- Да… – сказал Лёня Захаров. – Я таких и не видел никогда. Они что, все такие дорогие?
- Нет, здесь разные. Та, по–моему, самая дорогая была.
- Так, так. А не могла она её продать кому‑нибудь?
Продать? В. В. очень удивился бы, узнав о том, что жена его что‑либо вздумала продать из их дома, а куклу – тем более. Нужды в деньгах она не знает, он даёт ей достаточные суммы на собственные её расходы и никогда даже не интересуется, куда она их тратит. Дорогих украшений она себе не покупает (не любит), магазины вообще терпеть не может и никогда сама в них не ходит, разве что с ним, да и то в случае крайней необходимости, когда нужно бывает, к примеру, выбрать кому‑то подарок. Стоит завестись у неё лишним деньгам, как она тут же отдаёт их кому‑то из своих сестёр или племянников, и он об этом знает. Но если бы ей понадобилась вдруг серьёзная сумма на что‑то такое, о чём она не хотела бы ему говорить (само это предположение было для В. В. крайне неприятным, так как означало, что у жены могли быть от него какие‑то тайны), то и тогда она могла снять эти деньги со своей кредитной карточки, он бы и знать не знал. Так что продавать куклу она в любом случае не станет.
- Если бы ты сказал "подарить", я бы ещё подумал, а продать – нет, что ты!
- А что она с ними делала, с этими куклами?
В. В. пожал плечами.
- Ничего. Любовалась. Иногда пересаживала с места на место.
- Из дому она их когда‑нибудь выносила, ну, там… показать кому‑то?
- Не думаю.
- А в городе кто‑нибудь ещё собирает таких кукол?
- Понятия не имею.
- А кто знает об этой вашей коллекции?
- Да все знают, кто у нас в доме бывал, она всем показывала.
- Так–так… – сказал Лёня Захаров. – Интересно. Значит, в доме находится коллекция дорогих кукол, все об этом знают, и в один прекрасный день, вернее вечер, или даже ночь, точно пока не установлено, прямо из дома – без всяких следов проникновения и взлома - пропадает самая дорогая кукла, и вместе с ней хозяйка…
- Хозяйка, и вместе с ней кукла, - поправил В. В.
Лёня Захаров внимательно на него посмотрел и сказал:
- А вот этого мы с тобой как раз и не знаем.
4
Моя дорогая девочка! Я начинаю эти записки, когда до твоего рождения остаётся четыре месяца, и надеюсь закончить их как раз ко времени твоего появления на свет. Расчёт у меня простой: как только это произойдёт, мне станет не до писания, так что надо успеть.
Первый раз ты возьмёшь эту тетрадь в руки лет, я думаю, в семь – для того лишь, чтобы обнаружить на обложке своё имя. По–настоящему читать её ты начнёшь, вероятно, лет в 14, как раз в этом возрасте у девочки просыпается первый интерес к взрослой жизни. Боюсь, не всё, что здесь написано, ты сумеешь понять с первого раза, но ведь потом, на протяжении всей твоей долгой и, я надеюсь, счастливой жизни у тебя ещё будет возможность не раз перечесть эти страницы – и в 21, и в 35, и в 49… - пока сама не достигнешь того возраста, в котором они писались. Так, постепенно откроются все обращённые к тебе послания.
Столь неожиданная и странная идея пришла мне в голову 9 июля 2002 года, в Москве, при выходе из Центра "Мать и дитя", где за полчаса до того, в тёмном кабинете УЗИ я впервые увидела на экране монитора мерцающие очертания твоего лба и твоих маленьких ручек, которые будто пытались послать всем присутствовавшим свой привет из глубин материнского лона.
- Девочка! – возгласил доктор.
В ту же секунду я поняла, что люблю тебя всем сердцем.
Но… Мне ли не знать, каково это – родиться на свет женщиной.
Бедная малютка! – думала я в тот день. – Сколько подвохов ждёт её в этом мире. И кому, как не мне, предупредить её обо всём, пока не поздно!
Неделю спустя я начала эти записки.
Мне придётся рассказать тебе кое‑что из своей жизни.
Я родилась в год Тигра, месяц Скорпиона, день ракетных войск и артиллерии.
С такими "выходными данными" следовало бы явиться на свет мальчику, но есть дела, которыми ведает один Господь Бог.
Про артиллерию я знала всегда (мой отец был на войне артиллеристом), а про Тигра и Скорпиона лет до тридцати даже не слыхала, потому что массовое увлечение восточным гороскопом началось у нас только в начале 80–х. До того люди понятия не имели, кто какого года, и часто говорили о себе, что они родились "за год до войны" или "через год после Победы"… Так вот, если считать по–старому, то и я родилась через пять лет после войны, за три года до смерти Сталина, в самый революционный месяц нашего календаря, но, слава Богу, не 7–го, а позже, иначе в детстве у меня никогда не было бы своего, отдельного дня рождения.
В то далёкое время страна называлась СССР, а город, где это случилось, временно носил имя одного из советских вождей второго плана – Валериана Куйбышева. Теперь он снова, как было задолго до моего рождения, называется Самара. Новое старое название мне нравится, но я забываю, что имею к нему какое- то отношение и часто пропускаю мимо ушей. В Куйбышеве–Самаре я никогда после детства не бывала.
На этом свете я оказалась случайно. Мы все здесь случайно, просто одни рождаются от запланированной и, значит, желанной беременности, а другие – от нечаянной, про которую ещё подумают: оставить – не оставить. У тех, кому повезёт, есть врождённая способность к выживанию в трудных условиях.
Мне повезло трижды.
Сначала, когда сошлись вместе несколько обстоятельств, любого из которых (например, армейской командировки моего отца в Куйбышев или вечера танцев в клубе авиационного завода, где работала моя мать) могло и не быть, и тогда вся цепочка нарушилась бы, а моё место в этом мире осталось бы незанятым.
Потом, когда мама после долгих колебаний решила все же меня оставить.
А третий раз мне повезло уже на родильном столе. Я пробивалась на свет долго и мучительно, обессилев сама и почти обескровив свою мать. Когда после многочасовых схваток, нас с ней, наконец, разъединили, к радости врачей оказалось, что обе мы живы. Ожидали крупного мальчика, а родилась средних размеров (3 кг и 50 см) девочка, едва отмыв которую, акушерка, якобы, сказала измученной роженице:
- Красавица! Прямо куколка!
На что роженица будто бы ответила:
- О, господи, неужели и ей придётся когда‑нибудь так же мучиться?
Было воскресенье, ровно три часа пополудни, время моё пошло.
В детстве я думала, что взрослые, ожидая ребёнка, потому всегда хотят, чтобы у них был мальчик, что мальчики лучше девочек, мальчики – это какие‑то более полноценные существа. А кому не хочется иметь полноценное дитя! Позже я стала думать про это немного по–другому. Просто взрослые наверняка знают, что мальчику, мужчине легче прожить на этом свете. Что прожить! Им даже родиться легче, чем нам! У мамы, родившей после меня ещё двоих детей, была на этот счёт своя, выстраданная теория, гласившая, что девочки всегда рождаются в муках, а мальчики "выскакивают только так".
Я была уже взрослой девицей, когда однажды мне пришло в голову отсчитать от дня ракетных войск и артиллерии девять месяцев назад и вычислить день своего зачатия. Это оказалось несложно: на сороковую в обратном счёте неделю падал день Советской Армии и Военно–Морского Флота (все‑таки мне следовало родиться мальчиком!). Получалось, что родители, скорее всего, зачали меня в мамин день рождения, приходившийся как раз на этот праздник. Сообразив это, я страшно разволновалась, меня прямо бросило в жар и в краску.
Вот странно! Почему это о дне своего рождения думать легко и приятно, а о дне зачатия – стыдно? Словно быть замешанным (в буквальном смысле слова) в чужом совокуплении нехорошо, неприлично. Другое дело – рождение, ведь это – исход, прорыв на волю, к собственной, отдельной от материнской жизни. Каждая девочка знает, что это – святое, а то – грех (как будто одно без другого возможно!).
Впрочем, если вспомнить Деву Марию, Пресвятую нашу Богородицу… Одно время я много думала о ней, и так думала, и этак… Женщине труднее, чем мужчине уверовать в чудо непорочности, всё время что‑то мешает. Недаром же все Евангелия писаны мужчинами. Но, как мне объяснил недавно мой собственный сын (твой отец), о том, что сказано в Писании, вообще не надо думать, раз думаешь, значит, сомневаешься, а надо просто верить.
- Ты веришь? – строго спросил сын.
- Верю, - оробев, сказала я.
- Ну и все.
Нет сомнения, ты родишься красивой девочкой. Может быть, даже очень красивой, настолько, что именно красота определит всю твою дальнейшую судьбу. Тут уж ничего не поделаешь: несколько поколений красивых мужчин и женщин стоят за твоим появлением на свет. Но я должна тебя кое о чём предупредить.
Девочек воспитывают иначе, чем мальчиков. Красивых девочек – иначе, чем девочек обыкновенных. И дело не в количестве расточаемой любви. Тут как раз обратная зависимость, и сильнее всего любят маленьких калек и уродцев, если, конечно, сразу, не глядя, не отдадут их в приют. Но уродцам стараются не напоминать об их изъяне (во всяком случае, родные). Красивой девочке с самого рождения постоянно твердят, что она красивая. Только и слышно со всех сторон: кукла, куколка, красавица!
Сначала ты живёшь себе и живёшь, ни о чём таком не думаешь, поедаешь в большом количестве шоколад и мороженое, качаешься на качелях и купаешься в любви окружающих тебя взрослых – в основном, конечно, женщин – мамы, бабушки и тётушки. (Папа тоже присутствует, но где‑то там, на заднем плане). Чужие, случайно встреченные люди, увидев тебя, умиляются и говорят:
- Ой, какая у вас красивая девочка! Наверное, артисткой будет?