- Вот именно, что нет, - возразил я, - все получилось совсем не так, как вы думаете: в те времена машина обычно принадлежала самому клиенту, то есть, я имею в виду, ученику, а инструктора нанимали, словно учителя танцев или настройщика фортепиано; в условленный час пан Чажастый подъезжал к дому клиента на своем велосипеде, расстегивал булавку, которой обычно закалывал штанину у лодыжки, следует уточнить, что это была красивая серебряная булавка с крошечным бриллиантиком, и пап Чажастый тут же втыкал ее в английский галстук, затем поправлял фуражку, а порой еще и манжету сорочки и направлялся к подъезду или садовой калитке, поглядывая на часы и проверяя, не приехал ли он минутой раньше, а если так, то замедлял шаг, ибо в те времена весьма дурным тоном считалось опоздать, однако куда худшим - "переспешить", как говорили во Львове; итак - перейдем к существу дела: "ситроен" этот, видите ли, принадлежал моей бабке Марии - подарок дедушки Кароля, тогда еще ходившего в женихах и заканчивавшего Берлинский университет, а поскольку застраховать автомобиль бабушка забыла, то пан Чажастый, стоя у переезда, очень переживал: - Что же теперь панна Мария скажет молодому человеку, быть может, лучше послать письмо, только ни в коем случае не депешу, ибо депеша никогда до добра не доводит, тут и до разрыва помолвки недалеко, а ведь этот пан инженер Кароль такая выгодная партия, - твердил инструктор; тем временем пути очистили от останков автомобиля, и машинист принялся внимательно осматривать свой локомотив - сначала буфера, затем фары и, наконец, заглянул под передние колеса и ощупал поршни, но нигде не обнаружил следов столкновения - ни единой борозды или хоть царапинки - и пришел от этого в полное отчаяние: кто же в дирекции поверит его рассказам, будто столь значительное опоздание вызвано тем, что он протаранил французский автомобиль, кто захочет принять его слова на веру, если доказательства напрочь отсутствуют, пусть даже случившееся подтвердят проводники или какая-нибудь важная шишка из числа пассажиров, начальство все равно останется при своем мнении и все равно лишит его премии или, хуже того, понизит в должности, и никогда больше - на этом месте машинист чуть не заплакал - он не поведет курьерский "Вильно - Львов" или sleeping "Львов - Варшава - Познань - Берлин"; к счастью, однако, - мы с панной Цивле стояли на светофоре, и я видел, что рассказ мой доставляет ей истинное наслаждение, ибо она совершенно позабыла, что за рулем следует сидеть мне, - к счастью, однако, - продолжал я, - в том же поезде, первым классом, ехал мистер Генри Ллойд-Джонс, репортер лондонской "Таймс", которого командировали в район Восточной Малопольши собирать материалы о гуцулах; так вот, Ллойд-Джонс этот первым выскочил из вагона и немедленно принялся за работу: - That’s terrific, - бормотал он, фотографируя останки французского автомобиля, - it looks like Waterloo, - удовлетворенно повторял журналист, нацеливая объектив на покоившуюся в луже эмблему "ситроена", - absolutely amazing, - хихикал он, запечатлевая польский локомотив, который позже в своем репортаже уподобил славянскому Веллингтону. - И вот, - рассказывал я панне Цивле, - представьте себе, что благодаря этим фотографиям и статье в "Таймс" под названием "Everyone was deeply touched" или что-то в этом роде, за опоздание наш машинист получил никакой не выговор, а, напротив, золотые часы и грамоту, а бабке Марии, несмотря на то, что автомобиль, как я уже говорил, застрахован не был, мсье Россе, представитель фирмы "Ситроен" во всей Восточной Европе, уже через несколько дней вручил ключи от новой машины. - Нет, не может быть! - воскликнула панна Цивле, взглянув в зеркало, - золотые часы и новый "ситроен"? Да ведь такой автомобиль наверняка стоил кучу денег, небось, еще больше, чем теперь. - Верно, - согласился я, - но всему виной англосаксонская пресса, уже в ту пору сила нешуточная. Напечатай фотографии жалких останков "ситроена" и целого-невредимого локомотива, к примеру, "Курьер львовски" или "Гонец Всходней Малопольски", опиши все, как было, скажем, "Илюстрованы курьер цодзенны", пусть бы даже репортаж сопровождался снимками с места происшествия, ни одна собака бы не поверила: - Грош цена этим байкам, - в один голос твердили бы читатели, - каким же, интересно, чудом, - гоготали бы они, - на локомотиве не осталось ни царапины, да еще это пресловутое везение, благодаря которому парочка якобы успела вовремя выскочить из лимузина, ну уж нет, нас на такой бездарной мякине не проведешь, это же чушь на постном масле, будто барышню с ее инструктором спасла Матерь Божья, нечего нам тут припутывать религию к сенсации или, хуже того, к рекламе! - Но когда статья спустя несколько дней появилась на страницах "Таймс", реакция и последствия оказались совершенно иного рода. Сперва в Хшанов позвонил мистер Уиллман Кокс из Лондона, заявивший: - Дорогой пан директор Зелинский, позвольте заказать вашей фабрике пятнадцать локомотивов, это для начала, а вообще-то, признаюсь вам по секрету, с подобной ситуацией я сталкиваюсь впервые за все время руководства "Бритиш рейлвейз" - звонят самые обыкновенные люди и орут в трубку: - Отчего у нас нет таких локомотивов? Отчего на родине Ватта и Стивенсона не производят такое чудо? Мы требуем, чтобы наши поезда обслуживались только этими машинами и никакими другими. - Но и это еще не все, дорогой пан директор Зелинский, - вещал президент "Бритиш рейлвейз", - вчера, представьте себе, я имел беседу на Даунинг-стрит, и личный секретарь господина премьера любезно информировал меня, что фотографию вашего локомотива, распоровшего этого французского уродца, эту их республиканскую жестянку из-под сардин, так вот, снимок весьма удовлетворенно рассматривали господин премьер с наследником трона, принцем Уэльским, чье Высочество соблаговолило поинтересоваться сальдо торгового оборота с вашей героической страной, и это побудило министра путей сообщения расспросить меня о вашей фабрике; я ответил, что мы давно уже сотрудничаем, и единственное, что связывает мне руки, это наши таможенные пошлины на паровозы, семафоры et cetera, а министр ответил: - Поставим вопрос на заседании палаты общин, - per saldo спешу довести до вашего сведения, дорогой пан директор Зелинский, что мы официально заказываем пятнадцать паровозов, причем без всяких обкаток, а если вы окажете нам любезность и доверите посреднические услуги - понимаю, понимаю, это вопрос весьма деликатный, - так вот, в качестве ваших посредников мы можем продать двадцать штук в Австралию, тридцать две в Индию, семь на Цейлон, восемь в Бантустан и один на Фолкленды - один, потому что там мы пока еще только проектируем первую железную дорогу. - Перестаньте, бога ради, - отмахнулась панна Цивле, отпустив на мгновение руль, - перестаньте, или мы сейчас окажемся на тротуаре. Ну, а "ситроен"? - поинтересовалась она тут же, включая правый поворотник и медленно, через трамвайные пути, въезжая на учебную площадку. - Как же обстояло дело с новым "ситроеном"? - Сперва часы, - заметил я, чувствуя приближение критического момента, - золотая "Омега" машиниста! Итак, представьте, сразу после звонка мистера Кокса директору хшановских паровозных заводов пошли пересуды: машиниста, мол, надо бы вознаградить - как это понимать, на что это вообще похоже, почему такой достойный человек остался без премии? - Подобное возможно только у нас, где в расчет берутся одни лишь протекции и знакомства, а не честный труд; словом, узнав о негласном распоряжении via Варшавы, Львовская дирекция железных дорог готова была вызвать виновника суеты немедленно, хотя бы и телеграфом, прямо с трассы, но тут оказалось, что машинист Гнатюк, оформив еще в тот драматический день очередной двухнедельный отпуск, бесследно исчез, и беднягу, пожалуй, даже оставили бы в покое, кабы не звонки - сперва из Варшавской дирекции железных дорог, потом из министерства путей сообщения, затем из министерства промышленности и, наконец, из министерства внутренних дел.