- Так точно! Слушаюсь! - откликнулся с заднего сиденья Костюк.
Через сорок лет Рифкат Алимханов повторит мудрый дипломатический ход Костюка и купит себе за тысячу долларов еврейскую фамилию, чтобы свинтить за бугор…
Только Теодор Карлович, урожденный немец Роттенберг, станет украинцем "Костюком" значительно дешевле. Но тогда и на все цены были другие. А всего лишь за одно слово "доллар" в то время можно было схлопотать срок на всю катушку!
Теодор Карлович уже здесь, на поселении, взял и просто женился на красивой, отчаянной и молодой поблядухе Любке Костюк, сосланной сюда за любительскую проституцию и незначительную скупку краденого. И взял ее фамилию.
- Костюк! А Костюк!.. - не оборачиваясь назад, окликнул Костюка Хачикян. - Все хотел спросить, да забывал. Ты ж немец! А почему тогда фамилия "Костюк"?
- Я, товарищ подполковник, когда на Любочке женился, официально сменил свою фамилию Роттенберг на ее - Костюк.
- Зачем? - удивился Хачикян.
- А чтоб за еврея не принимали.
- Молоток! - одобрительно произнес подполковник Хачикян. - Это правильно! Это - по-нашему! По-советски! А то потом доказывай.
Он вынул пачку сигарет "ВТ", сам закурил и предложил Рафику.
- Спасибо. Не курю, гражданин подполковник.
Вот тут-то и произошло Второе чудо! Может быть, и не очень "чудо", но такого в колониях и лагерях, кажется, нигде не бывало.
- Ты… Вот что, Рафик… Или, как там тебя лучше называть, - смущенно проговорил подполковник Хачикян. - Если мы в неофициальной ситуации, говори мне просто - Гамлет Степанович.
- Спасибо, Гамлет Степанович, - просто ответил ему Рафик, и Хачикяну это очень понравилось.
Третье чудо произошло через четыре месяца.
Если попробовать назвать третьим чудом то, о чем сейчас подумал и вспомнил Кирилл Петрович Теплов, то он о нем знал просто из первых рук!
…В начале 1968 года Кириллу Петровичу позвонил главный редактор студии документальных фильмов и предложил написать сценарий и дикторский текст к двадцатиминутному фильму о процессе над десятью эстонцами, служившими во время войны в знаменитом эстонском легионе СС, в так называемых отрядах "Омакайтсе".
Процесс проходил в Пскове, на территории "совершенных преступлений". Если Теплов согласен, то он…
… - О, черт подери!.. - простонал Кирилл Петрович. - Прости, Рафик… Мне так хреново от этой химии!..
Он попытался было встать с кровати, чтобы бежать в туалет, но дикая тошнота вдруг стала неудержимо подниматься из желудка, из разрывающегося от боли кишечника наверх. Старик Теплов схватил пластмассовый тазик, стоявший на стуле у его кровати…
- Извини меня, Рафик… - только и успел проговорить Кирилл Петрович, как его начало рвать ничем, какой-то омерзительной зеленоватой слизью, безжалостно сбивая ему дыхание, заставляя бешено колотиться сердце, с жуткими провалами и пугающей аритмией…
…Когда приступ закончился и осталось лишь прерывистое дыхание и трясущееся сердце, он вытер рот бумажной салфеткой и сел на кровати, свесив худые ноги. А потом попытался пальцами ног нащупать под кроватью свои тапочки. Тазик двумя руками он держал на коленях.
- Левее… - направлял его Рифкат, внимательно следя за попытками Теплова обнаружить свои шлепанцы. - Теперь чуть вперед. Много… Чуть-чуть назад и еще левее. Молодец!
- Пойду тазик вымою… - виновато сказал Кирилл Петрович.
…так вот, если Теплов согласен, пусть заскочит на студию и заключит договор. И даже может получить аванс. Этот сценарий и сопроводительный текст пойдут по высшей ставке, ибо это заказ Обкома! И нужно сегодня же ехать в Псков. Съемочная группа уже неделю как сидит в Пскове на этом процессе, но режиссер прихварывает, и присутствие Теплова там - более чем желательно!
Хорошо зная режиссера, который "прихварывал" в Пскове, Теплов понял, что данное творческое лицо попросту сорвалось и запило вмертвую.
Зоя быстренько собрала для Кирилла все необходимое, Теплов сел в свою "Победу" и, подписав договор на студии, прямиком помчался в Псков… Как и представил себе Кирилл - режиссер пил без просыпу, съемочная группа, состоящая из четырех человек - очень милого парня кинооператора, его ассистента, звукооператора и парнишки осветителя, - брошенная на произвол судьбы загулявшим режиссером, хаотически снимала почти все заседания областного суда. Шел дикий перерасход пленки. Что крайне беспокоило пятого члена группы - директора картины - недавнюю выпускницу Всесоюзного института кинематографии. От приезда Кирилла она была просто в щенячьем восторге! Он ей в Ленинграде еще очень и очень нравился, а уж тут-то, вдали от шума городского, в гостинице, где разместилась съемочная группа и жили несколько эстонских адвокатов, вполне могло бы кое-что и произойти…
Режиссера она с трудом отправила "долечиваться" в Ленинград и все свои дамские и административные надежды возложила на Кирилла Теплова.
Состав подсудимых был более чем странен.
Один был Героем Социалистического труда, председателем какого-то колхоза, второй - директором электростанции, кавалером двух орденов Трудового Красного Знамени. Третий - лучший животновод Эстонии, недавно награжден орденом "Знак почета"… Все они были известными и уважаемыми в Эстонии людьми. И депутатами местных советов, и просто рачительными хозяевами и отличными профессионалами в своем деле…
Однако оказалось, что все они во время войны служили в известном немецко-фашистском Эстонском легионе, в карательных отрядах "Омакайтсе". Именно здесь, на Псковщине.
То, что они служили немцам, - секрета не было. Сразу после войны они за это отсидели на Воркуте и под Соликамском лет по восемь, по десять. Сидели они там за то, что якобы были насильно мобилизованы в немецкую армию. А вот сейчас выяснилось, что никто их не мобилизовывал и служили они там очень даже ревностно и добровольно.
В самых страшных войсках - СС.
Подсудимых снимали не только в зале областного суда. Кагэбэшники вывозили их вместе со свидетелями, экспертами и киногруппой в места массовых расстрелов мирных жителей.
Кладбищенские землекопы разрывали могилы двадцатипятилетней давности, вытаскивали простреленные черепа, а один комитетчик, выразительно поглядывая на характерную физиономию симпатичного кинооператора по фамилии Цейтлин, рассказывал об уничтожении четырехсот пятидесяти евреев только вот в этом захоронении…
Две недели Теплов проторчал в Пскове на этом процессе. Даже сумел установить какие-то доверительные отношения с председательствующим в суде старым и опытным юристом - одноногим инвалидом войны на скрипучем и щелкающем протезе. Выяснилось, что одноногий судья хорошо знал фамилию журналиста Теплова и когда-то часто читал его статьи.
Девятерых эстонцев приговорили к расстрелу. Десятому дали двадцать лет. В сорок пятом году ему еще не было восемнадцати.
Киносъемочная группа небогато "гульнула" в гостиничном ресторанчике и через час, на ночь глядя, должна была уехать со всей своей съемочной, звукозаписывающей и осветительной аппаратурой в Ленинград на небольшом студийном автобусе.
Кирилл побывал в гостях у судьи, где они под всякие тяжкие и осторожные разговоры, в очень провинциальной и крайне небогатой квартирке судьи, выпили полторы бутылки "Столичной".
Прощаясь с бывшим знаменитым журналистом Кириллом Тепловым, уже в дверях, одноногий старый судья на скрипучем протезе вдруг почти трезво сказал:
- А ты, сынок, думаешь, мне легко в конце обвинительного заключения произнести - "…к высшей мере наказания - расстрелу"? - и добавил дрогнувшим голосом: - Они ж мне живыми снятся… Я потом месяц спать не могу.
В гостинице Теплову пришлось поучаствовать и в предотъездном прощальном ужине группы. Где он тоже опрокинул пару рюмок.
Естественно, чтобы сейчас сесть за руль "Победы" и укатить в Ленинград - не могло быть и речи. И Теплов отложил свой отъезд на завтрашний день.
Юная выпускница ВГИКа, директор картины, тихо и пьяненько взяла с него слово, что после того, как она проводит группу, он - Кирилл Петрович - обязательно зайдет к ней в номер. В любое время!
Она тоже остается до завтра - оплатить гостиничные счета, подписать какие-то бумаги, куда-то поставить печать. Короче - она ждет…
Неподалеку от их шумного стола ужинали четыре эстонских адвоката.
Когда киногруппа распрощалась с Тепловым и весело покинула ресторан, к Кириллу подошел пожилой и толстый эстонец-адвокат и пригласил его продолжить ужин за их адвокатским столом.
Эстонцы аккуратно пили дорогой коньяк и достаточно тактично поинтересовались - почему когда-то Кирилл ушел из той могучей газеты, где они часто читали статьи, подписанные его именем. Ибо это была такая "всесоюзная" газета, не читать которую было просто опасно.
После тягостного вечера в странно нищеватой квартирке председателя суда, только что приговорившего девятерых к смерти, а десятого к двадцати годам заключения, после выпитой водки с этим искалеченным войной человеком, после полной нестыковки настроения Кирилла с весельем отъезжающей киногруппы, Кирилл даже обрадовался такой смене ситуации…
Однако он хорошо помнил, что обещал постучать в дверь гостиничного номера хорошенькой директрисы документального фильмопроизводства, и боязнь оказаться "не в форме" после такого большого количества выпитого заставила его очень осторожно отнестись к дорогому коньяку.