В душе была словно выжженная пустыня – раскаленная и безжизненная. Тишина и умиротворение, разлитое в воздухе, приносили почти что физическое облегчение.
Федор заерзал на скамейке.
– Да кури, кури, – благодушно разрешил Игорь.
Тот с готовностью извлек из кармана папиросы со спичками, сунул в рот беломорину и закурил.
На крыльце снова показалась напряженная Фаина.
– Григорич! – протрубила она, сложив ладони рупором. – Гони в шею этого тунеядца! А то клев пройдет.
Федор аж руками всплеснул, чуть не выронив папиросу.
– Ну не гадюка, а? – изумился он, – Прям Аль Кайда какая-то!
Он смачно сплюнул себе под ноги, но с места не тронулся.
– Я бы на твоем месте поторопился, пока тебе священный джихад не устроили, – посоветовал Игорь.
Федор хмыкнул, всем своим видом демонстрируя независимость от суровой супруги, но, докурив, все же встал и, понурившись, поплелся к дому.
Эта сценка ненадолго отвлекла Олега от невеселых мыслей.
– Как ты? – спросил Игорь, покосившись на него.
– Нормально, – отозвался тот. – Только голова немного кружится.
Они помолчали.
– Расскажи мне про Быка, – попросил Игорь. – Кто это?
Олег поморщился:
– Да я не знаю толком. Урод какой-то, авторитет местный.
– Ты видел его?
– Видел. Один раз.
– Какой он?
Олег пожал плечами:
– Ну… Обыкновенный. Среднего роста. Темные волосы, темные глаза. Старше меня. Я же говорю – обыкновенный. Разве что картавит немного.
Игорь задумался, а потом покачал головой:
– Не помню такого.
Зато Олег помнил его очень хорошо.
Сначала ни о каком Быке речи не шло. Он взял деньги у стройного голубоглазого паренька под расписку, оформленную по всем правилам в присутствии двух свидетелей, под божеские двадцать пять процентов.
– Как в банке, – пошутил паренек.
Однако когда Олег в первый раз просрочил выплату долга, процент вырос до тридцати. Во второй раз до пятидесяти. В третий раз ему устроили встречу с Быком.
– Я видел твою жену. Красивая, – сказал Бык. – И сынок ничего. Здоровенький?
Олег похолодел.
– Слушай внимательно, дважды повторять не буду, – понизил голос Бык. – Найдешь человека, которого зовут Ермаков Игорь Григорьевич, и уберешь его. Покажешь фотографии трупа и могилы, и будем считать, что ты мне ничего не должен.
– Я верну вам деньги, – прохрипел Олег.
– Ты уже обещал это. Дважды, – напомнил Быков. – Так что правила изменились.
Он достал из кармана Олегову расписку и показал ему.
– Я верну тебе эту бумажку через месяц, если сделаешь, о чем говорю. Но если через месяц тот человек не умрет, тогда умрет кто-то другой. Ты догадываешься кто?
– Вы не сделаете этого, – прошептал Олег. – Вы же не зверь!
Быков усмехнулся:
– Не сделаю. Скорей всего. Но ведь бывают разные нехорошие ситуации, после которых человек навсегда остается калекой. Понимаешь, о чем я?
Олег понимал.
– Ты не можешь охранять жену или сына двадцать четыре часа в сутки. Так что рано или поздно с кем-то из них может произойти несчастный случай.
Быков замолчал. Олег смотрел на него и не мог поверить, что все это происходит наяву, а не в страшном сне или в кино.
– Поверь, я не изверг, – сказал Бык после паузы. – И мне совсем не хочется калечить твоего сына. В конце концов, я сам отец. Так что постарайся – у тебя есть целый месяц. И не пытайся меня обдурить – фотошоп [1] тебе не поможет. Кстати, если тебе от этого станет легче, человек, которого ты должен убрать, убил моего брата. Так что это всего лишь акт мщения. Думай об этом, как о справедливом возмездии.
Олег не мог думать об этом вообще. В тот вечер в гараже тестя он впервые в жизни напился до беспамятства и вернулся домой лишь на следующий день, грязный и больной.
Жена не разговаривала с ним неделю, но в конце концов простила, списав срыв на отсутствие нормальной работы и фатальную нехватку денег.
– Только, пожалуйста, не делай так больше, – попросила она. – Мне и так тяжело, а тут еще ты…
У него разрывалось сердце, и он всерьез несколько ночей подряд обдумывал различные варианты самоубийства. Но оставил эту затею, прекрасно понимая, что таким образом всего лишь переложит долг на плечи жены.
Через неделю он знал все о Ермакове Игоре Григорьевиче, бывшем заведующим хирургическим отделением первой горбольницы. Он не знал лишь двух вещей – куда и почему тот уехал.
– Ну, и как ты меня нашел? – поинтересовался Игорь.
– Случайно, – ответил Олег. – У меня как раз отец попал в твою хирургию с прободной язвой. Так что я там задружил с нянечками и медсестрами. И одна из них – полненькая такая, Светлана – сказала мне, что у тебя есть дед в какой-то деревне недалеко от Аникино. Она это знает, потому что у нее самой там родня живет.
– И ты решил прочесать все деревни вокруг Аникино? – усмехнулся доктор.
– Да, – совершенно серьезно отозвался Олег. – Я бы искал тебя, пока не нашел.
Когда он так сказал, у меня по спине пробежал холодок. Я поежился и уронил книгу.
– Что читаешь? – спросил он.
Я поднял с земли потрепанный томик, отряхнул от пыли и показал ему обложку.
– "Омар Хайям. Рубаи", – прочитал Олег. – Понятно. Твое?
– Нет. Деда. Он у меня философом был.
– Профессиональным? – удивился Олег.
Я засмеялся:
– Да нет. По профессии он был ветеринаром. А философом – по духу.
– Ясно. Тут, наверно, только такие и выживают.
Это было очень меткое замечание, так что я не нашелся, что ему ответить.
– А где он сейчас? – спросил Олег.
– Умер. В прошлом году, – ответил я.
– Отчего?
– От старости. Ему было девяносто шесть.
– Не слабо, – отозвался Олег. – А как он умер?
– Во сне – уснул и не проснулся.
Он удовлетворенно кивнул, а я снова поразился тому, насколько легко он говорил о смерти. Никакой неловкости или застенчивости! Я, врач, видел столько смертей, сколько обычному человеку даже представить сложно, и, тем не менее, всякий раз при одной только мысли о небытии испытывал нечто похожее на трепет.
Я понятия не имел, что ждет нас там – за порогом. И отчего на одних лицах застывала спокойная понимающая улыбка, лица других выражали строгость или скорбь, а некоторые лица вообще ничего не выражали.
Что любопытно, я никогда не видел страха на лице умершего. Почему, интересно?
Дед тоже не боялся смерти. Он так устал жить, что даже звал ее, а она все не приходила.
Два года назад он встретил меня как блудного сына – с любовью, пониманием и прощением. Ни о чем не спрашивал, хотя видел, как мне плохо, и не лез с советами. Терпел, когда я неделями не выходил из запоя. И радовался, когда я устал, наконец, пить и завязал с этим бессмысленным и бесполезным занятием.
Мы были родственными душами – он понимал меня, как никто другой. Наверно, так и должно было быть, ведь мы родились в один день, только я на пятьдесят лет позже него. Меня даже назвали в его честь. Впрочем, в нашем роду старших сыновей всегда называли в честь деда.
Мне так его не хватало. Он был молчун – совсем не похож на тех говорливых стариков, что не умолкают ни на минуту, спеша вывалить на тебя каждое свое воспоминание. Раньше я был признателен ему за это. А сейчас жалел, что не успел расспросить его обо всем, что он пережил.
Когда я думал о том, что деду пришлось испытать – война, плен, лагеря (сначала немецкий, потом советский), – мои собственные переживания начинали казаться мне не то чтобы ничтожными, но все же гораздо менее важными чем то, через что прошел он.
Начинало темнеть.
– Может, пойдем, чайку попьем? – предложил я.
Олег пожал плечами:
– Давай, я не против.
Он резко встал, покачнулся и, наверное, упал бы, если б я не подхватил его под руку.
– Эй-эй, – придержал его я. – Ты слишком резвый, парень. Не хватало еще, чтоб ты в обморок прямо тут грохнулся. Мне совсем не улыбается тащить тебя в дом на своем горбу. Так что давай-ка поаккуратней. Ладно?
– Ладно, – смущенно отозвался он и осторожно двинулся к лестнице.
Пока закипала вода в чайнике, я приготовил чашки и достал из буфета печенье и смородиновое варенье от любезной Фаины.
Олег сидел за столом и меланхолично смотрел в окно.
У меня не шли из головы его слова. За два дня, что прошли с той злополучной ночи, я как-то успел подзабыть, для чего здесь этот человек. Я видел перед собой обыкновенного молодого мужчину – здорового, трезвого, вменяемого – и у меня в голове не укладывалось, что он здесь, чтобы убить меня.
Убить меня!
Черт побери, и ведь он пытался это сделать! И то, что у него ничего не вышло, вовсе не гарантировало, что он не попытается еще раз.
– В следующий раз будешь кого-нибудь убивать – не трать время на разговоры, – сказал я, разливая кипяток по кружкам и усаживаясь за стол. – А то получается как в плохом кино: пока злодей произносит речь, вместо того чтобы сразу пришить главного героя, тот под шумок отрывает злодею яйца.
– Учту, – хмыкнул Олег и уткнулся носом в кружку.
Я макал печенье в Фаинино варенье, смотрел на мужчину, сидящего напротив меня, и пытался представить, каково это – убивать человека. Я знал, что такое врачебная ошибка. Я даже знал, что такое халатность. Но осознанное убийство…
– Скажи, что ты чувствовал тогда ночью? – спросил я его.
Олег понял меня.
– Ничего, – ответил он.
Я не поверил ему: