именно я толкнул Тайсона на этот страшный поступок.
Я взглянул на картинку- она и вправду была хороша, впрочем, как все рисунки Тайсона. И я недаром отметил отсутствие в пейзаже горящих предметов - это было хорошим знаком. Тайсон слишком часто рисовал пламя, пожирающее самолёты, постройки, людей... Его психотерапевт утверждал, что ему полезно давать свободу своим внутренним демонам через живопись. И всё равно это производило жутковатое впечатление.