Лежал, уставившись в потолок, слушал глухой голос Рафика.
- Ты, Кира, не думай, что я тебе рассказываю, как хорошо там было… Просто не хочу, чтобы ты переживал и нервничал. Тебе еще знаешь сколько сил после операции потребуется?.. И потом, хрен ли я тебя буду мучить подробностями? Ты же, наверное, и Солженицына читал, и Шаламова, и… Кто только не писал про это?!. А сейчас еще и эти разноцветные книжки пошли, сериалы всякие по ящику… Врут, конечно, много. Особенно бабы. Были, конечно, нормальные… Вламывали, как лошади, в своих женских зонах, бедняги. А сколько было таких, что у начальничков полы мыли? А это что значит? Сам понимаешь. Но все равно, не знаю, как сейчас… Погоди!
Рафик от боли сжался в комочек, нажал на кнопку, выдохнул с хрипом:
- Что-то приступы зачастили, мать их в душу ети… Я говорю, не знаю, как сейчас, а в наше время "политики" тянули срок культурнее. Не то что мы - кто по "уголовке" чалился. Сейчас оглянешься - кошмар! А тогда вроде как норма. Ко всему привыкаешь. И резали друг друга, и вешали, и в карты проигрывали… В карцере, в штрафном изоляторе, в бетонный пол куски рельсов вертикально вмазаны - сантиметров по сорок. Ни сесть, ни лечь… Воды - по щиколотку… Туберкулез, сифон, цинга… В бараке - "петухи" под нарами. "Законники" и паханы нажрутся чифиря или одеколона тройного… Помнишь, был такой? Его слегка водой разведешь, он сразу белеет, такой мутненький… Вытащат парочку "петухов" из-под нар, те отсосут, кому надо, их в очередь, хором в "очко" отшкворят, морды набьют и обратно под нары загонят… Все было. Вешались, травились, "куму" стучали, гвозди глотали, чтоб в санчасть закосить… Все, Петрович, было. Думаешь, сегодня что-нибудь изменилось? Да ни хрена! Сотворили парочку показательных колоний, типа пионерского лагеря… С койками, по линеечке застланными… Чтоб начальство туда возить, чтоб иностранцам понтяру втюхивать… А в остальных - все как было. Я с "откинувшимися"… в смысле - освободившимися, разговаривал… Во всех зонах одно и то же. Это мне тогда лично фарт выпал, что у меня руки нормально вставлены. Уж кому-кому, а мне грех жаловаться!.. Ты не спишь?
- Нет.
"Не сплю я, Рафик, не сплю… - думал Кирилл Петрович. - И тебя слушаю, и свое перед глазами колышется… Я сейчас будто в двойной экспозиции - одно накладывается на другое… Странно!.. Вроде бы твое с моим не должно стыковаться, а… вот идет в параллели. Очень боюсь, что эти две линии вот-вот сомкнутся. И все для нас исчезнет. И нас не станет… Недавно включил какую-то нашу русскую кабельную программу, РЕН-ТВ, что ли… А там унылый мужичонка рассказывает о том, что есть Жизнь после Смерти… Нес какой-то бред собачий. С очевидцами, документальными кадрами, фотографиями… Они уже вроде умерли, но еще не до конца. А некоторые уже совсем того… И видят самих себя мертвых - сверху! Я очень внимательно тебя слушаю, Шаяхметыч… Но даже, допустим, что если есть Жизнь после Смерти, то Зойки со мной в той Жизни уже не будет, да? Ну, как же это! Ну, на кой… мне там без нее? Зачем мне такая Жизнь?! Страшно? Страшно безумно! Естественный страх смерти. В моем возрасте это, наверное, с каждым. Сознание того, что все будет происходить без меня… Вот что жутко. Будет заканчиваться ночь и наступать утро… Потом - день. Снова - вечер… И опять ночь, Рафик… Господи, как она, бедная, одна будет разбираться во всех моих бумажках? Рецензиях, набросках, дикторских текстах, каких-то дурацких записях - "авось пригодится"… А сколько никому уже не нужных договоров с радио, телевидением, документальными киностудиями, издательствами… Письма читателей, чиновников - лестные, обидные… Злобные. Глуповато-добрые. Компьютер, забитый моими упражнениями последних лет… Кому это может пригодиться, зачем?.. Ведь за всю жизнь бог знает сколько накопилось! Мне хотя бы еще год… Я бы сообразил, что с этим барахлом делать. Что выкинуть, что оставить… Чтобы Зойке моей не возиться со всем этим дерьмом, не жалеть каждую бумажонку с моим почерком. Они и сейчас-то уже никому не нужны… Господи, о чем я? В конце зимы начнет все таять. Появятся липкие желтовато-зеленые бутончики на кустах и деревьях… Потом листья. Сначала светло-зеленые. Позже потемнеют, запылятся. Крохотные белые цветочки в траве вокруг дома… Все будет как всегда. Только без меня. Я этого уже не увижу… И меня никто не увидит. Только Зойка. Ей, наверное, еще долго будет сниться, что я живой…"
- Ты меня слышишь, Петрович?
- Конечно, Рафик, - тут же откликнулся Теплов и подумал: "Какой ужас! Чудовищная безвкусица… С этими "белыми цветочками в траве"… Как я мог так пошловато и сентиментально? Или мне уже, в конце концов, все простительно?"
- Ну, вот… А потом вдруг стали происходить чудеса! - удивленно проговорил Рафик.
"Чудеса" действительно просто пошли одно за другим!
Чудо номер раз(Оригинал не сохранился, а посему, из-за давности события и сложности формулировок, цитату считать приблизительной…).
"Заключенного отряда № 2 ИТУ общего режима № 91/4 ГУИН МВД СССР, Алимханова Рифката Шаяхметовича, осужденного на основании статьи 87, части 3, на 12 лет лишения свободы, за хорошее поведение, соблюдение дисциплины и постоянное перевыполнение плана порученных ему работ, а также в связи с производственной необходимостью, указанной в докладной записке заместителя начальника колонии по техчасти подполковника Хачикяна Г. С., - РАСКОНВОИРОВАТЬ"
Все, от подлинных хозяев зоны - "воров в законе", с которыми не только "кум", но и сам начальник колонии разговаривал почтительно - до последней "сявки", поймавшей срок по примитивной "хулиганке", посчитали такое решение начальства в отношении Рафика-Кулибина (кликуха пришла вместе с малявой из "строгача") абсолютно справедливым!
Те, кто позволил бы себе в этом усомниться, рисковал уже никогда не проснуться после утренней зычной команды дежурного: "Подъем!!!"
Чудо номер два.В первую же командировку за пятьдесят километров от зоны, в Сольвычегодск, они отправились втроем - подполковник Хачикян Г. С., расконвоированный заключенный Алимханов Р. Ш. и вольнонаемный инженер-поселенец Костюк Теодор Карлович - из высланных немцев Поволжья. И уже на проселке, не доезжая шоссе, подполковник Хачикян Г. С. проявил себя с самой неожиданной стороны.
Ехали они на "ГАЗ-67" по прозвищу "Козел", закрепленном лично за подполковником. А еще этот, продуваемый со всех сторон, военно-легковой автомобиль назывался ХБВ. Полностью - "Хочу Быть Виллисом". Ехали они на склады какого-то "Авто-трактор-снаб-сбыта" за комплектами поршневых колец и баббитовых шатунных вкладышей для двигателя малого бульдозера "434Е", который стоял на приколе уже полгода. Ну некому было перебрать движок! А бульдозер был необходим позарез. И разобраться во всех этих кольцах и вкладышах мог только Рафик-Кулибин. Потому что инженер-поселенец Костюк Теодор Карлович был всего лишь "шестеркой" у подполковника Хачикяна и весьма узким специалистом по санитарно-техническим и водопроводным делам. Умывальники, туалеты, сливные бачки, "титаны" в бараках - вот тут Костюк был как рыба в воде…
Раз в неделю подполковник пользовал жену Костюка - Любку.
Любка Костюк работала в медсанчасти колонии фельдшером. Редкие счастливцы из заключенных, успешно "закосившие" в лазарет, могли по вечерним пятницам слушать, как за стенкой палаты, в приемном покое лазарета, ритмично скрипит и потрескивает топчан, как взрыкивает распаленный Хачикян и как сладостно подвывает и повизгивает Любка.
Тогда в палате на восемь больничных коек начинался бурный коллективный акт рукоблудного самоудовлетворения. Где главной доблестью считалось достижение оргазма одновременно с самим гражданином подполковником!
В эти краткие и могучие секунды рык подполковника Хачикяна перекрывал грохот двигателей землеройных машин и тяжелых бульдозеров на прокладке газопровода, мат конвоя вечерней смены взламывал границы Архангельской области и уже затихал где-то на юге Вологодской…
Инженер-водопроводчик Костюк знал о половом союзе своего патрона с собственной женой и даже, можно сказать, принимал в этих пятничных встречах небольшое, но непосредственное участие. К вечеру пятницы он - человек аккуратный и точный - начинал тревожно поглядывать на часы и молча показывать супруге на циферблат - не опоздай, дескать!
У подполковника же, как он сам говорил, все было повсюду "схвачено". На постройку дачи управляющего "Снаб-сбыта" - этой откровенно жульнической организации - Хачикян отрядил на целый месяц двадцать заключенных с легкими статьями, малыми сроками и мощным конвоем.
Транспорт, размещение и харчи - заказчика. Ну и, само собой разумеется, разная мелочовка - поршневые кольца, шатунные вкладыши.
И еще кое-что. В смысле - не хлебом единым… Такса оговаривалась заранее. Тем более что половина выплаченного шла не кому-нибудь, а самому начальнику колонии полковнику.
Фамилию полковника старый Рифкат Коган-Алимханов сейчас и не помнит. Столько лет!
Водителя своего, младшего сержанта внутренних войск из батальона охраны, Хачикян в такие поездки не брал. Оставлял на территории. Лишний свидетель. За руль посадил Рафика, сказал:
- Давай, Кулибин, поливай…
Рафик проехал километра три по проселку и говорит:
- Сцепление "ведет", гражданин подполковник. Надо бы диск феррадо поменять. А еще лучше - и всю "корзинку". Там такие прижимные лапки есть…
Хачикян повернулся назад, приказал Костюку:
- Запиши, чего брать у них на складе. - Потыкал толстым пальцем в Рафика и добавил: - Вот что он скажет, то и записывай. Понял?