Еще живя с Арчи, Настя часто видела по TV рекламу об экономии электричества - на экране просто становилось темно И еще - советовали экономить воду. Мальчик туго закручивал кран, из которого до этого капала вода. Каждое утро на Кловердэйл можно было надевать резиновые сапоги: все было залито водой, которой поливались газончики перед домами. Трава все равно оставалась полумертвой.
Свернув на авеню Звезд, проехав мимо гигантского шопинг-центра, они въехали в паркинг развлекательного комплекса Сенчури Сити. Где-то внизу на квадратных лапах стояли Здания Близнецов. Широченные лестницы освещались фонарями в виде культивированных деревьев. С пятого снизу этажа паркинга вверх вели узенькие ленты эскалаторов. Напротив Шуберт Театра, где вот уже год был бродвейский мюзик-холл Chorus Line, размещалось четыре кинозала.
Герой "Заводного Апельсина" - гадкий Алекс - чем-то напомнил Насте Сашу. Саша, тоже называвший себя Алексом, был, конечно, трусливей. После фильма Виктор предложил спуститься на этаж ниже, в бар. Они пошли по лестнице, будто предназначенной для колонн гимнастов-энтузиастов, для шеренг… Они были единственными, кто спускался не по эскалатору.
Архитектура Города Века Насте казалась безжизненной: "Как после химической атаки - бесчеловечно". Здания эпохи Сталина в Москве, Германия будущего, задуманная Гитлером-Шпеером были будто мощнее. Впечатляюще. И в них чувствовалось прославление того, кто победил человека. "Здесь же совсем нет лица, безлико здесь".
Настя заказала водку-орандж. Виктор попросил то же самое и сказал, что в Америке этот коктейль называется "screw-driver". Настя засмеялась и шепнула, что никогда не сможет заказать напиток, потому что обязательно добавит предлог "с" и получится screw with driver!
- В английском, Настя, глагол можно использовать в разных значениях. Если я тебе позвоню и скажу, что прибуду через час, это одно. А если я тебе скажу в постели: "I am coming", - это будет значить, что самый прекрасный момент сейчас произойдет. Он с тобой действительно прекрасен, этот момент.
Настя не могла ему ответить тем же комплиментом, потому что никуда не "прибывала" с ним.
Возвращаясь, они проехали по Сан-Висенте-бульвару, мимо студии Джорджа Коста.
- Он так любит тебя, Джордж. С ума от тебя сходит.
- Виктор, Джордж любит Ли.
- Настя, я имею в виду, что ты ему нравишься. Все русские так серьезно относятся к словам?
- Я не знаю о всех русских, но вы, американцы, слишком беззаботно относитесь. Ты счастлив? Ах, я счастлив! Как вообще можно спрашивать о счастье? Это такой интимный вопрос, по-моему.
- Но это как раз та же ситуация, что я объяснял тебе в баре. Если ты спрашиваешь приятеля на улице, счастлив ли он, ты имеешь в виду его настроение. Всего лишь.
- Зачем же иметь что-то в виду? Почему не спросить прямо о настроении? Из-за боязни, что скажет - в плохом? Когда слова используют так, они теряют свое значение. Я люблю лыжи. Я люблю тебя.
Виктор оставил свою машину под окнами Настиной квартиры и достал из багажника чехол с костюмом. Насте это не понравилось - "раз он привез с собой одежду, то уверен был, что останется у меня". Она ничего не сказала, но подумала, что в следующий раз, когда он позвонит, она скажет, что занята. А потом еще раз. И еще.
Виктор сидел на диване и поглядывал за окно. С улицы доносился голос Семена. Настя задернула шторы.
- Здесь много русских?
- Да, Виктор. К сожалению.
Всех приехавших из Советского Союза называли русскими. Но тот же Семен был латышским евреем. Может, он шел к жуткому типу, готовящему плов? Тот был из Ашхабада. Туркмен. Еще на Кловердэйл жила семья молдавских евреев и одинокий, считающийся всеми сумасшедшим, парень из-под Алма-Аты.
Утром Настю разбудил телефонный звонок Джоди. Виктора в квартире уже не было. На столе она нашла его записку: "Дорогая Настя. Я был счастлив вчера с тобой. (Слово "счастлив" было несколько раз подчеркнуто.) Ты освещаешь мои дни и ночи. Твой Виктор". Настя положила листок в папку, где хранила ценные бумаги и желтый дневник, который Арчи принимал за тетрадку для английского языка. Может, он что-нибудь понял бы о Насте, о себе, затянув в ее дневник… Когда Настя сказала ему об этом, он вытаращил глаза: "Да чего ты там писать могла? На хуя писать?"
Джоди сообщила о времени репетиции для шоу лучших дизайнеров Лос-Анджелеса. Должно оно было происходить в только что отстроенном "Pacific Design Center". Центр был еще закрыт - внутри велись последние отделочные работы. Но через десять дней двери голубого, вовсе не соответствующего цвету Тихого океана в Лос-Хамовске центра распахнутся и владельцы галерей, торгующих картинами, коврами, керамикой, плитками для отделки ванных, сухими цветами и, может, даже "баночками с клопами", выложат ежемесячный rent - кто 5 тысяч, кто только 2, а кто-то и 12 тысяч.
Примерку-репетицию, за которую не платили, устроили в самом центре. На втором этаже, где размещались дизайнеры со своими мешками аксессуаров, обуви и длинными, на колесиках, вешалками с одеждой, был шум и беготня. Манекенщицы скорее хотели отделаться от неоплачиваемой работы, дизайнеры же, наоборот, старались как-то выгадать из нерегламентированного времени. И, конечно, каждый из них считал себя лучшим, а всех остальных "bullshit". "Что это за бул-шит на тебе?" - возмущался один из них, когда манекенщица, не успев снять полностью одежду другого, подбегала к нему. На колоннах развевались приклеенные списки с именами моделей, номерами выходов. Кто-нибудь все время срывал их и бежал к главной устроительнице шоу Джоанн: "Смотри, смотри! Как она может сделать мой выход, если она в это время у Музы? Это невероятно!" Списки переделывали, но опять что-нибудь не совпадало, и все начиналось сначала.
Манекенщицы стояли у лестницы, с которой должно было начаться шоу. Эта лестница пугала многих. Настю тоже - там внизу, на "языке", все будет хорошо, но сначала надо спуститься двенадцать раз на высоченных каблуках! Во всех этих безумных одеждах - пальто-шинели до пят, в шифоне, из которого можно было бы нашить пачек для всего "Лебединого озера", в накидке с капюшоном, который надо опустить на самые глаза: "Пусть будут видны только твои губы!" - настаивал дизайнер в простеньком костюмчике к которому был добавлен finishing touch в виде огромной шляпы-корабля…
Пасифик Центр находился на Мелроуз, в той части, где улицу усиленно оевропеивали - открывали магазины с французскими названиями, французские же кафе. Очень модно было пить кир и заказывать шоколадное суфле заранее.
За углом, на Сан-Висенте, жил Джордж Кост, и Настя заехала сказать "Hi". Мулат Джордж открыл двери, и Настя сразу увидела посередине студии в плетеном кресле огромную женщину. Она будто сошла со скульптуры на Выставке достижений народного хозяйства в Москве. Компаньона - рабочего с молотом - мог бы заменить разве что Шварценеггер.
- Дарлинг! Какой сюрприз! Вот, это Марго Хемингуэй. Марго, это - Настия. Она из Советского Союза.
- Хай, Настья! - Марго раскачивала огромной голой и, как показалось Насте, грязной ступней.
Ли-Сан-Ли вышел из своей рабочей комнаты и, поцеловавшись с Настей, позвал Марго на примерку. Она встала и, тяжело ступая по ковру, пошла. Как по траве. "Вот таких женщин надо снимать в фильмах по романам Шолохова… Ей никто не скажет, что надо похудеть. Да это и бесполезно - она просто здоровая баба, с крестьянской костью", - подумала Настя.
- Она вся в дедушку, да, Настя?! Надеюсь, что платье ей подойдет, - Джордж уселся в плетеное кресло, уместив в него и ноги. - Ли на тебя примерял платье… Ты не слышала, как я вчера кричал вам? Виктор милый парень. Я видел его сегодня в Беверли-Хиллз в новом бутике "Селин".
На открытии "Селин" Настя была с Виктором. Сначала было шоу, в котором она участвовала, затем пати, на который она осталась. Виктор знакомил ее с владельцами магазинов, ресторанов. Она всем очень нравилась. Ей не нравилось, что какие-то снобы обсуждают ее при ней же. Она выпила много шампанского и очень хотела поругаться с кем-нибудь. Когда Виктор восторженно сказал, что она очень-очень понравилась владельцу дискотеки "Daisy", дорогого магазина "Giorgio" и еще скольких-то блоков на Родео Драйв, Настя впервые выругалась по-английски. "Конечно, он хотел бы меня выебать!" - потому что владелец всего перечисленного вообразил себя владельцем еще и Настиной попы и долго держался за нее рукой с пигментными пятнами.
Настя не дождалась демонстрации маленького сиреневого платья. "Оно не может застегнуться на ней. Я сама в нем еле дышу!" - несколько злорадно "подумала она, но потом решила, что это не имеет значения - Ли его расставит для мисс Хемингуэй. "Для специальной истории в "Плейбой" я тоже могу что-нибудь придумать. Что я правнучка Романовых! Анастасия! У них и фильм такой был".
Anastasia, tell me who you are,
Are you someone from another star?
Anastasia, are you what you seem?
Do your sad eyes remember a dream?
- пел Арчи Насте в Москве, отвозя ее домой на машине.